Monday, August 19, 2013

15 Дело генерала Л.Г.Корнилова Том 2

№73
Протокол допроса солдата штаба
1-го кавалерийского корпуса А.К. Цехановича1
11 сентября 1917 г.
Протокол допроса
1917 года сентября 11 дня судебный следователь Петроградского окружного суда по важнейшим делам В. Гудвилович в камере своей допросил нижепоименованного в качестве свидетеля с соблюдением 443 ст. У[става] уголовного] судопроизводства], и допрашиваемый показал:
Антон Клементьевич Цеханович, 32 лет, солдат штаба I кавалерийского корпуса, из кр[естьян] Минской губ. Новогрудского уезда Новомышской волости], римско-католического вероисповедания, не судился, живу постоянно при штабе корпуса в действующей армии, а временно в Петрограде — Моховая ул., дом № 3.
У князя Долгорукова, который ныне состоит командиром I кавалерийского корпуса, я еще до войны служил камердинером. Взят я был на действительную военную службу при первой же мобилизации, пробыл в строю около года, но затем по болезни был эвакуирован в Петроград. После поправки я был зачислен в запасный батальон л[ейб]-гв[ардии] Преображенского полка и назначен в вестовые к прапорщику Муравьеву; но в это время как раз нужен был вестовой и генералу кн. Долгорукову, а потому он и устроил мой перевод в третью Донскую казачью дивизию, которою он в то время командовал, и я был назначен к нему в вестовые. В августе месяце сего года, так как наш корпус стоял в Финляндии, то и генерал Долгоруков, как командир корпуса, тоже находился в Финляндии, за Выборгом, в гор. Лахти. Оттуда его 24 или 25 августа вызвали в Могилев, в Ставку; кто именно вызывал и для какой надобности, я не знаю. Он тогда же отправился туда и, по обыкновению, взял меня с собою. В Могилев мы прибыли 26 августа, я остался с вещами на станции, а кн. Долгоруков уехал в город, в Ставку; часа три или четыре спустя он вернулся на железнодорожную станцию на автомобиле, велел мне перенести на этот автомобиль вещи, после чего мы с ним и поехали по дороге на Оршу, откуда можно было следовать дальше по железной дороге. Кроме кн. Долгорукова, меня и двух шоферов с нами был еще адъютант князя, прапорщик Петелин". Но в Орше мы узнали, что поезда на Петроград не идут, почему именно, в точности было не известно, слухи были о том, что будто бы железная дорога где-то недалеко от Петрограда разрушена. Поэтому часа через два вернулись в Могилев, куда и прибыли часу в двенадцатом ночи; кн. Долгоруков отправился в Ставку, а я остался на автомобиле. Затем кн. Долгоруков приказал отвезти себя на станцию, где и расположился на ночлег в штабном вагоне. Однако часу в пятом или шестом утра мы опять на том самом автомобиле выехали из Могилева на Псков. Одновременно с нами в том же направлении из Могилева ехал другой автомобиль, на котором находился полковник Генерального штаба и какие-то"1 другие
I Протокол допроса военным судьей Петроградского военно-окружного суда Опацким солдата штаба 1-го кавалерийского корпуса А.К. Цехановича по делу А.Н. Долгорукова от 1 сентября 1917 г. см. документ № 79 — т. 2.
II В документе фамилия написана неверно: «Петерин»
III Частица «то» вписана чернилами.
398
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
офицеры, фамилий их я не знаю. В Псков приехали вечером; расположились ночевать в штабном вагоне. В Пскове генерал заходил в штаб Северного фронта и был там несколько часов. На следующий день, часу во втором, мы с кн. Долгоруковым поехали на том же автомобиле дальше, по направлению на Юрьев. На этот раз адъютанта с нами не было, так как он остался в Могилеве. Вечером приехали в Юрьев, ночевали там в какой-то гостинице. В Юрьеве только переночевали и часов в шесть утра на следующий день поехали дальше по направлению на Ревель. В Юрьеве ни с кем из военных Долгоруков не виделся; сейчас же по приезде туда он1 пообедал, после чего лег спать. В Ревель мы приехали часу в шестом вечера. При въезде в город нам навстречу попался какой-то флотский офицер, которого кн. Долгоруков остановил и спросил, как пройти к командующему флотом. Офицер встал на подножку автомобиля и указал дорогу к судну «Кречет». Генерал вышел из автомобиля и направился на это судно, а я остался на автомобиле. Через некоторое время ко мне подошли какие-то матросы и стали меня расспрашивать, кто такой тот генерал, с которым я приехал. Я объяснил, кто такой кн. Долгоруков. Тогда они мне сказали, что он уже арестован. На следующее утро меня перевели на то же судно, на котором находился кн. Долгоруков, и нас повезли в Петроград. По какой причине был арестован кн. Долгоруков, мне неизвестно. Приехали мы в Ревель потому, что оттуда ген. кн. Долгоруков имел в виду переправиться по морю в Гельсингфорс к своему корпусу.
ЦЕХАНОВИЧ Судебный следователь ГУДВИЛОВИЧ
ГА РФ.Ф. 1780. On. 1. Д.29. Л. 156-156 об. Подлинник. Машинопись; Д.4. Л.79-79 об. Заверенная копия. Машинопись.
№74
Протокол допроса начальника радиоотделения Уссурийской конной дивизии П.М. Черкеза
7 сентября 1917 г.
Протокол допроса
1917 года сентября 7-го дня судебный следователь Петроградского окружного суда по важнейшим делам В. Гудвилович, в камере своей, допросил нижепоименованного в качестве свидетеля, с соблюдением 443 ст. У[става] уголовного] судопроизводства], и допрашиваемый показал:
Петр Михайлович Черкез, 28 лет, подпоручик, начальник радиоотделения Уссурийской конной дивизии, православный.
Наша дивизия находилась на Юго-Западном фронте, откуда 17 августа сего года была перевезена в район Великих Лук, куда мы и прибыли 22 августа, причем никто не знал, куда, собственно, и для чего нас перевозят, — как это вообще бывает при стратегических перебросках войск. 26 августа утром была получена телеграмма от командира 3-го конного корпуса о том, что во исполнение приказания главнокомандующего Северным фронтом дивизии приказывается немедленно погрузиться на станции Великие Луки и следовать через Псков на Нарву. Дальнейший маршрут будет указан по прибытии. 27 августа мы погрузились в Великих Луках и через станции Ново-Сокольники и Идрицу поехали
1  Слово «ои» вписано в строку чернилами.
РАЗДЕЛ II
399
через Псков на Нарву. Мы предполагали1 сначала, что нас везут против немецкого десанта. До 28 августа никаких сведений о конфликте между Временным правительством и генералом Корниловым у нас не было. 28-го числа, вечером, на станции Березка, под Псковом, начальником дивизии было получено три телеграммы, которые я сам видел, так как начальник дивизии генерал Губин показывал эти телеграммы офицерам; первая телеграмма была от главнокомандующего Северным фронтом, следующего содержания приблизительно: «Во исполнение приказания главковерха приказываю во что бы то ни стало продвигаться вперед на Гатчину, применяя, если понадобится, силу оружия; если пути будут разобраны или взорваны, то выгружаться и экстренным порядком двигаться в Гатчину». Вторая телеграмма была от генерала Корнилова, в которой говорилось, что некоторые представители Временного правительства, поддавшись влиянию большевистской партии Совета солдатских и рабочих депутатов, вошли в контакт с германским генеральным штабом, вследствие чего11 произошло падение Риги; поэтому генерал Корнилов призывает всех русских людей сплотиться для зашиты отечества. Третья телеграмма содержала воззвание генерала Корнилова о том, что он клянется довести Россию до Учредительного собрания, что он имеет в виду спасение России и пр.
Среди офицеров начались волнения, так как у многих, в том числе и у меня, подозрение в том, что некоторые члены Временного правительства виновны в падении Риги, пользовалось доверием. Словом, телеграмма Корнилова по приказанию начальника дивизии была объявлена солдатам, так как начальник дивизии находил, что от солдат ничего не следует скрывать. Я был дежурным офицером по эшелону, и начальник штаба приказал мне прочитать телеграмму Корнилова солдатам, что и было мною исполнено, причем после прочтения телеграммы я сказал солдатам, что если действительно окажется, что некоторые члены Временного правительства продали наши планы немцам, то все мы должны стать на защиту Родины.
Затем мы двинулись дальше, а с утра 29 августа стали замечать, что нам мешают продвигаться вперед, с впереди лежащих станций нам телеграфировали, что там все забито эшелонами. Эшелон, в котором я следовал, был третьим или четвертым. Почему нам мешают продвигаться вперед, никто еще определенно не знал, ходили разные слухи, между прочим, о том, что началось восстание большевиков. Поэтому начальник дивизии приказал выставить на паровозах пулеметы и продвигаться вперед без путевок, т.е. без получения извещения от впереди лежащей станции о том, что путь свободен. Таким образом, нам удалось продвинуться до Ямбурга, куда1" мы и прибыли в тот же день, т.е. 29 августа днем. Здесь нами было получено воззвание от Временного правительства о том, что генерал Корнилов замыслил государственный переворот и потому смещен, и воззвание от Совета солдатских и рабочих депутатов гор. Нарвы о том же самом, а именно, что Корнилов — изменник делу революции и что он замышляет контрреволюцию. Начальник дивизии немедленно приказал прекратить всякое движение, и были посланы депутации в Совет солдатских и рабочих депутатов и в Совет казачьих войск. Среди солдат началось сильное брожение, которые обвиняли офицерский состав в том, что все офицерство знало о готовящейся «контрреволюции» и скрыло это от солдат. Вечером в тот день у нас собрался полковой комитет; я подошел к группе солдат, причем кто-то из
I Здесь и далее в документе части слов, выделенные курсивом, вписаны чернилами.
II Слово «чего* вписано над строкой.
III Далее зачеркнуто: «и».
400
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
них сказал мне, что известие о падении Риги есть провокация со стороны Корнилова, который хочет очернить солдата для того, чтобы доказать, что ему нельзя давать такой широкой свободы, и, основываясь на этом, вводить репрессивные меры по отношению к солдатам. Я, будучи вообще нервным, и еще более под влиянием последних событий, сказал, что говорить так может только провокатор, а слушают и верят подобным речам бараны. После этого я ушел. Утром мне сообщили, что общее собрание солдат штаба дивизии требует меня для объяснений. Когда я явился, то солдаты начали в очень возбужденном тоне предъявлять мне разные обвинения, между прочим, и в «контрреволюционности», основываясь на моих словах, сказанных мною при чтении телеграммы Корнилова. Слова эти приведены мною выше.
Когда атмосфера достаточно сгустилась, кто-то из солдат крикнул: «Да что с ним разговаривать? Убрать его!» Все было бросились на меня с кулаками, но мне, удалось тогда успокоить их, и они дали мне возможность уйти. Спустя полчаса прибыла делегация из Петрограда, причем мне было указано ехать в Петроград, в штаб округа для объяснений по вопросу о том, почему я читал воззвание генерала Корнилова. Когда я прибыл в штаб округа, ко мне вышел какой-то офицер и сказал мне, что я арестован. Меня отвезли в комендантское управление, где я нахожусь по сие время. Что же касается чтения воззвания генерала Корнилова, то читал я его, как я уже указал, во исполнение прямого приказа начальника штаба дивизии подполковника Дементьева, который потом входил в состав посланной к министру-председателю Керенскому депутации1.
Исправлено: «предполагали», «скрыло», приписано: «чего», «то».
Подпоручик ЧЕРКЕЗ Судебный следователь ГУДВИЛОВИЧ
ГА РФ.Ф. 1780. On. 1. Д. 29. Л. 112-113. Подлинник. Машинопись; Д. 4. Л. 70-71. Заверенная копия. Машинопись.
Дело командира 1-го кавалерийского корпуса А.Н. Долгорукова146
№75
Показание командира 1-го кавалерийского корпуса А.Н. Долгорукова, данное военному судье Петроградского военно-окружного суда Опацкому
1 сентября 1917 г.
Протокол №Зп
1917 года сентября 1 дня в Петрограде на миноносце «Меткий» производящий расследование по делу генерал-лейтенанта кн. Долгорукова военный судья Петроградского военно-окружного суда, полковник Опацкий, производит допрос нижепоименованного в качестве подследственного.
I Далее текст вписан чернилами.
II Протоколы пронумерованы военным судьей Петроградского военно-окружного суда Опац-ким, который вел следствие по делу А.Н. Долгорукова.
РАЗДЕЛ II
401
Я, Александр Николаевич, князь Долгоруков. 44 лет, генерал-лейтенант, командир 1-го кавалерийского корпуса, православный, под судом не был. Штаб корпуса в г. Лахти. Квартира в Петрограде по Моховой ул., 3.
По делу показываю и пишу собственноручно.
Приехал в Ставку Верх[овного] главнокомандующего ген. Корнилова по телеграмме ген. Романовского147. Телеграмму получил в г. Лахти 25 авг[уста] в 4 ч. дня. Приехал с прапорщиком] Петелиным 510-го п[ехотного] п[олка]1 и денщиком Цехановичем. В Штабе видел Верховного] гл[авнокомандующего], который мне сказал, что имел в виду со мною переговорить, но что с сегодняшнего утра обстановка вся изменилась, и кратко передал обстановку; разговор продолжался не более 5 м[инут], так как он очень торопился. С г. Лукомским мне не пришлось совсем говорить, <лишь на лестнице поздоровался^1. Я немедленно же отправился на автомобиле в Оршу в надежде догнать поезд, но поезда не было. Я пообедал на станции и вернулся в Могилев в Штаб, где узнал, что поезда на завтрашний день может не быть, а что ночью пойдет 2 автомобиля с тремя офицерами, четырьмя шоферами и двумя солдатами. В одном — казак-ударник, из-за багажа оставалось 2 места; я взял Цехановича, а прапорщику Петелину сказал, чтобы111 он14, ехалv поездом или пристроился к какому-нибудь другому автомобилю. В Пскове я был в штабе фронта у главнокомандующего] Клембовского и ввиду того, что ж[елезные] дороги41 на Северный] фронт не шли, просил задержать 14-ую дивизию в Финляндии, чтобы ей не быть остановленной в вагонах411 в Петрограде или быть вынужденной выгружаться, что мотало бы людей и лошадей. Дивизия должна была грузиться 29 августа, т.е. на следующий день, следовательно, нужно было спешить. Фронт снесся со Ставкою и ночью должен был послать телеграмму. Рано поутру я должен был выехать, но починка оси задержала4111 до 12 часов дня 29 авг[уста]. Из фронта кап[итаном] I р[анга] Альтерфатером1Х по моей просьбе с разрешения гл[авно]ком[андующего] была послана ком[андующему] Балт[ийским] флотом телеграмма, которая при делех. Благодаря скверным дорогам мы приехали в Юрьев поздно вечером 29-го и заночевали. В авт[омобиле] был казак-ударник Цеханович, я и солд[ат] Поддубный, штаба 1-го кав[алерийского] корпуса], которого мы встретили на вокзале Пскова. В Юрьеве я оставил казака-ударника, дабы не было с ним историй. Приехал в Ревель 30-го в 5 ч. дня и был арестован.
