ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Шабловский. А данных он не представил...
Керенский. Данных он не представил, он только сказал: «Я заявляю, что я совершенно не доверяю Лукомскому и настаиваю на его немедленном удалении». М.И. Терещенко, который ездил в то время в Ставку, приехав, говорил мне, что настроение там чрезвычайно тяжелое, потому что Филоненко ведет самую настойчивую кампанию против Лукомского. После этого никаких новых сообщений не было, больше того, до меня доходили сведения, что взаимоотношения там наладились.
Шабловский. В связи с этим указанием Филоненко на отсутствие данных, подтверждающих желание его видеть Лукомского уволенным, не было ли дано вами разъяснение Филоненко, что ему, как комиссару при Верховном главнокомандующем, надлежит с начальником Штаба поддерживать хорошие отношения?
Керенский. Я сказал так: «Я вообще (не помню, как его зовут) считаю такое поведение нежелательным, и что без достаточных оснований не следует этого делать, и настаиваю на том, чтобы Ваше отношение к начальнику Генерального штаба было хорошее».
Шабловский. И что пока Лукомского вы не подозреваете в контрреволюционности...
Керенский. Да, потому что никаких данных нет...
Шабловский. В частности, г. министр, по поводу Тихменева1. Не требовалось ли того же самого на том основании, что он является чуть ли не главою заговора, и не было ли это чем-нибудь обосновано?
Керенский. Должен сказать, что история с Тихменевым как сквозь сон прошла для меня: я слышал, что была послана телеграмма о вызове сюда Тихменева и что потом он был возвращен в пути назад, и все это было на основании телеграммы, которая была найдена у Корнилова на столе на блокноте. Насчет «Коня бледного». Эта история до меня не доходила, но она, кажется, была основана на том, что по приезде туда... «Тименев" ведет «коня бледного» для Лавра...». Как-то так было сказано. Потом он объяснил это тем, что было передвижение 3-го корпуса с юга к Ставке...
Шабловский. Не поручался ли тогда, в частности, за Тихменева генерал, тогда полковник111, Барановский™, что относительно Тихменева до настоящего времени никаких подозрений не возникало, и что это и послужило реабилитацией Тихменева?
Керенский. Насчет Лукомского разговор был, а тихменевская история не доходила до меня, только кто-то рассказал как казус, что телеграмма получена такого мистического содержания. Может быть, я путаю, но, кажется, было так.
Председатель. Затем приезд Корнилова 3 августа44: причины, цели и затем все, что имело здесь место. И Корнилов, и Савинков высказываются по этому поводу очень подробное
Керенский. 3 августа Корнилов приезжал для...
i Здесь и далее в документе фамилия указана ошибочно: «Техменев».
II Над фамилией «Тихменев» впечатано слово «тихо».
III Слово исправлено карандашом. Первоначально было: «поручик».
w Здесь и далее в документе фамилия указана ошибочно: «Бороновский».
v Показание Л.Г. Корнилова от 2—5 сентября см. документ № 32 — т. 2. Показания Б.В. Савинкова см. документы № 57 (от 13—15 сентября), № 58 (от 18—19 сентября), № 59 (от 20 сентября) (все — т. 2).
РАЗДЕЛ I
137
Раупах1. ...Для стратегического изложения положения вещей... Керенский. Да, да...
Шабловский. Они ссылаются на записку, которую Савинков написал Корнилову и передал через министра Терещенко. В связи с этим Корнилов дает обширные показания, что тут произошел перелом его представлений.
Керенский. ...В его показаниях сказано, что я сказал: «Не говорите тут всего...»
Шабловский. Да, а Савинков ему записку дал. Корнилов был вызван правительством или явился, как 10-го, по вызову Савинкова?