Ген.-лейт[енант] кн. ДОЛГОРУКОВ
1917-1/IX
Вписано: 1) на 13 лин[ии] слово «510 п.п.»; 2) на 2 стр. во второй строке вписано «лишь на лестнице поздоровался»; 3) на 12 стр[оке] зачеркнуто слово
I Текст «510 п[ехотного] п[олка]» вписан над строкой.
II Текст, заключенный в угловые скобки, вписан над строкой.
III Слог «бы» вписан над строкой. 14 Далее зачеркнуто слово «пусть».
v Слово «ехал» написано поверх слова «едет».
vl Далее зачеркнуто: «в».
411 Текст «в вагонах» вписан над строкой.
vm Слово «оси задержала» вписано над строкой.
к Здесь и далее в тексте фамилия указана ошибочно: «Аытфатер».
х Телеграмма в деле 29 (Ф. 1780) не обнаружена.
402
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
«пусть»; 4) на 7 строке вставлено: «оси задержала»; 5) исправлена фамилия «Альтфатером».
Кн. ДОЛГОРУКОВ Производящий расследование полковник ОПАЦКИЙ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 29. Л. 135 об. - 137 об. Автограф.
№76
Показание командира 1-го кавалерийского корпуса А.Н. Долгорукова, данное военному судье Петроградского военно-окружного суда Опацкому
4 сентября 1917 г.
Протокол № 6
1917 года сентября 4 дня в Петрограде, в помещении Петропавловской крепости, военный судья Петроградского военно-окружного суда полковник Опацкий дополнительно опрашивал нижепоименованного командира 1-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта князя Долгорукова.
Я, генерал-лейтенант Александр Николаевич кн. Долгоруков, дополнительно показываю и пишу собственноручно.
В момент выезда из г. Лахти ко мне пришли полк. Жайворонков, командир стрелкового полка 14-ой кав[алерийской] див[изии] и старший полк.1 (Мит. Гусар, п". 14-го находящийся в стрел[ковом] полку) и доложили, что полк готов идти на позицию и исполнить свой долг, но что в полку есть, тем не менее, брожение на почве разговоровш, что солдаты говорят, что 14-ую кав[алерийс-кую] див[изию] все время мотают и она исполняет все, а 106-ая наотрез отказывается и ее не трогают. То же и другие части. На основании этого заявления я и обещал узнать, можно ли™ (но не хлопотать) оставить 14-ую к[авалерийскую] див[изию], если она не нужна немедленно к перевозке.
К предыдущему моему показанию имею добавить, что, уезжая из Ставки, я спросил г[енерала] Лукомского, который был на телеграфе, были ли какие-нибудь распоряжения Ставки относительно отправки 14-ой кав[алерийской] ди-в[изии] на фронт, на что он мне ответил: «Какие могут быть распоряжения, никто наших не передает». Разговор продолжался 2 минуты, и я с ним больше v не говорил, так как он пошел к аппарату; от военных агентов в Ставке я слыхал о конфликте Корнилова с Временным правительством, но официально не знал, что должно произойти из всего. На вопрос, в чем заключалась краткая передача г[енералом] Корниловым41 обстановки, могу объяснить, что он мне объяснил приезд д[октора] Львова как провокацию для его увольнения, из его коротких и торопливых слов я понял, что г. Керенский предложил ему диктатуру, а потом сказал, что это было требование г[енерала] Корнилова. Даль-
I Так в тексте.
II Так в тексте. Сокращения не разобраны.
III Слово «разговоров» вписано над строкой. w Слова «можно ли» вписаны над строкой. v Слово «больше» вписано над строкой.
п Слова «г. Корниловым» вписаны над строкой.
РАЗДЕЛ II
403
нейшего я не просил его разъяснять. В штабе Сев[ерного] фронта я снова возбудил вопрос о 14-ой кав[алерийской] див[изии], так как думал, что его там разрешат самостоятельно, но положение было в штабе настолько неясное вследствие отказа г. Клембовского1 от должности Верховного] главнокомандующего], что я пошел к Юзу и спросил через штаб-офицера у ген. Лукомского, может ли 14-ая див[изия] задержать свою погрузку. На это получил согласие и передал его генералу Лукирскому, ген.-кв[артирмейстеру] Сев[ерного] фронта. Мотивировал я свое желание тем, что Петроград отрезан от Сев[ерного] фронта. И в Петрограде может получиться с дивизиею полная неразбериха, так как положение политическое не выяснено, и она попала бы в Петроград без определенного назначения. Тогда как, оставив ее на месте на 3-4 дня, можно было бы ее сразу направить на определенную цель приказанием фронта. Если же ее посадить и потом, ввиду непропуска, вернуть, то получится мотание".
На вопрос, откуда у меня оказалась копия телеграммы ген. Корнилова, разъясняю: уезжая из Пскова, я вступил на подъезде штаба фронта в Пскове в беседу с офицером-поручиком в адъютантской форме, и он мне дал"1 ее прочесть. Я ему сказал: «Я ее не читал раньше, что очень интересно; дайте ее мне, я сейчас уезжаю». Он мне ее дал. Насколько я узнал потом, эта телеграмма циркулировала повсюду и была в газетах. Полковника Лебедева я не знал до 26 авг[уста], в вагоне штабном он ехал во 2-ом классе, а я в вагоне 1-го класса (вагон rnixteIV). В вагоне почти не разговаривали, он мне помог получить место в отделении] ген. Смирнова, так как в отделении, куда поставили мои веши, было 5 пассажиров]. Вечером, когда я вернулся в Штаб Ставки из Орши, он мне встретился и сказал, что у него в автомобилях 2 места свободные. Сперва он ехал в открытом, а я в закрытом автомобиле, а потом пересели они в закрытый. С ним мы беседовали мало, так как оба дремали. Но, хотя я его встретил в Ставке фронта и сказал ему, что остаюсь до утра, и устроился в вагоне поезда Штаба, он мне сказал, что думает ехать в Петроград, но не знаю, поехал ли он туда. Он мне сказал при этом, что открытый автомобиль остается в Пскове. Так как я думал, что он попадет в Петроград, то я просил его заехать на Моховую, 3, сказать жене моей, что я надеюсь приехать в корпус, но не знаю, как мне это удастся, и чтобы она не беспокоилась. Не знаю, исполнил ли он мое поручение. На следующее утро я разыскал автомобиль и решил поехать на Ревель. Автомобиль починили только к 12 ч. дня. О событиях полк. Лебедев не распространялся.
Вписано между строк: «разговоров», «можно», «больше», «г[енералом] Корниловым».
Зачеркнуто: «копия», «мне», «г[енерала] Клембовского».
Ген.-лейт[енант] князь ДОЛГОРУКОВ Производящий расследование полковник ОПАЦКИЙ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 29. Л. 146-149. Автограф.
I Слова «г. Клембовского» вписаны над строкой.
II Далее зачеркнуто: «Копия».
III Далее зачеркнуто: «мне». w Смешанный (фр.).
404
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА, ТОМ II
№77
Протокол допроса командира
1-го кавалерийского корпуса А.Н. Долгорукова™
12 сентября 1917 г.
Протокол допроса
1917 года сентября 12 дня судебный следователь по важнейшим делам Гудвило-вич в Петропавловской крепости допросил нижепоименованного в качестве свидетеля с соблюдением 443 ст. У[става] уголовного] судопроизводства], и допрашиваемый показал:
Кн[язь] Александр Николаевич Долгоруков, 44 лет, генерал-лейтенант, командир 1-го кавалерийского корпуса, православный, не судился, постоянное место жительства в действующей армии, а в Петрограде — Моховая ул., 3.
До последнего времени корпус, которым я командую, стоял в Финляндии, причем штаб корпуса находился в гор. Лахти.
В состав этого корпуса входят 14-ая кавалерийская дивизия и 5-ая Кавказская казачья дивизия. 25 августа в гор. Лахти я получил из Ставки Верховного главнокомандующего телеграмму за подписью генерала Романовского о том, чтобы немедленно выехать в Ставку. Вызов этот для меня был совершенно неожиданным; в ту же ночь я выехал из Лахти в Ставку через Петроград вместе с прапорщиком Петелиным и моим денщиком Цехановичем. В Могилев мы приехали 27 августа днем; я1 отправился в Ставку, но не был принят Верховным главнокомандующим и стал дожидаться приема, который и последовал часов около шести дня или в пять. Приняв меня, генерал Корнилов беседовал со мною не более пяти минут, он очень торопился, причем так и не сказал мне точно, для чего, собственно, он меня вызывал. Я мог понять только, что он предполагал назначить меня в Москву, кажется на должность" какую-то тыловую, но прибавил, что обстановка совершенно изменилась, что у него с Керенским вышло столкновение, причем я мог понять это как министерский кризис, но никак не открытие военных действий против Петрограда. Я выразился в том смысле, что я не хотел бы занимать тыловых должностей, но если будет на то приказание Верховного главнокомандующего, то я буду принужден его исполнить. На том свидание наше с Корниловым и окончилось. Общее впечатление мое было таково, что все уладится благополучно и каких-либо резких форм конфликт между Корниловым и Керенским не примет по примеру того, как это уже было, кажется, 12 августа. С генералом Лукомским виделся только мельком, спросил его, какие распоряжения будут даны 14-ой кавалерийской дивизии, которую предполагалось 29 августа передвинуть из Финляндии на Северный фронт, на что Лукомский мне ответил, что никаких распоряжений не будет и что он очень торопится. Вернее, я спросил Лукомского, не было ли сделано каких-либо распоряжений относительно названной дивизии, на что он и ответил отрицательно. Он шел как раз в то время на телеграфный аппарат. В тот же день на автомобиле я поехал в Оршу, надеясь попасть на поезд, но поезда не оказалось, так как я опоздал; тогда я пообедал на станции и вернулся в Могилев, в Штаб, где узнал, что на завтрашний день поезда может и не быть, а что ночью пойдут два автомобиля с тремя офицерами, двумя солдатами и четырьмя шоферами на Псков. Так как в этих автомобилях оставалось два
Слово «я» вписано чернилами. Далее зачеркнуто: «главноко».
РАЗДЕЛ II
405
свободных места, то я взял с собою Цехановича и решил ехать вместе с этими офицерами до Пскова, рассчитывая попасть оттуда как-нибудь дальше в Финляндию. Прапорщику же Петелину я сказал, чтобы он или возвращался по железной дороге, или пристроился бы к какому-либо другому автомобилю. Из Могилева мы выехали рано утром 28 августа, оказалось, что мой попутчик — полковник Лебедев, с которым я перед тем встретился в вагоне поезда 26 августа, когда ехал из Петрограда в Могилев. Сперва мы ехали на разных автомобилях, а потом на одном. В Псков приехали вечером того же числа; здесь я зашел в штаб Северного фронта, так как в то время 14-ая дивизия должна была перевозиться в 12-ую армию, то есть к Риге, а между тем, по имевшимся в то время сведениям, железнодорожный путь под Петроградом был испорчен, и дивизия не могла быть перевезена беспрепятственно, то я и попросил сделать распоряжение из штаба Северного фронта о том, чтобы задержать погрузку дивизии до тех пор, пока представится возможность беспрепятственно ее перевезти. Вызывалось это, между прочим, тем, что в дивизии уже было неудовольствие по поводу мотания, причем заявляли, что, тогда как другие воинские части стоят на месте, эту дивизию все время перевозят с места на место. Об этом говорил, между прочим, командир стрелкового полка 14-ой кавалерийской дивизии полковник Жайворонков и старший полковник того же полка, фамилии которого я не помню. По этому поводу я сам переговорил по прямому проводу с Лукомским и, получив его согласие на то, чтобы подождать с отправкой названной дивизии, передал об этом в штаб Северного фронта1 для" дальнейших по этому поводу распоряжений. Последовали ли со стороны Штаба какие-либо распоряжения относительно вышеупомянутого, мне в точности не известно. Из Пскова, по моей просьбе, стоящий в распоряжении штаба Северного фронта капитан 1-го ранга Альтерфатер дал, от имени главнокомандующего или начальника штаба, телеграмму командующему Балтийским флотом о том, чтобы меня перевезли из Ревеля в Гельсингфорс морем; в Ревель я должен был приехать 30 августа. Такой путь я избрал потому, что сообщение с Петроградом в то время было прервано, в точности не было известно даже, что там, на путях к Петрограду, происходит; а я торопился к своему корпусу и такой путь на Ревель-Гельсингфорс был наиболее близкий. Из Пскова я должен был выехать рано утром 29 августа, но вследствие починки автомобиля выезд состоялся только в 12 часов дня. Благодаря скверным дорогам в Юрьев мы приехали только поздно вечером 29 августа, где и заночевали. В автомобиле111 были со мною казак-ударник, которому было приказано следовать с автомобилем, Цеханович и солдат Поддубный, которого я встретил в Пскове, он был послан за картами. Этого казака-ударника я оставил в Юрьеве, так как в Ревеле матросы могли бы учинить над ним какие-либо насилия. Из Юрьева мы выехали утром 30 августа, а часа в три или в четыре приехали в Ревель, прямо на судно «Кречет», где я™ был арестован, по какому поводу — мне не известно. Таким образомv, никаких указаний относительно действий против Петрограда или против Временного правительства я ни от кого не получал. По поводу приобщенной к расследованию военного судьи полковника Опацкого записки41 я объясняю, что она
1 Слово «фронта» вписано над строкой.
п Далее зачеркнуто: «для».
111 Далее зачеркнуто: «со мною».
w Слово «я» вписано чернилами.
v Далее зачеркнуто: «я».
VI Записку А.Н. Долгорукова см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 29. Л. 141.
406
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА, ТОМ II
была составлена мною 16 августа и заключает расквартирование моих частей в Тельсингфорсе1 по поводу недопущения самочинного созыва сейма; номера телефонов моего начальника штаба генерала Чеснокова в гор. Гельсингфорсе".
Зачеркнуто «главноко», «для», «со мною», «я». Надписано: «фронта». Исправлено: «я», «Гельсингфорсе».
Генерал-лейтенант князь ДОЛГОРУКОВ Судебный следователь В. ГУДВИЛОВИЧ Товарищ прокурора Судебной палаты ПОВОЛОЦКИЙ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 29 Л. 157-158 об. Подлинник. Машинопись; Д. 4. Л. 92-93 об. Заверенная копия.
№78
Протокол допроса штаб-офицера для делопроизводства и поручений Управления генерал-квартирмейстера при Верховном главнокомандующем Д.А. Лебедева
4 сентября 1917 г.
Протокол допроса № 7
1917 года, сентября 4 дня в Петрограде в помещении 1-го комендантского управления военный судья Петроградского военно-окружного суда полковник Опацкий производил опрос нижепоименованного в качестве свидетеля.
Я, полковник Генерального штаба Дмитрий Антонович Лебедев, 33 лет от роду, православный, под судом не был, генерал-лейтенанту Долгорукову посторонний. По делу показываю и пишу собственноручно.
В первый раз видел князя Долгорукова года два тому назад в армии, когда"1 его дивизия входила в состав 24-го арм[ейского] корпуса, где я служил. Затем я встретился с князем Долгоруковым в поезде, который шел в Могилев, и здесь от него узнал, что он вызван в Ставку. Так как я получил спешное указание выехать из Могилева в отряд генерала Крымова и в том же направлении должен был ехать кн. Долгоруков, то мы условились ехать вместе. Выехали из Могилева на двух автомобилях в ночь на 28 августа и ехали по шоссе через Витебск — Невель на Псков. Из разговоров с князем Долгоруковым я узнал, что он едет в Финляндию к своему корпусу. В Пскове мы расстались. Князь Долгоруков мне сказал, что он предполагает выехать в Финляндию через Финский залив, и просил меня, если я буду в Петрограде, зайти к его жене и передать, что он уехал в Финляндию к своему корпусу. Был ли посвящен ген. кн. Долгоруков в планы выступления генерала Корнилова и должен ли был играть какую-нибудь роль, мне не известно.
Зачеркнуто: «он входи...»
Генерального штаба полковник ЛЕБЕДЕВ Производящий расследование военный судья полковник ОПАЦКИЙ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 29. Л. 149 об. - 150. Автограф.
Часть слова «Гельсингфорсе», выделенная курсивом, вписана чернилами. Далее текст вписан чернилами. Далее зачеркнуто: «он входи...».
РАЗДЕЛ II
407
№79
Протокол допроса военным судьей Петроградского военно-окружного суда Опацким матроса, члена ЦК Балтфлота В. Г. Машкевича, матроса Балтфлота В.В. Василысова, шофера автомобильной команды Штаба главковерха С.М. Кропачова, ординарца штаба 1-го кавалерийского корпуса П.В. Поддубного, рядового штаба 1-го кавалерийского корпуса А.К. Цехановича
1 сентября 1917 г.
Протокол № 1
1917 года сентября 1 дня в Петрограде на миноносце «Меткий» военный судья Петроградского военно-окружного суда полковник Опацкий производил на основании распоряжения начальника Главного в[оенно]-судного управления (сн[ошение] председателя суда 1 сентября с.г. за № 1838х) расследование по делу о генерал-лейтенанте11 кн. Долгорукове, причем допрошенные лица показали.
1) Я, Василий Гервасиевич Машкевич. 22 лет, матрос, член Центрального комитета Балтийского флота, вероисповедания — ш, под судом не был, с генералом Долгоруковым в особых отношениях не состою.
По делу показываю. 29 августа с.г., находясь на м[иноно]с[це] «Кречет» комиссаром при штабе командующего флотом при проверке получаемых и отправляемых юзограмм™, я прочитал юзограмму комиссара Онипко к Керенскому за № 5683 следующего содержания: «Сегодня получил юзотелеграмму: «Ревель, командующему флотом. Прошу оказать содействие генералу кн. Долгорукову, имеющему прибыть [в] Ревель 30 августа, перейти морем в Гельсингфорс. 28/VHI— 17 г. Вахрушев». Прошу указания, как поступить».
В ответ на эту юзограмму было получено от Керенского приказание арестовать генерала Долгорукова по его прибытии в Ревель. Комиссаром Онипко было поручено мне наблюдение за поездами, с которыми мог приехать генерал Долгоруков, и дано распоряжение арестовать его по прибытии. Но названный генерал приехал не поездом, а в автомобиле и был арестован самим комиссаром Онипко.
Член ЦК Б[алтийского] ф[лота] В. МАШКЕВИЧ
2) Я, Василий Василиевич Васильков. 30 лет от роду, матрос Балтийского флота с[удна] «Кречет», член крестьянского совета, православный, под судом не был, генералу кн. Долгорукову посторонний.
По настоящему делу показываю. После арестования ген. Долгорукова комиссаром Онипко я сопровождал арестованного с «Кречета» на миноносец «Меткий». Причину ареста названного генерала я не знал; но я знал, что он приехал на автомобиле из Ставки. Этого не отрицал сам генерал Долгоруков, но говорил, что автомобиль и шоферы были им наняты; в действительности же у шоферов оказались командировочные документы. Кроме того, шоферы говорили, что они уезжали последней группой командированных автомобилей. Ранее их
1 Отношение председателя Петроградского военно-окружного суда № 1838 от 1 сентября 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 29. Л. 128.
"  В тексте ошибочно указано: «генерал-майоре».
111 После слова «вероисповедания» поставлен прочерк.
17 Здесь и далее в документе написано ошибочно: «изограмм».
408
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
были командированы автомобили по разным направлениям из Ставки. Когда я предложил генералу Долгорукову разоружиться, то он заявил, что револьвера у него нет, а шашку он с раздражения выбросил за борт. Будучи на миноносце, генерал Долгоруков несколько раз просил револьвер, чтобы застрелиться.
Василий ВАСИЛЬКОВ
3) Я, Семен Михайлович Кропачов. 26 лет, автомобильной команды Штаба Верховного главнокомандующего шофер, православный, под судом не был, с генералом Долгоруковым в особых отношениях не состою. По делу показываю:
27 августа, по наряду, я возил генерала Долгорукова из Могилева в Оршу, на жел[езно]дор[ожн]ую станцию. Но мы опоздали на поезд и вернулись в Могилев. В 2 часа ночи с 27-го на 28-е число я получил новый наряд в дальнюю поездку, и около семи часов утра мы выехали двумя автомобилями на Псков. Генерал Долгоруков и полковник Лебедев ехали не на моей машине, на моей же машине ехал вестовой генерала и его вещи. К Пскову рессоры в моей машине постепенно поломались, и я должен был задержаться для починки, часов [до] шестнадцати. 29-го утром на мою машину сел генерал Долгоруков с вестовым и неизвестным мне солдатом, и мы поехали в Ревель. Выехали туда во второй половине дня, остановились у судна «Кречет», и генерал отправился к командующему флотом, а вестовой и солдат остались со мной. Потом оказалось, что генерал был арестован.
С. КРОПАЧОВ
4) Я, Петр Владимирович Поддубный. 25 лет, ординарец штаба 1-го кавалерийского корпуса, православный, под судом не был, с генералом Долгоруковым в особых отношениях не состою.
По делу показываю. 24 августа я был отправлен из Лахти во Псков за картами и получил таковые 28-го числа. На вокзале я узнал, что железнодорожного сообщения с Петроградом нет, а 29-го числа я встретил вестового генерала кн. Долгорукова, от которого узнал, что он с генералом едут на автомобилях. Немного времени спустя я увидел самого генерала, который, узнав, что я командирован за картами, взял меня с собой в автомобиль. Мы поехали через Юрьев, где ночевали, в Ревель и приехали туда в 5-6 часов вечера. По пути, в самом городе, мы встретили флотского офицера, который по просьбе генерала указал, где находится командующий флотом — на судне «Кречет», до которого сам нас сопровождал в автомобиле. Генерал с офицером ушли на судно, а мы остались ожидать около корабля «Петр Великий». Не более как через полчаса генерал был арестован, а также были задержаны и все мы. До Юрьева нас сопровождал какой-то казак, но затем, ввиду плохой дороги, был оставлен.
Петр ПОДДУБНЫЙ
5) Я, Антон Клементьевич Цеханович1. 32 лет, штаба I кавалерийского корпуса рядовой, римско-католического вероисповедания, под судом не был, с генералом Долгоруковым в особых отношениях не состою. По делу показываю.
1 Протокол допроса в Петроградском окружном суде А.К. Цехановича от 11 сентября см. документ № 73 — т. 2.
РАЗДЕЛ II
409
Я около года, после призыва по мобилизации, пробыл в строю и затем по болезни был эвакуирован в Петроград. Генерал Долгоруков знал меня еще до поступления на службу, я у него служил около полугода, и взял к себе вестовым, в каковой должности я нахожусь при нем второй год. 24—25 августа генерала вызвали в Ставку, кто именно вызвал его, я не знаю. Он поехал туда и, как всегда, взял меня с собой. В Могилеве, на железнодорожной станции, я остался с вещами, а генерал уехал в Ставку; затем вернулся на автомобиле, велел уложить вещи, и мы поехали в Оршу, откуда дальше можно было сесть на поезд. Но в Орше мы узнали, что поезда на Петроград не идут, вернулись в Могилев и через несколько часов уехали в автомобиле на Псков, Юрьев и Ревель, откуда генерал, по его словам, имел в виду просить пароход до Гельсингфорса, чтобы попасть домой в Лахти. Ночевали мы во Пскове и в Юрьеве. Во Пскове в штабном вагоне, а в Юрьеве в какой-то гостинице. Во Пскове генерал заходил в штаб фронта и был там несколько часов. В Юрьеве же, в гостинице и в ресторане, я не видел, чтобы генерал встречался с кем-либо из военных. При въезде в Ревель нам навстречу попался незнакомый флотский офицер, которого генерал Долгоруков остановил и спросил, как проехать к командующему флотом. Офицер встал на подножку автомобиля и указал дорогу к судну «Кречет». Генерал с офицером вышел из автомобиля и направился к командующему флотом, а я остался при автомобиле. Не более чем через полчаса я узнал, что генерала арестовали. Причину ареста не знаю.
ЦЕХАНОВИЧ
Военный судья, производящий расследование, полковник ОПАЦКИЙ ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 29. Л. 129-134. Подлинник. Рукопись.
Дело полковника Генерального штаба Д.А. Лебедева149 №80
Из протокола допроса военнослужащих автомобильной команды при Штабе главковерха: шофера Ф.И. Штежберга, солдата Л.М. Чувадзе; ст. унтер-офицера 1-го кирасирского полка Я.И. Крупетна: 5-го Оренбургского казачьего полка ст. урядника Г.М. Варавина, хорунжего И.И. Степаненкова. сотника Г.М. Гурьева
1 сентября 1917 г
Протокол допроса
1917 года, сентября 1-го дня, Судебный следователь Петроградского Окружного суда по важнейшим делам Гудвилович, в камере своей, допросил нижепоименованных свидетелей с соблюдением 443 ст. У[става] уголовного] судопроизводства], и допрашиваемый показал:
[...]'
3). Яков Иванов[ич] Крупенин, 33 лет, старший унтер-офицер 1-го кирасирского полка (Кричевские казармы, Новгородской губ.), родом Лужского уезда, Лубенской вол., дер. Брянска, православный, грамотный, не судился.
1  Опущены показания Ф.И. Штейнберга, Л.М. Чувадзе.
410
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Состою членом Новгородского губернского Исполнительного комитета Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
28 августа, находясь в Петрограде, я узнал о движении на Петроград войск генерала Корнилова, имеющего целью свержение Временного правительства. В тот же день, осведомившись о настроениях Петроградского гарнизона и Совета рабочих и солдатских депутатов, я выехал в Новгородскую губернию для мобилизования там сил на предмет поддержания Временного правительства и недопущения дальнейшего наступления войск Корнилова на Петроград. 29 августа Новгородским губернским комитетом я был назначен комиссаром в 175-й запасный пехотный полк, стоящий в селе Медведь. Вечером состоялись заседания полкового Совета и Совета офицеров, на которых и состоялись решения о недопущении корниловцев на Петроград. Часов около десяти вечера подпоручиком Гусевым в названном селе был задержан автомобиль, на котором ехало трое офицеров и один казак. Они были доставлены в Исполнительный комитет полка, куда и я тоже был позван. Оказалось, что один из этих офицеров полковник Лебедев из Ставки Верховного главнокомандующего, на мои расспросы, как они оказались в селе Медведь, он ответил, что по дороге из Луги в Псков. Когда же сказал, что дорога эта вовсе не проходит через село Медведь и что он, Лебедев, вероятно, объезжал войска генерала Корнилова по поручению последнего, то Лебедев ответил: «Да, я исполнял поручение генерала Корнилова», но какое именно поручение, подробно не указал. С другими офицерами, которые были задержаны вместе с Лебедевым на автомобиле, я не разговаривал. Представляю Вам: 1) дознание, произведенное по поводу задержания Лебедева1 и др. с автомобилем; 2) принадлежащий Лебедеву чемодан с разными его вещами; 3) отобранные у Лебедева и других бывших с ним офицеров документы и планы11; 4) принадлежащие Лебедеву деньги: две тысячи шестьдесят два рубля 40 коп. (Представлены перечисленные предметы, документы и деньги.) Всего было отобрано у Лебедева 2087 руб. 40 коп., из коих 25 рублей израсходовано им в дороге. Добавляю еще, что Лебедев сказал мне, что на станции Передольской ему нужно было ссадить с автомобиля какого-то офицера, фамилию которого он отказался назвать.