Керенский. Не могу сказать, по чьей инициативе, правительство ли его вызвало, или он заявил, что готов к тому, чтобы представить доклад. У нас был такой порядок, что фактически Верховный главнокомандующий приезжал, чтобы непосредственно делать общий обзор положения и обсуждать самые основные вопросы с правительством, но, во всяком случае, это было совершенно лояльно. По чьей инициативе, все равно он приехал, и было только не вечером, а днем назначено специально для него заседание, на котором он и делал доклад. Да, перед этим было так: он приехал с запиской, не им, конечно, написанной, а кем-нибудь в Ставке, не знаю кем, во всяком случае, его запиской, которая была такого содержания, что я считал невозможным огласить ее во Временном правительстве, потому что там был предложен целый ряд мер вполне приемлемых, но в такой редакции и с такими аргументациями, что это вызвало бы обратные результаты, и, во всяком случае, был бы взрыв, а при опубликовании ее сохранить Корнилова главнокомандующим было бы невозможно. Поэтому я настаивал и просил управляющего Военным министерством сделать так, чтобы эта записка не докладывалась. И тогда было решено так, что записка эта будет переработана вместе с Военным министерством, значит со мной, в такую форму и в такое содержание, которое было бы приемлемо и для них, и для общественного мнения, и для меня, а в первый приезд он сделает только доклад о стратегическом описании армии и затем о военных перспективах. Кстати, не знаю, не знаете ли вы, что во второй записке появились два совершенно новых отдела — фабрично-заводской и путей сообщения; во второй записке 10 августа...
Шабловский. А 3-го не было?
Керенский. Не было. И оба эти отдела, совершенно щедринского содержания, не были, как оказалось, известны Корнилову. Мы, т.е. Некрасов, Терещенко и я, настоятельно просили Корнилова, чтобы он, по крайней мере, этого вопроса не касался, причем говорили, что если он эти отделы огласит, то будет просто большой таки скандал. Действительно, если бы мы хотели Корнилова провалить, нам нужно было сделать одно — не возражать против того, чтобы он огласил эту записку и оба, путейский и фабрично-заводской, отделы. Тогда дело было бы, конечно, совершено. Так вот, так делано было: он сказал, что сей<час изложит то-то, а меры будет второй раз докла> "давать. Я не знаю, что Савинков написал и какую записку он получил, что касается меня, то я не хочу судить теперь, искренне или неискренне толкует он эпизод в связи с этой запиской, но разговор мы имели с ним совершенно другого содержания. Он очень долго докладывал. И по вопросу о предполагаемой тогда наступательной операции на Юго-Западном фронте, и о целом ряде других мер он уже
I Здесь и далее в документе фамилия напечатана ошибочно: «Раух».
II Текст, заключенный в угловые скобки, вписан карандашом поверх «слепого» текста, отпечатанного на машинке.
138
ДЕПО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА, ТОМ II
сказал, и затем начал говорить об очень технических подробных деталях. Я наклонился к нему и сказал: «Генерал, здесь эти подробности совершенно не нужны». Больше ничего.
Шабловский. Так как общая часть, военно-стратегическое положение было обрисовано.
Керенский. Больше того, он даже сказал о готовящемся ю[го]-з[ападном] наступлении, и когда я увидел, что все существенное изложено, я сказал: «Генерал, здесь эти подробности не нужны». Больше ничего. Нужно сказать, что я всегда, члены Временного правительства могут подтвердить это, стремлюсь к возможной краткости выступлений и совершенно беспощадно режу и министров, и неминистров, когда вижу, что суть дела изложена, и прошу прекратить...
Крахмаль. Мысли о необходимости конспирации не было?
Керенский. У меня не было. Просто, если бы это был член Временного правительства или человек мне близкий, я бы сказал: «Иван Иванович, довольно, это уже ясно». Я не хотел его...
Крохмаль. ...Обидеть...
Керенский. ...Поставить в неловкое положение и сказал: «Генерал, эти подробности здесь совершенно не нужны».
Шабловский. А записка Савинкова какого содержания? Керенский. Этого я не знаю. Записка к Корнилову.