Яков КРУПЕНИН Судебный следователь ГУДВИЛОВИЧ Товарищ прокурора Судебн[ой] палаты Л. ПОВОЛОЦКИЙ
[...]"'
5) Иван Иванович Степаненков, 29 лет, хорунжий 5-го Оренбургского казачьего полка, православный, не судился, на вопросы показываю:
В последнее время наш полк стоял при 20-м корпусе, между Сморгонью и Вилейкой, в дер. Гануте. В двадцатых числах августа я и еще три офицера и 14 казаков нашего полка были командированы в Ставку Верховного главнокомандующего, причем командир полка полковник Панов сказал, что на нас будет возложено ответственное поручение, а именно рекогносцировка Балтийского побережья. В Могилев мы прибыли 24 августа. 27 августа день прошел в Моги-
1 Протокол дознания по поводу задержания полковника Д.А. Лебедева см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 29. Л. 29-31 об.
" Протокол осмотра вещей и документов Д.А. Лебедева и Г.М. Гурьева см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 29. Л. 41-44 об.
111 Далее опущены показания Г.М. Варавина.
РАЗДЕЛ II
411
леве тревожно: ожидали почему-то выступления большевиков, но ничего особенного не состоялось. В ночь на понедельник, 28 августа, меня разбудил казак, который и передал мне приказание прибыть к 4 час. утра в «Тульскую» гостиницу, т.к. я назначен сопровождать полковника1 Лебедева в его поездке. Кроме меня назначен был для того же сотник Гурьев и два казака.
В пять часов утра подали два автомобиля. Перед тем по поручению полковника Лебедева сотник Гурьев съездил на станцию, где в поезде главнокомандующего проживал генерал кн. Долгоруков, для предупреждения последнего, что за ним заедет автомобиль. Лебедев объяснил, что мы поедем в Псков, в штаб Северного фронта, а может быть, и дальше. Цели поездки не объяснял. Таким образом, мы и поехали, сначала на станцию, забрали там Долгорукова и отправились по дороге на Псков, куда и прибыли вечером. Лебедев отправился в штаб, я туда не ходил, а ужинал в какой-то столовой, не помню названия улицы. Здесь, в Пскове, из вечерних газет я узнал, что Корнилов отрешен от должности Верховного главнокомандующего, причем ему предписывалось сдать должность генералу Клембовскому. Вечером в ту же столовую явились Гурьев и Лебедев, после ужина мы пошли к штабу, в самое помещение которого, однако, не входили, там нас дожидался автомобиль, и мы поехали дальше. Лебедев говорил, что мы едем в Лугу, где, по его словам, будет расквартирован 3-ий кавалерийский корпус, и ему нужно к командиру этого корпуса. На какой предмет там будет расквартирован этот корпус, разговора не было. Из Пскова мы выехали часов около 11 вечера, а в Лугу прибыли часа в четыре утра, причем были встречены двумя казаками, которые нам сказали, что они поставлены здесь по распоряжению генерала Крымова для того, чтобы проводить нас в штаб корпуса. Последний оказался в деревне Стрешнево, верстах в 15-20 от Луги. Приехали мы туда на рассвете. Лебедева проводили к генералу Крымову, а меня и Гурьева дежурный офицер повел к себе, и мы у него легли спать. Проспали до часа дня. Затем обедали в помещении штаба, разговоров о цели пребывания кавалерийского корпуса под Лугой и о направлении его движения не было. Беседовал с некоторыми из казаков нашего же войска, которые говорили, что их гонят в Петроград, где происходит восстание большевиков, взрывы заводов и т.п., и что необходимо охранять ото всего этого Петроград. С офицерами мне не приходилось вести бесед.
В тот же день мы выехали из Луги, причем Лебедев говорил, что поедет обратно в Псков, но не по прежней дороге, а по другой дороге, с которой можно свернуть на Новгородское шоссе. Из Стрешнева мы захватили с собой одного офицера, которого и довезли до станции Передольской. К вечеру мы приехали в село Медведь, где были остановлены и задержаны. Таким образом, настоящая цель поездки Лебедева мне не была известна.
Иван СТЕПАНЕНКОВ Судебный следователь ГУДВИЛОВИЧ Товарищ прокурора Судебн[ой] палаты Л. ПОВОЛОЦКИЙ
ГА РФ.Ф. 1780. On. 1. Д.29. Л. 22, 23 об.-24, 25-25 об. Подлинник. Машинопись; Д. 4. Л. 19, 20 об. — 21, 22-22 об. Копия. Машинопись.
I В тексте ошибочно указано: «подполковника».
II Далее опущено показание Г.М. Гурьева
412
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
№81
Протокол допроса штаб-офицера для делопроизводства и поручений при Управлении генерал-квартирмейстера при Верховном главнокомандующем Д.А. Лебедева150
2 сентября 1917 г.
Протокол допроса обвиняемого
1917 года сентября 2 дня судебный следователь Петроградского окружного суда по важнейшим делам В. Гудвилович в камере своей допросил поименованного в качестве обвиняемого с соблюдением 403 ст. у [става]^[головного] судопроизводства]151, и допрашиваемый показал:
Вопросы Ответы
1) Имя, отчество и фамилия Дмитрий Антонович Лебедев
2) Возраст 33 лет
3) Место рождения и крещения г. Царицын Саратовской губернии]
4) Место приписки (город или село) из дворян Саратовской губернии]
5) Постоянное место жительства (или временное пребывание) По месту службы - в Могилеве
6) Рождение (брачное или внебрачное) Брачное
7) Звание (состояние, сословие, чин, где служит, имеет ли знаки отличия и какие) Полковник генерального штаба; имею орден Анны 4-ой ст., Станислава и Анны 3-ей ст. и 2-ой ст. и Георгия 4-ой ст.
8) Народность, племя и религия Русский, православный
9) Какое получил образование Окончил Михайловское артиллерийское училище и Николаевскую военную академию
10) Семейное положение Холост
11) Занятие или ремесло Штаб-офицер для делопроизводства и поручений при Управлении генерал-квартирмейстера при в[ерховном] главнокомандующем]
12) Степень имущественного обеспечения Недвижимого имущества не имею
13) Особые приметы Не имею
14) Отношения к потерпевшему от преступления
15) Был ли на призыве и когда подлежит призыву на действительную службу Состою на военной службе
16) Был ли под судом. Не состоит ли под следствием по другим делам Не судился, под следствием не был и не нахожусь
РАЗДЕЛ 11
413
В предъявляемом мне обвинении меня в том, что я в августе сего года, состоя в Штабе Верховного главнокомандующего генерала Корнилова в должности штаб-офицера для делопроизводства и поручений при Управлении генерал-квартирмейстера, по предварительному на то соглашению и в соучастии с другими лицами принимал участие в насильственном посягательстве на изменение существующего государственного строя в России, на смещение органов верховной в государстве власти, каковое мое участие выразилось в поездке, между прочим, в двадцатых числах августа из Ставки во Псков и Лугу, в штаб двинутого для занятия Петрограда конного корпуса генерала Крымова, для передачи ему соответствующих распоряжений и сведений по исполнению возложенной на названный корпус задачи, т.е. в преступлении, предусмотренном 511 и 100 ст. Уголовного] улож[ения], я виновным себя, да, признаю.
Вечером 27 августа генерал Корнилов дал мне поручение отправиться на розыски командира 3-го конного корпуса генерала Крымова для того, чтобы передать ему распоряжение о сосредоточении корпуса и направлении его в район Петрограда. Предполагалось занять Петроград неожиданно именно силами этого корпуса. Начало движения частей этого корпуса по направлению к Петрограду относится", насколько мне известно, еще к половине августа сего года. Раньше же корпус этот стоял отчасти на Румынском, отчасти на Юго-Западном фронте. Состоял корпус из трех дивизий — Уссурийской (4 казачьих или, вернее, конных полка), 1-ой Донской дивизии (3 Донских казачьих полка и один Оренбургский) и Туземной кавказской 'дивизии, которая состояла из шести полков малого состава. По направлению к Петрограду части этого корпуса двигались разными путями — по Виндаво-Рыбинской жел[езной] дор[оге] через Псков на Лугу. Часть же, ввиду железнодорожной путаницы, а может быть, противоречивых распоряжений, пошла на Нарву. При каждой из перечисленных дивизий было от двух до трех батарей артиллерии. Положение получалось неудобное именно ввиду такой разбросанности частей корпуса, —- надо было предпринять что-нибудь для того, чтобы поскорей соединить силы и восстановить связь этого корпуса со Ставкой, так как связь эта была потеряна. Между прочим, мне поручено было установить, каким порядком будет поддерживаться связь штаба корпуса со Ставкой.
Из Могилева я выехал на автомобиле рано утром 28 августа в сопровождении двух казачьих офицеров, казака-урядника; на другом автомобиле вместе с нами ехал в Псков генерал князь Долгоруков. Что касается казачьих офицеров, меня сопровождавших, сотника Гурьева и хорунжего Степаненкова, то они представляли собой просто мой конвой, никакого особого поручения им дано не было, и в цели и подробности моей командировки я их не посвящал. Не зная точно, где находится генерал Крымов, и предполагая, что он должен быть где-нибудь между Псковом и Гатчиной или в Пскове, где можно было навести об этом точную справку, я прежде всего и поехал в Псков, куда мы прибыли 28 августа вечером. От штабных офицеров во Пскове я узнал, что генерал Крымов поехал на Лугу и в то время мог находиться где-либо за Лугой. Настроение в Пскове было какое-то неопределенное, там получались распоряжения из Могилева и из Петрограда, и, в конце концов, там сами не знали, кого именно слушаться. Будучи во Пскове, я имел разговор по прямому проводу с несколькими лицами из Ставки. Из Пскова в тот же вечер я поехал дальше на розыски генерала Крымова, по направлению к Луге. Около Луги меня встретил пост, выставлен-
I Цифра исправлена. Первоначально было: «41».
II Слово «относится» впечатано над зачеркнутым: «началось».
414
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
ный Крымовым, который и указал, где находится его штаб, а именно в деревне Стрешнево, верстах в семи или в десяти от Луги. В деревню эту мы прибыли под утро 29 августа, где и оказался весь штаб с генералом Крымовым. Я передал Крымову распоряжение ген. Корнилова о движении на Петроград, на что Крымов ответил, что он фактически лишен возможности исполнить это распоряжение, так как у него корпуса нет — последний находится на железных дорогах, где-то высаживается, так что первым делом надо собрать и сосредоточить его силы; в тот момент у ген. Крымова было не более 8 сотен Донской дивизии. Далее ген. Крымов объяснил мне, что помимо того, что корпус еще не собран, положение в том районе вообще изменилось в том смысле, что неожиданного захвата Петрограда нельзя было уже сделать как потому, что о движении на Петроград было уже повсюду известно, железные дороги повреждены, и можно двигаться к Петрограду только походным порядком, так что некоторым частям придется проделать 200-300 верст; затем, со стороны Петрограда были уже выставлены войска, так что без столкновения с последними войти в Петроград было уже невозможно, а надо было продвигаться с боем. Независимо от всего этого были получены сведения о том, что между правительством и Могилевом происходят переговоры, а при таких обстоятельствах Крымов не мог взять на себя ответственность открытия военных действий на путях к Петрограду. Поэтому Крымов, со своей стороны, просил меня направиться во Псков выяснить позицию главнокомандующего Северного фронта152, получить от него ориентировку и по возможности переговорить по прямому проводу со Ставкой и получить оттуда указания. В то же время я должен был ориентировать Ставку о том, в каком положении находится корпус генерала Крымова. Ввиду этого я выехал из штаба генерала Крымова часов в пять в тот же день, причем меня просили подвезти до линии железной дороги одного офицера, фамилии которого назвать не желаю, которому дано было поручение разыскать по линии железной дороги части Туземной дивизии и передать им распоряжение о сосредоточении в определенном месте. Высадив этого офицера у станции Передольская, я повернул по дороге в сторону, где можно достигнуть шоссе Новгород — Псков. По пути приходилось нам проезжать через село Медведь, куда мы прибыли поздно вечером. Там нас и задержали. Штатское платье при мне было потому, что я предполагал возможность посещения Петрограда, если бы все обошлось так, как предполагалось. К возложенному на меня поручению это, во всяком случае, никакого отношения не имеет. О смещении генерала Корнилова мне стало известно из телеграммы Керенского, разосланной по России, еще в Ставке, перед отъездом, 27-го числа. Но раз Корнилов фактически не ушел, еще не сдал должности, — я считал, что мой долг, как военнослужащего, исполнять его распоряжения1.
Зачеркнуто: «началось» и надписано «относится».
Полковник ЛЕБЕДЕВ Судебный следователь ГУДВИЛОВИЧ Товарищ прокурора ПОВОЛОЦКИЙ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 29. Л. 49-50 об. Подлинник. Машинопись; Д. 4. Л. 24-25 об. Заверенная копия. Машинопись.
Далее текст вписан чернилами.
РАЗДЕЛ II
415
№82
Протокол допроса штаб-офицера для делопроизводства и поручений Управления генерал-квартирмейстера при Верховном главнокомандующем Д.А. Лебедева
9 сентября 1917 г.
Протокол допроса
1917 года сентября 9 дня судебный следователь Петроградского окружного суда по важнейшим делам В. Тудвилович в камере своей допросил дополнительно нижепоименованного в качестве обвиняемого с соблюдением 403 и следующих] статей У[става] уголовного] судопроизводства], и допрашиваемый показал:
Дмитрий Антонович Лебедев:
С февраля сего года я состоял в Ставке Верховного главнокомандующего в должности штаб-офицера для делопроизводства и поручений при Управлении генерал-квартирмейстера, причем, в частности, находясь в оперативном отделении, я ведал Румынским фронтом. С самого начала разрухи в армии Ставка Верховного главнокомандующего явилась тем центром, куда ежедневно поступали сведения, касающиеся этой разрухи, в виде ли разгрома той или иной нашей воинской части или самовольного оставления частями позиций, убийств и арестов офицеров, неисполнения боевых приказаний и т.п. Ежедневно получались телеграммы от лиц командного состава о невозможности при создавшихся условиях управлять войсками; кроме того, через Ставку проходила масса лиц офицерского состава — либо уволенных солдатскими организациями, либо бежавших от самосудов, часто уже после различных истязаний или оскорблений и т.д., наконец, офицерские составы отдельных частей присылали заявления о невозможности продолжать службу при создавшемся положении. Все это создавало1 напряженное состояние, тревожную атмосферу в Ставке, где значение развала армии и тыла понималось особенно ясно, благодаря чему нельзя было не прийти к заключению, что для того, чтобы выйти из такого положения, необходимы какие-либо решительные меры, и именно на Ставку и возлагались надежды, что оттуда, наконец, будет предпринято что-нибудь, что сможет остановить развал армии и тыла. Эти надежды выражались как устно, так и письменно. Между прочим, результатом этого настроения явилась организация Офицерского союза. Ставкою был созван в апреле съезд офицеров для организации всех офицеров в общий союз. Таким образом возник Союз офицеров армии и флота, который своею основною целью имел предотвращение развала армии и офицерского корпуса и поднятие боеспособности армии. В июле сего года произошли события в Тарнополе и Калуше, которые наглядно показали, в каком положении находится армия при отсутствии каких бы то ни было реальных мер к ее оздоровлению. Когда после того пост Верховного главнокомандующего был предложен генералу Корнилову, им были указаны те меры водворения порядка и дисциплины в армии, принятием которых со стороны правительства он обусловил занятие поста главнокомандующего. Это выступление генерала Корнилова повело к тому, что имя его приобрело широкую известность в армии, причем офицерский состав смотрел на него как на человека, который выведет, наконец, армию из состояния хаоса и разрухи на путь порядка и дисциплины. Правительство обещало генералу Корнилову проведение в жизнь пред-
1 Далее зачеркнуто: «в Ставке».
416
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
ложенных им мер, однако он вступил в главнокомандование еще до осуществления намеченного им плана, и так как правительство выполнило лишь часть требований генерала Корнилова и то только по отношению к фронту, то отсюда в дальнейшем произошли трения между ген. Корниловым и правительством, так как было совершенно ясно, что разруха в армии питается таковою же разрухою тыла, вследствие чего невозможно бороться с разрухой армии, оставляя в стороне тыл. Это и было тою почвою, на которой зрел конфликт, причем состав Ставки был всецело на стороне Корнилова, благодаря вышеприведенным обстоятельствам. Настроение обострилось особенно перед Государственным совещанием, которое состоялось в Москве в половине минувшего августа, причем доходили сведения о том, что Корнилов либо будет смещен, либо даже арестован в Москве; с другой стороны, последовали резолюции казаков о несменяемости Верховного главнокомандующего, которая была поддержана Союзом Георгиевских кавалеров и Союзом офицеров, о чем и были посланы телеграммы правительству. Одним из мотивов подобного рода1 резолюции было, между прочим, то, что непрерывная смена высших начальствующих лиц вносила полную разруху в работу верховного командования. Московское совещание ничего не дало в смысле водворения порядка в армии; наоборот, отношения Корнилова с правительством, по-видимому, обострились. После этого начались переговоры между Корниловым и правительством, причем Корнилов настаивал на введении строгих мер в тылу, а правительство не решалось принять предложение Корнилова целиком и, по-видимому, искало выхода из возможности прийти к какому-нибудь компромиссному соглашению. Такое у меня, по крайней мере, получилось впечатление, так как я сам не принимал участия в переговорах. Знаю, что в этих переговорах принимали участие комиссар Филоненко и Савинков, относительно которых известно, что они до последнего времени поддерживали программу Корнилова настолько, что доклад Корнилова о мерах, необходимых на фронте и в тылу, был составлен Савинковым и Филоненко и подписан Корниловым. К этому времени в Ставке (с начала августа) начали сосредоточиваться сообщения в разведывательном отделении о подготовке германцами операции на Рижском направлении. Таким образом, меры, предлагаемые генералом Корниловым, приобрели характер особой срочности. Одновременно с тем по распоряжению из Ставки начали перевозить в северном направлении 3-ий кавалерийский корпус, находившийся перед тем на юге Юго-Западного фронта; к этому корпусу была присоединена Туземная дивизия (Кавказская). Сделано это было потому, что до последнего времени казачьи и Туземная дивизия находились в состоянии наибольшего порядка. Командиром этого корпуса был генерал Крымов. Корпус этот должен был сосредоточиться в районе железнодорожного узла Дно — Невель — Великие Луки; более ничего определенного известно не было. Предполагалось, что" корпус, в состав которого входило также по две батареи артиллерии при каждой дивизии, переправляется в указанное место в связи с назревавшими событиями на Рижском фронте, где мог произойти прорыв нашего фронта, а также ввиду ходивших в то время упорных слухов о возможности нового выступления большевиков в Петрограде, резни, беспорядков, взрывов заводов и т.п. В случае таких событий корпус легко мог бы быть двинут в Петроград из указанного района. Оговариваюсь, что это только наши предположения, определенного же тогда ничего известно не было. От 20 до 26 августа меня в Ставке не было, так как я в указан-
I Слово «рода» вписано над строкой.
II Далее зачеркнуто: «дивизия».
РАЗДЕЛ II
417
ное время находился в Петрограде, где имел свидание с приезжавшей из Перми моею матерью. Поэтому я не знаю подробно, что в эти дни происходило в Ставке. Вернулся я в Ставку днем 27 августа; узнал о назревающем между генералом Корниловым и Временным правительством конфликте, что Корнилов непрерывно ведет переговоры с Временным правительством и что возможно его смещение. Ввиду приведенной резолюции о признании Корнилова несменяемым возник вопрос о его поддержке. Почти все офицеры в Ставке состояли членами Офицерского союза, и поддержку Корнилова следует понимать именно как новую резолюцию или обращенное к правительству требование с напоминанием о признании Корнилова несменяемым. Ничего определенного по этому вопросу достигнуто не было. Тогда же я узнал и сущность предъявленных генералом Корниловым к Временному правительству требований, а именно о том, что всю власть он, Корнилов, берет на себя. Было это им сделано в ответ на телеграмму, данную из Петрограда по линиям железных дорог, о его смещении и о неисполнении его распоряжений. Корнилов вечером 27 августа в моем присутствии заявил, что с ним учинили провокацию, что он берет всю власть на себя и делает приказание корпусу Крымова двигаться на Петроград. Так как1 с Крымовым связи не было по телеграфу и никто в точности даже не знал, где он в тот момент находился, то необходимо было поехать кому-либо лично и передать ему это распоряжение Корнилова. Выполнить это приказано было мне начальником Штаба генералом Лукомским, мне", тогда же, в присутствии самого Корнилова. Выбор пал на меня потому, что я был в то время свободен в том смысле, что мне, как только что вернувшемуся в Ставку, не нужно было сдавать никаких дел и вообще должности, а дело было ночью и притом спешное. В пятом часу утра 28 августа я и выехал из Могилева на розыски генерала Крымова, на автомобиле, о чем я уже давал показание при моем первом допросе. Лично я полагал, что правительство в конце концов согласится на все требования генерала Корнилова, так как оно частями, постепенно принимало его требования. Данное мне поручение сводилось к следующему: разыскать Крымова, передать ему распоряжение занять своим корпусом Петроград. О том, что Крымов должен делать по занятии Петрограда, — мне никаких указаний дано не было. Очевидно, Крымову самому было известно, что он должен делать в Петрограде. Сущность моей беседы с Крымовым сводилась к следующему: во-первых, он мне заявил, что корпус его не сосредоточен, и что он сам не знает, где находятся части его войск, и что приказание о занятии Петрограда он не может выполнить, пока не узнает, где находятся части его корпуса, и пока он их не соберет; во-вторых, по словам Крымова, против него выставлены Временным правительством войска и разные агитаторы, которые призывают казаков не идти на Петроград111, поэтому он, Крымов, в целях избежания столкновений с Луж-ским гарнизоном, который находится в весьма нервном состоянии, умышленно не занял со своими 800 казаками Луги, а остановился в верстах 15 от нее, разослал повсюду разъезды для сбора частей корпуса и подтягивания их к тем местам железной дороги, где путь разрушен. От этих мест Крымов предполагал двигаться дальше походным порядком. Не имея, по его словам, никаких на сей предмет инструкций, а именно по вопросу о том, как поступать в случае необходимости разыграть настоящий бой на путях к Петрограду с выдвинутым на защиту подступов к последнему гарнизоном, Крымов просил меня ориентиро-
I Слово «как» вписано над строкой.
II Слово «мне» вписано в строку.
III Слово «Петроград» вписано над зачеркнутым: «казаков».
418
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
вать Ставку о том, что на путях к Петрограду стоят уже крупные части; а во-вторых, что его корпус может быть собран только через несколько дней; и в-третьих, что среди конных дивизий идет агитация в пользу непродвижения к Петрограду. Обо всем этом я имел в виду передать в Ставку из Пскова по аппарату, для чего и выехал от Крымова днем 29 августа. Карта у меня была только одна с пометами красным карандашом153. Пометы эти были сделаны мною у Крымова, были обозначены наиболее вероятные пункты сосредоточения всех этих растянувшихся по железным дорогам частей корпуса. По поводу телеграфной ленты, которая была у меня отобрана при задержании, объясн<е«мя дам при следующем допросе, который, ввиду позднего времени, прошу отложить.
Зачеркнуто: «в Ставке», «дивизия», «казаков». Надписано: «рода», «как», «мне», «Петроград». Исправлено: «объяснения».
Полковник ЛЕБЕДЕВ Судебный следователь ГУДВИЛОВИЧ Товарищ прокурора Судебной] пал[аты] ПОВОЛОЦКИЙ>1
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 29. Л. 119-121. Подлинник. Машинопись. Д. 4. Л. 74-76. Заверенная копия. Машинопись.
№83
Протокол допроса штаб-офицера для делопроизводства и поручений Управления генерал-квартирмейстера при Верховном главнокомандующем Д.А. Лебедева
11 сентября 1917 г.
Протокол допроса
1917 года сентября 11 дня судебный следователь Петроградского окружного суда по важнейшим делам В. Гудвилович в камере своей допросил нижепоименованного обвиняемого, с соблюдением 403 и следующих] ст. У[става] уголовного] судопроизводства], и допрашиваемый показал:
Дмитрий Антонович Лебедев, дополнительно:
Перед самым моим отъездом из Ставки генерала Крымова были заготовлены предписания о подчинении генералу трех воинских частей, одною из которых был Ревельский ударный батальон, находившийся в то время где-то на марше между Ревелем и Петроградом; другою — Корниловскому ударному полку, который стоял в Могилеве, а третьей воинской части я не помню. Это была какая-то мелкая пехотная часть. Ввиду спешности выезда моего из Могилева я эти три предписания забыл там, а потому по прибытии во Псков отправился на телеграф и по прямому проводу в Ставку просил мне передать эти предписания в качестве телеграмм. Этих телеграмм я, однако, во Пскове не дождался и выехал дальше, не получив их. Затем, будучи во Пскове и узнав, что там не выполняется приказание генерала Корнилова о том, чтобы к передаче по телеграфу принимались только его, Корнилова, распоряжения, я передал об этом в Ставку для доклада генерал-квартирмейстеру Романовскому. Эту связь Пскова с Петроградом я и имел в виду, указывая, что необходимо эту связь прекра-
Текст, заключенный в угловые скобки, вписан чернилами.
РАЗДЕЛ II_4j_»
Зачеркнуто «нужно».
Полковник ЛЕБЕДЕВ Судебный следователь ГУДВИЛОВИЧ
ГА РФ.Ф. 1780. On. 1. Д.29 Л. 122-122 об. Подлинник. Машинопись. Д.4. 80-80 об. Заверенная копия. Машинопись.
I Далее зачеркнуто: «нужно».
II Далее текст написан чернилами.
тить. В Пскове были получены сведения о том, что 42-ой корпус, стоящий в Финляндии, принял сторону не Корнилова, а Временного правительства, об этом я тоже сообщил в Ставку. Убедившись в том, что связи с Крымовым нет даже у Пскова, откуда можно было бы для него сноситься со Ставкой, я решил1, что нужно действовать самостоятельно, не ожидая указаний из Ставки, так как связи с ней не будет, а в зависимости от обстановки. Из дальнейших сведений, сообщенных мне в разговоре моим собеседником, по-видимому, полковником Прониным154, видно, что имевшиеся сведения о передвижениях частей корпуса генерала Крымова не соответствовали действительности. Наконец, насколько я мог удостовериться во Пскове, положение на Северном фронте было неопределенное; события застигли штаб Северного фронта врасплох, так что там сами не знали хорошенько, что именно произошло и какой линии им держаться. Ленту этого разговора я взял с собою, так как в ней, до известной степени, заключалась для меня ориентировка. Начало разговора оторвалось, очевидно, случайно, разговор начался именно по поводу вышеупомянутых предписаний. Относительно генерала князя Долгорукова, который состоит командиром 1-го конного корпуса, расположенного в Финляндии, могу сказать только то, что как раз в то время он должен был ехать в Финляндию к своему корпусу через Псков; узнав, что и я туда еду, мы решили ехать одновременно, что представляло и практические удобства в том смысле, что при дальних поездках всегда существует риск поломки автомобиля или чего-либо подобного, так что ехать с попутчиком гораздо удобнее и безопаснее. Таким образом, мы с кн. Долгоруковым одновременно и выехали на двух автомобилях из Могилева и одновременно же доехали до Пскова, где кн. Долгоруков остался, а я поехал дальше. Больше я про кн. Долгорукова ничего не знаю, и иного отношения к моей поездке он не имел. В каком направлении предполагалось использовать в Петрограде тех офицеров, которых посылали сюда из Ставки под предлогом изучения новых бомбометов и т.п., я не осведомлен11.
РАЗДЕЛ III. МОСКОВСКИЙ ОКРУЖНОЙ СУД
№84
Протокол допроса свидетеля Д.Б. Гисена
30 августа 1917 г.