Шабловский. Да, к Корнилову пришла записка от Савинкова, и в своих показаниях теперь он подчеркивает эту записку.
Керенский. Я думаю, не было ли этого потом, и не записки, а разговора. Я сидел рядом с Корниловым и заметил бы, если бы ему была передана записка. Даже если бы это было сделано за моей спиной, я бы заметил, как Корнилов протянул руку.
Шабловский. Этот эпизод не в Вашей памяти...
Керенский. Да, я не помню.
Шабловский. Не ездил ли 3-4 августа в Ставку генерал, полковник тогда, Барановский? И чем была вызвана эта поездка? Мы имеем в виду выяснить, когда начинаются более определенные доклады относительно возможного заговора в Ставке...
Керенский. Это давнишняя история, гораздо раньше Барановского... Шабловский. Раньше 3-4 августа...
Керенский. ...Вы знаете, что на Московском совещании была попытка... Шабловский. Это было уже позднее, а 3, 4 августа?..
Керенский. Почему ездил Барановский... Может быть, тогда шел вопрос о введении военного положения в связи с Ригой?..
Крохмаль. Нет, Рига была взята после Московского совещания... Раупах. Барановский 23-го ездил...
Керенский. Да, он тогда ездил, когда нужно было разрешить вопрос о разделении...
Либер. Это другая поездка. Она известна, о выделении территории Петроградской...
Шабловский. Это вместе с Савинковым они ездили 23-го — 24-го, а 3-го — 4-го была поездка по поводу тогда уже создавшихся отношений Ставки к Временному правительству. Что, собственно, не возникало тогда вопроса о замене Верховного главнокомандующего?
Крохмаль. Ведь 3 августа Корнилов был здесь. Чтобы напомнить — поездка Барановского была после этого...
РАЗДЕЛ I
139
Украинцев1. Полковник Барановский должен был ехать в Киев к больной матери или к отцу и по дороге заехал в Ставку.
Керенский. Да, он ездил в Киев к больному отцу. Я хочу быть точным и боюсь сказать определенно, может быть, я просил его, а может быть, он и сам заехал. Допустим, что я просил его заехать, но вопрос мог идти тогда о выяснении позиции Союза офицеров. Нужно сказать, что давно, вероятно, вы это видели по документам, Союз офицеров занял довольно агрессивную позицию в отношении к Временному правительству и посылал телеграммы большевистского, по существу, содержания: требуем того, требуем другого. Когда я приезжал туда, то Новосильцев всегда довольно оппозиционно меня встречал. Ведь много бывает в отношениях, особенно в отношениях политических и общественных, вещей, которых нечем документировать, но которые ощущаются. И напряженность атмосферы в Ставке и особенно среди Союза офицеров давно чувствовалась, в особенности в связи с тем, что, вероятно, за месяц, если не больше, до всех этих событий. Так, в конце июля я уже получил точные сведения об офицерском заговоре, который готовился и который имел опорные пункты и в Петрограде, и в Ставке...
Шабловский. В конце июля?..
Керенский. Да. Даже, может быть, раньше. Можно сверить с тем, когда был издан закон о праве внесудебных арестов и высылке за границу45... Либер. Кажется, 9 июля.
Керенский. Нет, позже. Недели за две до этого я лично думал, как это сделать, и в конце концов законопроект, который еще в апреле месяце, когда я был министром юстиции, я вносил чисто теоретически, теперь понадобился практически. Должен сказать, что я Временное правительство в курсе этого держал. Тогда произошли аресты великих князей, но, оказывается, мы в известной мере сознательно были на ложный путь направлены. И тогда Барановский поехал по своей инициативе, или я его просил, не помню, для того, чтобы ориентироваться в настроениях и выяснить, в чем дело. Когда второй раз он ездил вместе с Савинковым, то он сказал, что сейчас атмосфера в Ставке убийственная, что Вас там совершенно не выносят и даже о Савинкове в его отсутствие говорят самым отрицательным образом.