Протокол
1917 г. августа 30-го дня судебный следователь Московского окружного суда по особо важным делам в камере своей допрашивал с соблюдением] 443 ст. Уст[ава] уголовного] судопроизводства] нижепоименованного в качестве свидетеля, и он показал:
Давид Борисович Гисен, сын присяжного поверенного, 17 лет, иудейского вероисповедания, грамотный, не судился, живу в доме 18, кв. 6, по Б[ольшому] Харитоновскому1 переулку, 1-го участка Яузской части.
Мой отец Борис Ефремович Гисен живет постоянно в Могилевской губ., 4-го сего августа я поехал к нему гостить и пробыл там до вчерашнего дня. Сегодня утром я приехал в Москву и, будучи знаком с прокурором Судебной палаты Алексеем Федоровичем Стаалем, решил сообщить ему все, что я знаю, о событиях, разыгравшихся в Могилеве. Теперь я Вам покажу все то, чему я был свидетелем-очевидцем.
Должен сказать, что до 28 августа в Могилеве все было спокойно и о никаких11 столкновениях Корнилова с Временным правительством не было слышно. А в тот день по городу стали циркулировать различные о том слухи. Утром в тот день по городу были расклеены объявления генерала Корнилова по линиям железных дорог от 28 августа № 658 ш, экземпляр17 которого я Вам при сем представляю. В то же время по рукам жителей ходил отпечатанный частным образом экземпляр телеграммы Керенского, также по линиям железных дорог, от 27 августа № 4153v, который мною был списан и который теперь представляю Вам.
В тот же день в четыре часа на площади города (бывшая Губернаторская) собрались войска: 1-ый ударный отряд корниловцев, часть георгиевцев, казаки и части Дикой дивизии. Генерал Корнилов обратился к ним с речью приблизительно такого содержания: «Товарищи солдаты и офицеры! Когда началась революция, то все думали, что Россия возвеличится и станет великой страной. Теперь же, спустя полгода, мы видим, что русский солдат, который был лучше
I Так в тексте. Правильно: «Харитоньевскому».
II Так в тексте.
III Дата указана ошибочно. Обращение генерала Корнилова «По линиям железных дорог» № 658 от 27 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 10.
14 Слово «экземпляр» вписано над зачеркнутым: «номер».
v Телеграмма Керенского № 4153 от 27 августа 1917 г. см.: Там же. Д. 27. Л. 10 об.
РАЗДЕЛ III
421
всех солдат в мире, стал трусом. Русские пороховые заводы, которые снабжали армию, теперь взлетают на воздух, как в Казани, где погиб миллион снарядов и двенадцать тысяч пулеметов. Все это происходит потому, что у нас нет твердой власти, а Временное правительство действует под влиянием тех темных элементов, в карманах которых звенят немецкие деньги. Я сам присутствовал при разложении армии, когда1 командовал 8-ой армией. Моя армия не поддалась вражескому натиску, и я был назначен главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта. Это я настаивал на введении смертной казни, так как считал ее исключительно необходимой для восстановления дисциплины в армии. Затем я был назначен Верховным главнокомандующим. Я несколько раз предлагал Временному правительству и говорил об этом на Московском совещании, что необходимы еще экстренные и решительные меры, иначе враг будет в Риге. Меня не послушались, и так и случилось. Если и теперь эти меры не будут приняты, то через несколько недель враг будет у ворот Петрограда, а через два-три месяца в Москве. Для принятия этих мер я несколько раз вызывал к себе в Ставку Временное правительство, но оно ко мне не приехало, а прибыл лишь посланец министра-председателя член Государственной Думы. Он выслушал меня и уехал в Петроград, где должен был снова передать Временному правительству мое приглашение. На следующий день я получил телеграмму от Керенского, что мои предложения приняты, а еще через день я получил от него приказ сдать должность Верховного главнокомандующего.
Я сын казака-крестьянина. На своих же руках я видел мозоли, и возвращения к старому я не желаю. Но я считаю, что сейчас, когда родина находится в смертельной опасности, невозможна смена командного состава. Это же мне подтвердили и главнокомандующие фронтами, от которых я получил телеграммы. Клембовский отказывается стать Верховным главнокомандующим и считает мое пребывание необходимым, и поэтому я Временному правительству не подчинюсь и, как бравый солдат, останусь на своем посту. Ибо я считаю, что Временное правительство не способно спасти страну. Я считаю, и буду на этом настаивать, что Керенский должен остаться в правительстве, но он должен быть окружен людьми дела, которые действительно бы составили Правительство Народной Обороны. Я вызвал все Временное правительство, председателя Думы Родзянко и лидеров всех политических партий, чтобы вместе со мной они составили такое правительство. Я своим честным словом гарантирую им свободу и безопасность. Но если Временное правительство не откликнется на мое предложение и будет так же вяло вести дела, то мне придется взять власть в свои руки, хотя я заявляю, что власти не желаю и к ней не стремлюсь. И теперь я спрашиваю вас, будете ли вы готовы тогда, — (молчание),— будете ли вы готовы?» (Некоторые сотни, — трудно установить, сколько, — сказали: «Готовы». Впечатление же получилось жидкое.) Затем Корнилов провозгласил: «Да здравствует свобода и армия!» На что последовало общее громкое «Ура!»
По окончании парада были розданы и расклеены воззвания «Обращение к народу» от 28 августа", экземпляр которого я тоже Вам представляю.
Вечером в тот день были расклеены телеграммы генералов Клембовского, Балуева, Щербачева и Деникина, экземпляры которых я Вам представляю1".
I Далее зачеркнуто: «присутствовал».
II «Обращение к народу» Л.Г. Корнилова от 28 августа 1917 г. см.: Д. 27. Л. 7.
III Телеграммы генерала Клембовского № 574/А, генерала Щербачева № 493 и генерала Балуева № 10459 от 28 августа и телеграмму генерала Деникина №145 от 27 августа 1917 г. см.: Д. 27. Л. 9.
422
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Тогда же город Могилев и его окрестности на протяжении десяти верст кругом был объявлен на осадном положении. Комендантом города был назначен комендант Главной квартиры Штаба Верховного] главнокомандующего] полковник Квашнин-Самарин, а в помощь ему начальник Корниловского отряда — Неженцев.
29-го я получил от коменданта Квашнина-Самарина разрешение на выезд из города Могилева.
В четыре часа дня, когда я выезжал, на вокзале раздавали воззвание генерала Корнилова к казакам, в котором он призывал их поддержать его и, в частности, писал1 следующее: «Когда я был на заседании Временного правительства 3 августа, то Керенский и Савинков сказали мне, что всего говорить нельзя. Есть ненадежные люди». Экземпляра этого воззвания достать мне не удалось.
Между прочим, на вокзале был арестован какой-то солдат «за оскорбление генерала Корнилова». В чем выражалось оскорбление, я не знаю.
Добавляю, что среди разнообразных слухов, ходивших по городу, был также пущен слух, что генерал Корнилов будет брать деньги в Казначействе и банках ввиду того, что у него другого источника не имеется. Это создало панику, и публика бросилась в разные кредитные учреждения за получением своих вкладов.
Добавляю: фамилии вышеназванного члена Государственной Думы, который был посредником между Временным правительством и генералом Корниловым, генерал Корнилов в своей речи не назвал".
Исправлено: «экземпляр», «иудейского», «губернаторская», «потому», «писал», «ней».
Зачеркнуто: «присутствовал».
Давид Борисович ГИСЕН И. д. судебного следователя КОРЕНКОВ Прокурор суда111
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 4-5 об. Подлинник. Машинопись.
№85
Протокол допроса обер-офицера при Политическом отделе штаба Московского военного округа Б.А. Дунаева
1 сентября 1917 г.
Протокол
1917 года сентября 1-го дня судебный следователь Московского окружного суда по особо важным делам в камере своей допрашивал в качестве свидетеля с соблюдением 443 ст. Уст[ава] уголовного] судопроизводства] нижепоименованного, и он показал:
Борис Александрович Дунаев, подпоручик, 30 лет, православный, не судился, живу в доме 19 по Оболенскому переулку, 1 уч[асток] Хамовнической части.
I Слово «писал» вписано над зачеркнутым: «пишет».
II Далее текст написан чернилами. 11 Далее подпись неразборчива.
РАЗДЕЛ III
423
Я состою в настоящее время обер-офицером при Политическом отделе штаба Московского военного округа. Согласно предписания начальника штаба Московского военного округа от 28 августа с.г. за № 907 я должен был произвести обыск на предмет обнаружения документов, устанавливающих связь мятежного выступления Верховного главнокомандующего генерала Корнилова с Союзом Георгиевских кавалеров1. В час ночи я, прокурор Московского окружного суда г. Лисовский и старший адъютант отделения штаба Московского военного округа по связи с общественными организациями и печатью подпоручик Дмитриев11 прибыли с нарядом войск в помещение, занимаемое Московским отделом Союза Георгиевских кавалеров и Центральным комитетом того же Союза. Вокруг дома, в котором находится то помещение, была расставлена цепь, после чего я, подпоручик Дмитриев с офицерами из наряда подошли к двери помещения. На наши звонки дверь не была открыта, хотя ясно было, что звонок был услышан, так как в верхнем этаже дома, где находится помещение местного отдела Союза Георгиевских кавалеров, зажглись огни и появилися в окнах фигуры бегающих людей. Минут через пять из-за двери нас стали спрашивать, кто мы. Кто-то из нас сказал, что мы явились по предписанию командующего войсками для производства обыска, а посему требуем немедленного открытия двери для входа в помещение. Тогда из-за двери женский голос попросил нас пригласить к двери домового дворника, который удостоверил бы, что мы не грабители. Но и после того, как дворник был приведен и объяснил им, кто мы, дверь не была открыта. Тогда подпоручик Дмитриев, на обязанности которого было общее руководство обыском, боясь, что по телефону предупредят находящихся в другом помещении того же Союза, в комнате № 367 в гостинице «Дрезден», решил немедленно ехать туда с прокурором и частью наряда, а мне предложил войти в первое помещение силой, занять помещение и дожидаться его для производства обыска. Немедленно я111 распорядилсяw прикладами ломать дверь. Она была сорвана с петель, но за ней оказалась другая дверь, более толстая и отворяющаяся в нашу сторону. Тогда я послал одного из солдат с дворником для отыскания топора, чтобы взломать эту дверь, так как прикладами взломать ее не было возможности. В это время ко мне подбежал один из солдат и заявил, что из одного окна, выходящего на улицу, какой-то господин просит подойти офицера. Я подошел, но уже человека в окне не было, а солдаты мне доложили, что тот человек, удостоверившись, что дом окружили именно солдаты, пошел отворять дверь. Действительно, возвратившись к двери, я увидал, что дверь открыта и на пороге стоит какой-то мужчина, который объясняет солдатам, стоящим перед дверью, что он не пускал их потому, что в доме есть кассы с большими деньгами и он боялся грабителей. Немедленно я вошел туда и поставил там наряд во всех комнатах при одном офицере. С другим офицером и с другой частью наряда я отправился для занятия помещения Центрального комитета в другом доме того же владения, где помещается Центральный комитет Георгиевского союза, который занял беспрепятственно.
Когда я вернулсяv обратно в первое помещение, кем-то из присутствовавших мне было указано, что в одной из комнат помещения ощущается запах гари от бумаги, а в печке заметны следы пепла. У меня был в то время насморк, так что
I В слове «кавалеров» буква «а» вписана над строкой.
II Текст исправлен. Первоначально было: «поручиком Дмитриевым».
III Слово «я» вписано в строку.
w Здесь и далее в документе части слов, выделенные курсивом, впечатаны над строкой.
v Слова «Когда я вернулся» вписаны над зачеркнутым: «Вернувшись».
424
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
запах гари я мог и не ощущать, а я действительно его и не ощущал. Но в указанной печке пепел от сожженной бумаги видел; был ли тот пепел свежий или несвежий, сказать не могу. Тогда я спрашивал и других солдат, ощущают ли они запах гари. Некоторые из них говорили, что ощущают, другие, что не ощущают. По моему мнению, сначала был обнаружен пепел в одной из печек после того, как было отдано распоряжение осмотреть все печки в помещении, и уже после того стали принюхиваться и ощущать запах гари. Фамилии бывших в том помещении я не знаю. Там оказались один поручик, два солдата, два штатских и две женщины. Обыск был произведен там часа через три по занятии мной того помещения, когда прибыли подпоручик Дмитриев и прокурор г. Лисовский. Протокол обыска и взятые при обыске документы1 находятся у подпоручика Дмитриева. Добавляю, что все находившиеся в том помещении лица действительно были страшно перепуганы при нашем к ним появлении, а о бывшем там поручике я потом слышал, что у него на следующий день пошла кровь из ран.
В ночь на 31 августа я произвел обыск в помещении общеказачьей организации в гостинице «Петергоф» против городского манежа. Там никаких осложнений при производстве обыска не было11.
Исправлено: «кавалеров», «подпоручик Дмитриев», «я распорядился», «объясняет», «Когда я вернулся».
Подпоручик Борис Александрович ДУНАЕВ И.д. судебного следователя КОРЕНКОВ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 19-20. Подлинник. Машинопись.
№86
Протокол допроса помощника начальника общего отделения железнодорожного эксплуатационного отдела Управления путей сообщения при Штабе Верховного главнокомандующего В.А. Дьяконова
1 сентября 1917 г.
Протокол
1917 года сентября 1-го дня судебный следователь Московского окружного суда по особо важным делам в камере своей допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля с соблюдением 443 ст. Уст[ава] уголовного] судопроизводства], и он показал:
Виталий Алексеевич Дьяконов, помощник начальника общего отделения железнодорожного эксплуатационного отдела Управления путей сообщения при Штабе Верховного главнокомандующего; 30 лет, православный, не судился, живу в гор. Могилеве.
Я член Исполнительного комитета солдатских и рабочих депутатов в городе Могилеве. Я прибыл из Могилева в Москву сегодня утром. До ночи 27 августа с.г. (на 28-ое) я почти ничего не могу Вам сообщить относительно событий, происходивших в Ставке Верховного главнокомандующего. Только обращало внимание
I Протоколы обысков см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 24, 26-30. Документы, изъятые при обыске, в деле не обнаружены.
II Далее текст написан чернилами.
РАЗДЕЛ III
425
на себя, что приходили в Могилев ударные батальоны, так называемые корниловцы, и проходившая на фронт артиллерия была в Могилеве задержана, но1, не разгружаясь, была направлена по своему назначению. Также был 27 августа арестован верховный комиссар с его помощником Языковым. Потом они были освобождены, и я с товарищем Колпаковым были делегированы Исполнительным комитетом для выяснения положения и для совета с ними, что нам предпринимать. С ними мы, сохраняя конспирацию, виделись в начале 5-го часа утра на 28 августа на железнодорожных линиях около вагона Филоненко. Сначала мы беседовали с Филоненко, который нам объяснил, что один член Государственной Думы (фамилия не называлась) неверно передал Временному правительству слова Корнилова, породившие недоразумение, — причем добавил, что Корнилов никогда не стремился и не стремится к единоличной диктатуре, поэтому он, Филоненко, едет в Петроград с полной уверенностью, что все разрешится благополучно, а поэтому мы должны выжидать событий... Может быть, он и другое нам указал бы, но предварительно он спросил о наших силах и, узнав, что у нас их недостаточно, посоветовал нам быть осторожнее. После этого он нас познакомил с Языковым, представив его нам как своего товарища и сказав, что ему мы можем всецело доверять. Языков нам порекомендовал то же, что и Филоненко. В ту же ночь в городе всюду расставлялись и везде ходили патрули, конные и пешие, из ударников и текинцев. В ту же ночь выехали по неизвестному направлению несколько автомобилей. Между прочим, в числе уезжавших лиц назывался князь Голицын. На автомобиле, который сопровождал шофер (его фамилии не помню) и его помощник, член Исполнительного комитета Меньшиков, ехали горбатый господин с какой-то женщиной и при них был большой тюк. Адрес свой тот господин указал — Москва, редакция «Русского слова», причем обещал шоферам за быстроту по 100 рублей. Нашим Исполнительным комитетом был выдан Меньшикову мандат на командировку в Москву и было приказано доставить пассажиров непосредственно в Московский Совет рабочих и солдатских депутатов для выяснения личностей пассажиров и их миссии. (Ввиду сильного утомления свидетеля дальнейший допрос был отложен".)
Исправлено: «но».
Виталий Алексеевич ДЬЯКОНОВ И.д. судебного следователя КОРЕНКОВ Товарищ прокурора АН. ХРИСТИАНОВИЧ
ГА РФ.Ф. 1780. On. 1. Д.27. Л.31, 31 об. Подлинник. Машинопись. №87
Протокол допроса помощника начальника общего отделения железнодорожного эксплуатационного отдела Управления путей сообщения при Штабе Верховного главнокомандующего В.А. Дьяконова
2 сентября 1917 г.
Протокол
1917 года сентября 2-го дня судебный следователь Московского окружного суда по особо важным делам в камере своей допрашивал нижепоименованного в качестве
I Слово «яо» вписано над строкой.
II Далее текст написан чернилами.
426
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
свидетеля с соблюдением 443 ст. Уст[ава] уголовного] судопроизводства], и он показал:
Виталий Алексеевич Дьяконов (уже допрошенный).
Продолжая свое показание, я сообщаю дальнейшие события, разыгравшиеся в Ставке Верховного главнокомандующего, в хронологическом порядке.
В ночь на 28 августа нашим комитетом через особо уполномоченных лиц было установлено наблюдение за всем происходящим в Ставке и во всем городе. Между прочим, от тех уполномоченных было получено Комитетом донесение о перехваченных разговорах по полевому телефону. Во-первых1, разговаривали два голоса — один известный, одного приближенного к Корнилову (имени его сейчас не помню), другой неизвестный. Второй голос спрашивал, как поступить с Филоненко. Голос приближенного Корнилова ответил, что сейчас он не может доложить о том генералу Корнилову, так как тот спит, «но, во всяком случае, постарайтесь затормозить отъезд Филоненко в Петроград». Во-вторых11, разговаривали два голоса, оба неизвестные. Один спросил: «Как у вас?» Другой ответил: «Мы все в сборе». Первый голос сказал «Хорошо», и на этом разговор прекратился. В эту же ночь по телефону был нашими уполномоченными перехвачен приказ какого-то голоса из Ставки начальнику штабной типографии, чтобы к утру было напечатано какое-то воззвание. Начальник штабной типографии ответил, что он постарается отпечатать к утру 20 тысяч экземпляров того воззвания. В ту же ночь через одного из наших уполномоченных нами было дознано111, что ночная смена типографских рабочих заявила начальнику штабной типографии о том, что они напечатают воззвание только в том случае, если оно неконтрреволюционное, а утром один солдат из той типографии (фамилии его не помню) сообщил, что рабочие отказались ночью отпечатать то воззвание, за что были арестованы, а затем были поставлены другие солдаты-наборщики, и они отпечатали воззвание, но под охраной текинцев.
В течение 28 августа были расклеены по городу следующие телеграммы, воззвания, приказы и обязательные постановления: 1) ответная телеграмма генерала Корнилова на телеграмму министра-председателя за № 4163^, причем последняя депеша не была нигде опубликована в городе и только распространялась нашим Комитетом через особоуполномоченных среди войсковых частей. Она была отпечатана во многих экземплярах, и к ней была приложена печать нашего Комитета, была она нами распространена также среди железнодорожных служащих и рабочих, 2) воззвание к казаками 3) обращение к народуV1, 4) приказ генерала Корнилова за № ввб^'об объявлении Могилева и его окрестностей на расстоянии 10 верст на осадном положении и назначении комендантом осадного района полковника Квашнина-Самарина, а его помощником — командира Корниловского ударного полка капитана Генерального штаба Неженцева,
1 Словосочетание «во-первых» обозначено: *во-1-х)». п Словосочетание «во-вторых» обозначено: «eo-2-x)». ш Далее зачеркнуто: «и».
и Телеграмму генерала Л.Г.Корнилова от 27 августа 1917г. см.: ГА РФ.Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 38. Все приложения к протоколу допроса — это листовки, отпечатанные в типографии.
v Воззвание главковерха Л.Г. Корнилова к казакам от 28 августа 1917 г. см.: Там же. Д. 27. Л. 40.
VI «Обращение к народу» главковерха Корнилова от 28 августа 1917 г. см.: Там же. Д. 27. Л. 48.
™ Приказ главковерха Л.Г.Корнилова №886 от 28 августа 1917г. см.: Там же. Д.27. Л. 43.
РАЗДЕЛ III
427
5) обязательные постановления полковника Квашнина-Самарина1, 6) приказ Корнилова за № 897". Печатные экземпляры перечисленных документов я вам передаю.
28 августа в Могилев прибыли еще несколько"1 корниловских ударных батальонов, причем для размещения их было реквизировано одно14' помещение, принадлежащее Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Кажется, 28 августа (или 29-го, хорошо не помню)4, на Губернаторской площади, в 5 часов вечера, был назначен Корниловым смотр войскам, на который прибыли все ударники-корниловцы (сколько батальонов, не знаю), затем текинцы и незначительная часть Георгиевского батальона. Корнилов обратился к ним с речью, разъясняющею положение, и предлагал идти за ним. На первый вопрос, готовы ли они идти за ним, войска ответили гробовым молчанием. И только на второй призыв войска ответили жидким согласием, главным образом офицерство. Должен оговориться, что сам я на том смотре не был и рассказываю Вам о нем со слов очевидцев.
28 августа пришла депеша Керенского с обращением к железнодорожным служащим исполнять только распоряжения Временного правительства, которая опубликована не была. На эту депешу была разослана ответная депеша Корнилова с припиской товарища министра путей сообщения Кислякова41 такого содержания: «Объявляю настоящую телеграмму к руководству в спокойной уверенности, что железнодорожники исполнят свой долг для спасения Родины». Печатанный служащими путей сообщения на множителе Ромео411 экземпляр последней телеграммы я Вам передаю. Кисляков все то время был в Ставке. По полученному из Петрограда телеграфному сообщению от своей41" должности он был Временным правительством устранен.
С 28 августа телеграф при управлении путей сообщения охранялся караульными, и вход туда допускался только по особым разрешениям.
28 или 29 августа по городу Могилеву были расклеены отпечатанные копии депеш к генералу Корнилову генералов Клембовского, Щербачева, Балуева и Деникина об их верности Корнилову. Печатный экземпляр копий тех депеш я вам передаю1".
Ночью или на 29-ое, или на 30 августа пришли в Могилев стоявшие вблизи его Польские легионы. На следующий день часов в 10 утра им был произведен на Театральной площади города смотр. Смотр должен был произвести генерал Корнилов, но, по слухам, он был тогда болен и поручил произвести смотр от его имени какому-то другому генералу. По нашим сведениям, полученным путем переговоров с польскими легионерами, последние решили не вмешиваться
I Обязательные постановления коменданта г. Могилева полковника Квашнина-Самарина от 28 и 29 августа 1917 г. см.: Там же. Д. 27. Л. 44-45.
II Приказ главковерха Л.Г. Корнилова № 897 от 28 августа 1917 г. см.: Там же. Д. 27. Л. 42.
III Далее зачеркнуто: «ударных*.
14  Слово «одно» вписано над строкой. v Далее зачеркнуто: «был назначен».
41 Телеграмму главковерха Л.Г. Корнилова и товарища министра путей сообщения Кислякова № 1743 от 28 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 39.
411  Слова «множителе Ромео» впечатаны над строкой над зачеркнутым: «шапирографе». 41,1 Слово «своей» вписано над строкой над зачеркнутым: «его».
к Телеграммы генерала Клембовского № 574/А, генерала Щербячева № 493 и генерала Балуева № 10459 от 28 августа и телеграмму генерала Деникина №145 от 27 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 49.
428
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
во внутренние дела России и, во всяком случае, решили не стрелять. То же решила и польская кавалерия, стоящая в Рогачеве.
В окопах под Могилевом стоят две дивизии ударников-корниловцев, с которыми до моего отъезда связи установить не удалось. Вообще же наш комитет вел среди корниловцев и польских легионеров усиленную агитацию. К тем и другим мы выпустили массу воззваний, причем к польским легионерам на польском языке. Между прочим, наш Комитет задержал на станции проходивший через Могилев эшелон, которому было разъяснено положение дела, после чего он перешел на сторону Временного правительства. Мы также в ночь на 28-ое и 29 августа вошли в сношение с Гомелем и Оршей, куда дали указания, чтобы стоящие там войска были наготове и по нашему требованию пришли бы нам на помощь. В такие же отношения мы вошли с Москвой, Киевом и Петроградом, причем Петроград был нами еще запрошен, будет ли оттуда нам поддержка и как нам постулат!? — выжидать ли или выступать со своими силами.
Около 11 часов ночи на 30 августа1 помещение солдатских и рабочих депутатов11 (у нас было два помещения) было окружено корниловцами, у входа были поставлены часовые, никого туда не пропускавшие, а вовнутрь вошел в сопровождении солдат и офицеров не то прокурор Могилевского окружного суда, не то военный при Ставке следователь. Сам я при этом не был. В комнатах Исполнительного комитета рабочих и солдатских депутатов вошедшие лица застали только дежурного члена Казакова, члена Комитета георгиевца Усанова и одного постороннего — студента Чернявского. Пришедшие просмотрели не вывезенные еще из111 помещения документы и дела и, показав отпечатанную нами телеграмму Керенского, спросили, кто печатал ее. Усанов все взял на себя, после чего был арестован. На следующий день Георгиевский батальон потребовал от Ставки освобождения Усанова, на что получился ответ, что Усанов не будет освобожден до приезда Алексеева. 29-го и 30-го по разным поводам были произведены и другие аресты.
Утром 30 августа служащими Управления путей сообщения передавалось сообщение о том, что в ночь на то число военным цензором от Ставкиw (имени не знаю) была задержана депеша Керенского, которая не была даже передана в отделение Управления, где все сортируется.
Утром 30 августа над городом летали аэропланы, которые до этого дня не летали (аэропланы Ставки).
В течение 30 августа по городу были расклеены обязательное постановление Квашнина-Самарина относительно покупки и продажи хлеба и фуража, его обращение к народе и выдержки разговора между Алексеевым и Корниловымщ. Экземпляры этих документов я вам передаю.
В ночь на 31 августа состоялось свидание офицера-летчика с товарищем председателя нашего Исполнительного комитета Никитским. Авиатор заявил, что авиаторы на стороне Временного правительства и что Ставка посылает в Ви-
I Слова «на 30 августа» вписаны над строкой.
II Так в тексте. Имеется в виду помещение Исполнительного комитета солдатских и рабочих депутатов.
III Слово «из» вписано в строку.
14 Слова «от Ставки» вписаны над строкой над зачеркнутым: «в отставке».
v «Обращение к населению» коменданта г. Могилева Квашнина-Самарина от 30 августа 1917 г. см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 46.
VI Выдержки из разговора генерала Алексеева с главковерхом Корниловым от 30 августа 1917 г. см.: Там же. Д. 27 Л. 51.
РАЗДЕЛ HI
429
тебск за бензином. Поэтому нами было дано в Витебск распоряжение арестовать посланного и не давать бензина.
В эту же ночь с заднего хода квартиры генерала Корнилова вышел плотно закутанный военный и уехал в сопровождении двух текинцев в1 автомобиле, которым правил личный шофер Корнилова. Говорят, что в эту же ночь был минирован мост через Днепр.
31 августа утром был арестован на станции чиновник почтового железнодорожного отделения Банковский за то, что он вывесил там одну из телеграмм Керенского. Но тогда тотчас же собрались на перроне все железнодорожные мастеровые и рабочие и под угрозой прекращения работ потребовали освобождения Байковского. Он был освобожден.
При изложении событий, имевших в последнее время место в Ставке Корнилова и в Могилеве, я забыл сообщить о следующем случае: после ареста Усанова член нашего Комитета Казаков11 ходил к прокурору Могилевского окружного суда, который объяснил Казакову, что кроме Усанова подлежат аресту по имеющемуся у прокурора списку еще шесть человек из нашего Комитета как подозреваемые в большевизме. Считаю нужным здесь указать, что в нашем Комитете вообще большевиков не имеется.