Шабловский. Какие, собственно, были сведения о широте заговора, о лицах или, может быть, об организациях, которые могли быть замешаны в этом заговоре? Или были только общие указания, что что-то готовится?
Керенский. Не только что что-то готовится, но и конкретные указания были. Вы знаете, положение наше теперешнее, без органов розыска мы совершенно как слепые щенята в этом вопросе, нас можно обходить и мы ни черта не видим. Вообще накопился целый клубок сведений, и уже перед Московским совещанием я ожидал с неизбежностью почти развивающихся событий. Сведения эти были в конце июля или в самом начале августа скорее.
Шабловский. Это был военный заговор?
Керенский. Т.е. лица, которые указывались, были все военные, но они имели связь с некоторыми штатскими элементами, и затем имели средства, потому что появился целый ряд и ныне процветающих газет, которые тогда начали травлю и лично меня, и вообще сторонников сильной власти. «Живое слово»46 и «Народная газета»47, будущая «Народная Русь», кажется. Я, конечно, не могу для следствия это сказать, но для меня и сейчас ясна вся эта конструкция...
Фамилия «Украинцев» вписана чернилами.
140
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Шабловский. Подготовка путем печати мнения определенных групп? Керенский. Да.
Шабловский. Не было ли указаний, какие, собственно, ближайшие цели? Керенский. Захват власти с арестом Временного правительства. Подготавливался типичный переворот, не массовое движение, а переворот. Шабловский. На что же они могли опираться?
Керенский. Проходили ведь у вас в показаниях некоторые квартиры, Дю-симетьера1, затем вернувшегося Эльвенгрена. Тут уж величайшие революционеры мира ему помогли, Гельсингфорский Совет, который сохранил его для России. Затем они имели связь со Ставкой. Тогда, собственно, указаний на Корнилова не было, но говорилось о части офицерства ставочного. Первый источник был совершенно достоверный, так как это были не агентурные сведения, так сказать, не доносчиские, а от людей чрезвычайно порядочных, которые честно, по существу, были взволнованы, хо[тели] предотвратить и дали мне сведения, чтобы я заранее был ориентирован в возможности. Затем те же сведения были получены уже из менее достоверного внешнего источника, и они совершенно совпали. Тогда мы начали уже наблюдение вести, насколько это было в наших средствах. Конечно, это очень трудно было делать, потому что настроение в Ставке было таково, что всякое лицо, появившееся от меня, вызывало тем самым раздражение и подозрение.
Шабловский. Когда Корнилов был 3-го, не вели ли Вы с ним беседы или не совещались ли просто по поводу того, как бы он смотрел на Ваш личный уход от власти? Не было ли такого собеседования, совещания или просто разговора?
Керенский. Я читал про это и удивлялся, как это можно так изложить... Где-то были напечатаны его показания48, в которых было сказано, что «Керенский со мной совещался» или «спросил меня, не пора ли ему [у]ходить», — в таком стиле что-то.
Шабловский. У него несколько иначе это изложено...
Керенский. На самом деле я, это было в этом кабинете, всячески доказывал ему, что существующая комбинация — единственно возможная комбинация власти и что всякий другой путь гибелен. Я ему говорил: «Ну, положим, я уйду, что же из этого выйдет?» — Вот что я говорил...
Шабловский. Так что, это было собеседование?
Керенский. Совещания никакого не было. Все, что он говорит и говорят другие относительно того, что ему придавалось политическое значение, совершенная чепуха. Единственно, что делал я и те, кто мог, стремились его устранить от политических его аллюров, которые просто ему были не по разуму, он совершенно не ориентировался.
Шабловский. Так что этот разговор если имел место, то имел значение рассуждения, а не совещания?