Я забыл еще сказать, что перед моим выездом из Могилева 31-го в Москву у меня была беседа с помощником Филоненко Языковым, сообщившим мне, что Морской штаб при Ставке находится на стороне Временного правительства и что мы должны оказать содействие адмиралу Бубнову, если он попросит, к выезду его из Ставки, а связь с Бубновым мы должны установить через прапорщика Лидке.
При своем отъезде из Могилева я получил от делегированного нами в Киев товарища Гайера, прибывшего тогда оттуда, что там все спокойно и что Юго-Западный фронт не даст ни одного солдата Корнилову.
Я111 ехал из Могилева в одном вагоне с протопресвитером военного и морского духовенства Шавельским и лицом, назвавшим себя членом Могилевской продовольственной управы, в котором я подозреваю полковника Генерального штаба (на станции в Могилеве мне сказали, что там сидел переодетый полковник Генерального штаба). Из разговоров с ними я вывел заключение, что Ставка все свои надежды возлагала на корпус генерала Крымова и на войска Каледина.
Зная, что Ставка совсем не думает о сдаче, а, наоборот, стягивает войска к Могилеву, я, имея директивы и полномочия своего Комитета, указал в Орше дежурным членам местного Совета рабочих и солдатских депутатов, заявившим мне, что они уже стали направлять войска по назначениям, скапливать их в Орше до сообщения нашего из Могилева.
Добавляю еще, что начиная с 27 августа (вечера) вокруг Могилева были расставлены заставы, никого не пропускавшие, — с этого же вечера по городу усиленно стали проезжать автомобили и мотоциклетки, по городу стали ходить усиленные патрули, конные и пешие, повсюду были расставлены часовые, и почти беспрерывно стал работать радиотелеграф. С введением в городе осадного положения без особого разрешения контрразведывательного отделения Штаба Верховного главнокомандующего никто из города и в город не выпускался и не впускался14'.
I Предлог «в» надписан поверх предлога «на*.
II Фамилия «Казаков» впечатана над строкой.
III Перед словом «я» зачеркнуто: «В вагоне я ехал». п Далее текст написан чернилами.
430
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Исправлено: «телеграмма», «своей», «Корнилову», «от Ставки», «связи», «Корнилова», «в», «Морского», «множителе Ромео». Зачеркнуто: «и», «ударных», «был назначен», «В вагоне я ехал». Вставлено: «одно», «на 30 августа», «Казаков».
Виталий Алексеевич ДЬЯКОНОВ И.д. судебного следователя КОРЕНКОВ Товарищ прокурора А.Н. ХРИСТИАНОВИЧ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 35-37. Подлинник. Машинопись.
№88
Протокол допроса корреспондента газеты «Русское слово» М.С.Лембича
30 августа 1917 г.
Протокол
1917г. августа 30-го дня судебный следователь Московского окружного суда по особо важным делам в камере своей допрашивал с соблюдением] 443 ст. Уст[ава] уголовного] судопроизводства] нижепоименованного в качестве свидетеля, и он показал:
Мечислав1 Станиславович Лембич, потомственный дворянин Витебской губернии, 27 лет, католик, не судился, живу в Москве, Тверская, 48.
Я состою корреспондентом газеты «Русское слово» и командирован редакцией в действующую армию для информирования о военных событиях. Разъезжая по армиям фронта и бывая всегда в тех местах, где происходят наиболее выдающиеся события, я часто заезжал в Ставку Верховного главнокомандующего. В последний раз я приехал туда с Юго-Западного фронта, где наступило затишье, 1 сего августа. Когда началось последнее наступление германцев на Рижском фронте, я, пробью два дня в Ставке, выехал в район 12-ой армии, отступившей от Риги. Объехав фронт в три дня, я возвратился в Могилев (в Ставку). Это было 25 августа ночью. На другой день я зашел в Штаб Верховного главнокомандующего, но ничего особенного там не заметил; все спокойно занимались своим обычным делом. Я ушел, ничего не узнав для меня интересного о положении на фронте, и весь остаток дня был занят обработкой материалов, почерпнутых мною из поездки в Венден. Закончил я свою работу 27-го и затем около полудня пошел в особое отделение Штаба, чтобы представить ее в цензуру. На исходе первого часа я встретил в Штабе полковника Генерального штаба Сахарова и попросил его, как обычно, процензуровать мою статью. Сахаров показался мне очень занятым. Он взял мою статью, взглянул на заголовок и вдруг заявил мне, что ему некогда статью цензуровать и что, кроме того, он не знаком с Рижской операцией, поэтому советует мне обратиться к полковнику Пронину. Последнего я не разыскал и обратился к первому встречному офицеру оперативного отделения, имени которого не знаю. Тот прочел статью, вычеркнул некоторые места и сказал, что в остальном статья может быть напечатана. Я не согласился с некоторыми цензорскими купюрами и пошел к полковнику Плющевскому-Плющику, занимающему должность второго генерал-квартирмей-
i Здесь и далее в документе имя указано ошибочно: «Мячеслав*.
РАЗДЕЛ 111
431
стера. Плющевский также не захотел читать статью, заявив, что ему некогда; по-видимому, он был чем-то очень взволнован, и настолько заметно, что я спросил встречного офицера, имени которого не знаю, почему так волнуется Плющевский. Тот махнул рукой, молвив, что ему теперь не до меня. Я снова пошел к Сахарову, но и на этот раз он отказался просмотреть статью, сказав, чтобы я ее оставил в Штабе до вечера. Не согласившись на последнее, я попытался, как последнее средство, процензуровать статью через полковника Голицына.
Голицын состоит в должности генерала для особых поручений при генерале Корнилове и имеет влияние в Штабе. Его я не застал в адъютантской, и меня провели в одну из комнат, где он находился. Когда я вошел, Голицын работал на пишущей машинке. Он был сильно поглощен своей работой. Увидя меня, он замахал руками со словами «Ради Бога, не мешайте, некогда». Тогда я выразил ему свое удивление, что меня отовсюду гонят, и указал на статью. Голицын, к тому времени кончивший свою работу, вскочил и, выбегая из комнаты, на ходу бросил, сильно жестикулируя, следующую фразу: «Знаю, прекрасно знаю... Ваша статья, может быть, очень важна; но есть события более важные... Узнаете потом сами». Я покинул комнату, где был Голицын, сильно озадаченный, поняв, что в Штабе происходит нечто выдающееся. Когда я сходил по лестнице, то встретил ординарца Завойко, исполняющего обязанности секретаря при Корнилове. Он был спокоен. На мои расспросы, что случилось, он ответил: «Узнаете потом», — посоветовав прийти вечером и обещав тогда все рассказать. Идя уже домой, на улице я встретил верховного комиссара Филоненко. Он шел в сопровождении своего секретаря Вонского и был чрезвычайно взволнован. Я спросил его, что случилось. Он на ходу тихим голосом ответил: «Ах, ничего особенного...» Затем случилось то, чего я не ожидал: Филоненко вошел в подъезд к Корнилову, а Вонский остался на улице. Я принялся его расспрашивать, но он упорно отказывался сообщить что-либо, в волнении хватаясь за голову. Я ушел домой, и уже в городе мне был передан слух, что Корнилов смещен. В седьмом часу вечера я снова пошел в Штаб, где была мною оставлена моя злополучная статья. Там я уже застал всех офицеров. Никто из них не занимался.делом; они ходили, волнуясь и нервничая. Я смешался со всеми и стал переходить от одной группы к другой, прислушиваясь к разговорам. Мало-помалу мне стало ясно, что между Корниловым и Временным правительством произошел какой-то серьезный конфликт. Признаюсь, что это меня очень удивило, так как я считал, что Корнилов, Керенский и Савинков все время идут рука об руку. Кроме того, в Штабе упорно ходили слухи, что в недалеком будущем Корниловым и Керенским будет составлен новый кабинет, в который должны будут войти Керенский, Корнилов, Савинков, Филоненко, Набоков, Аладьин, Плеханов, Колчак1 и другие. Все говорили там, что новое министерство действительно явится министерством спасения Родины. Монархических тенденций в Штабе я не наблюдал, но против Советов солдатских и рабочих депутатов — в особенности против петроградских — в Штабе всюду царило предубеждение. Моя статья была процензурова-на, но отправлять ее я уже не стал, поняв, что теперь наступают уже более важные события. Я прошел в адъютантскую комнату, где нашел большое общество офицеров; все были возбуждены, как в дни величайших событий, и страшно возмущались тактикой Временного правительства, удалившего Корнилова. Улучив, когда Голицын, Аладьин и Завойко были несколько свободны, я постарался узнать от них, что происходит. Мне дали ознакомиться с целым
1  Фамилия «Колчак» впечатана над строкой.
432
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
рядом документов, относящихся к конфликту. Около 11 часов распространилось известие, что Временное правительство считает инцидент недоразумением и что, возможно, он уладится. Все успокоились, шутили и ждали дальнейших известий. Около 12 ночи была получена телеграмма Керенского, в которой Корнилов объявлялся мятежником. Это произвело чрезвычайное потрясение на присутствовавших. Некоторые говорили, что это провокация, и клялись умереть либо добиться восстановления власти Корнилова, без которого они не представляли себе1 возможности спасения государства. Другие говорили, что теперь уже компромисс невозможен, и Корнилов должен открыто бросить вызов Временному правительству. <Тут же была написана в отсутствие генерала Корнилова первая его телеграмма с опровержением на телеграмму Керенского за № (его сейчас не помню), которая гласила: «Сообщение Керенского является ложью». Насколько помню, телеграмма эта была написана ординарцем Завойко, который прочел" ее всем, а затем понес ее к Корнилову для подписи и вернулся через несколько минут с подписанной телеграммой. Тогда Завойко обратился еще ко мне и к другому присутствовавшему там корреспонденту «Утра России»155 Митропольскому со словами: «Вот Вам, господа корреспонденты, исторический документ, огласите его».>шЯ, конечно, не замедлил снять с него копию. Тут же немедленно офицеры распределили между собой принятие предупредительных мер к охране города; по телефону было передано, что среди солдат местного гарнизона уже началась агитация против генерала Корнилова и что ночью возможны кровавые эксцессы. Вообще чувствовалось, что надвигаются грозные события. Опасаясь за бывшую со мной в Могилеве жену, я решил немедленно покинуть Могилев и ехать в Москву для доклада редакции о случившемся. Со стороны Штаба к этому препятствия не встречалось, и я выбыл в Москву на автомобиле.
Добавляю, что я слыхал в Штабе в тот день, что войска были двинуты на Петроград еще 24 августа, якобы по соглашению, как мне утверждали Завойко и Голицын, Корнилова с Временным правительством. <На Ваш вопрос отвечаю, что Завойко, кажется, хорошо известен в московских банковских кругах как делец по нефтепромышленности1^ Завойко ранее я не знал и познакомился с ним сравнительно недавно в Штабе генерала Корнилова. Его хорошо знает коллежский советник Полибин, находящийся на Юго-Западном фронтеv.
Исправлено: «Корнилове», «Корнилова» 2 р[аза], «теперь», «слыхал». Вставлено: «Колчак». Зачеркнуто: «власть в го», «ее». Исправлено: «страшно».
Мечислав ЛЕМБИЧ И.д. судебного следователя КОРЕНКОВ Прокурор судащ
ГА РФ.Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 11-12 об. Подлинник. Машинопись.
I Далее зачеркнуто: «власти в Го».
II Далее зачеркнуто: «ее».
III Текст, заключенный в угловые скобки, подчеркнут. п Текст, заключенный в угловые скобки, подчеркнут. v Далее текст написан чернилами.
VI Подпись неразборчива.
РАЗДЕЛ III
433
№89
Протокол допроса корреспондента газеты «Русское слово» М.С.Лембича
31 августа 1917 г.
Протокол
1917 года августа 31-го дня судебный следователь Московского окружного суда по особо важным делам в камере своей допрашивал в качестве свидетеля с соблюдением 443 ст. Уст[ава] уголовного] судопроизводства] нижепоименованного, и он показал:
Мечислав1 Станиславович Лембич (уже допрошенный).
В дополнение к показанию моему, вчера данному, представляю Вам, по Вашему требованию, весь тот материал о выступлении генерала Корнилова, который мною был получен в Ставке Верховного главнокомандующего 27 сего августа. Материал этот представляет собою копии с подлинников, имевшихся на ленте аппарата Юза в Ставке11.
На Ваш вопрос, какие офицеры были в Ставке в тревожные моменты, отвечаю, что, кроме полковника Голицына, я никого из них по имени не знаю; и их в Штабе Ставки, как мне кажется, я111 раньше не видал, Сахарова, Плю-щевского тогда там не было. Поэтому я и не могу указать, кто из них, <т.е. офицеров, бывших тогда в Ставке>1У, и какие роли на себя взял. Что касается Сахарова и Плющевского, то мое указание на них носит случайный характер. ВолнениеХ, которым они как будто были при встречах со мной охвачены, я не могу приписать тому, что они были соучастниками какого-либо заговора против Временного правительства и революции. Как офицеры Генерального штаба они не могли не знать о тех переговорах, которые велись в тот день между представителями Временного правительства и Корниловым. Эти переговоры конфликтного характера, несомненно, волновали весь Штаб, а тем более лиц генералитета.
Добавляю, что, кроме указанной выше переписки, я никаких воззваний генерала Корнилова и других каких-либо документов из Могилева не вывез41.
Вставлено: «т.е. офицеров, бывших тогда в Ставке». Зачеркнуто: «которым я», «их». Исправлено: «Корниловым», «Корнилова».
Мечислав ЛЕМБИЧ И.д. судебного следователя КОРЕНКОВ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 13. Подлинник. Машинопись.
I В документе имя указано ошибочно: «Мячеслав*.
II Материалы о выступлении Л.Г. Корнилова, переданные Комиссии Лембичем, см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 27. Л. 14-18.
III Далее зачеркнуто: «их».
п Текст, заключенный в угловые скобки, впечатан над строкой.
v Далее зачеркнуто: «которым я».
vl Далее текст написан чернилами.
434

No comments:

Post a Comment

Note: Only a member of this blog may post a comment.