Керенский. Я говорил: «Чего, собственно, Вы хотите? Военной диктатуры? Но что же из этого выйдет? — Как я потом сказал в Демократическом совещании: Вы окажетесь в безвоздушном пространстве, дороги не будут ходить, телеграф не будет действовать». В этой форме и был разговор. Вообще же мое отношение к Корнилову и ко всему этому отлично известно и во Временном правительстве, и всюду. Ведь мне приходилось напряженнейшую борьбу все время вести за сохранение единства власти и за предотвращение авантюр. И я утверждаю сейчас и всегда буду утверждать, что это был единственный метод, которым я шел.
В тексте ошибочно: «Дессимитьера».
РАЗДЕЛ I
141
Керенский1. Я уверен был всегда и сейчас уверен, что это был единственно правильный метод, которым я шел, потому что действовать по этим сведениям негласным, которые мы имели, и просто дружеским сообщениям я не мог, и, кроме того, я бы тогда показался в общественном мнении или нелепым человеком, или больным, как называется, манией преследования. Ничего бы из этого не вышло, но я был на страже и следил все время за малейшими изменениями в этих кругах...
Председатель. Затем, это обстоятельство вызова Корнилова. Об этом, г. министр, вы изложили раньше в вашем показании", что Вы не вызывали, Временное правительство не вызывало Корнилова, что Вы стали перед фактом, и, узнав о приезде такового, старались только предупредить, и посылали депешу, но разошлись, и затем он сюда прибыл, и в этот приезд он уже представил...
Керенский. Прибыл и вошел ко мне с пулеметами, так что насколько было с его стороны отношение дружеское...
Украинцев. Как с пулеметами?
Керенский. Впереди ехал автомобиль с пулеметом и сзади автомобиль с пулеметом, а затем текинцы внесли два мешка с пулеметами и положили в вестибюле. Два дня прислуга была совершенно потрясена, что ко мне подъезжают с пулеметами.
Председатель. Т.е. как текинцы вошли с пулеметами? Керенский. Да. Председатель. И оставили?
Керенский. Зачем, когда стала уезжать вся компания, впереди автомобиль с пулеметами и сзади автомобиль с пулеметами, и уехали. Ах да, я еще забыл, кроме этой кампании, которая велась, мне сообщено было о целом таком салоне, так сказать, политическом, что ли, где специально велась кампания за Корнилова и против меня и где тоже всячески шла агитация и подготовка общественного мнения, но так как это салон дамский, то Бог с ним, фамилии называть не буду, это неважно.
Председатель. Вот тогда Вы в своем прежнем показании показали, что 10 августа эта записка взята им обратно, и потом он уже представил ее сам или через Савинкова в обработанном виде, где появились новые пункты относительно фабричной и заводской производительности?
Керенский. Нет, он мне ее привез, насколько я помню, дело было так, что тогда, когда они его ездили встречать, то там и вручили ему записку. По-моему, это было так, но я могу на этом и не настаивать, мне кажется, что я верно говорю, что он с этой запиской и приехал ко мне, с новой запиской, и там было так: подпись для него, уже подпись стояла Савинкова, а внизу стояла подпись Филоненко.
Председатель. И вот эти пункты о железных дорогах и о фабриках и заводах. С этой новой запиской Корнилов явился тогда один или в сопровождении Савинкова?
Керенский. Нет, он совершенно один приехал, так как в это время Савинкова, насколько я помню, не было. Ведь Савинков настаивал на том, чтобы Корниловым был сделан доклад во что бы то ни стало Временному правительству.
Председатель. Когда, 10 августа, когда его вызывали?
Керенский. Во Временном правительстве перед этим я сказал, что этого не должно быть в то время, как мы целиком заняты подготовкой к политическому
I Так в тексте.
II Протокол допроса А.Ф. Керенского от 27 августа см. документ № 27 — т. 2.
142
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
моменту — Московского выступления1, что это совершенно не время и не место, тогда они все-таки вызвали его, и все-таки то, что я сказал, было сделано, и доклада во Временном правительстве не было. Это было здесь, в кабинете. Я вызвал Терещенко, Некрасова, и Корнилов эту записку нам изложил здесь.
Председатель. Вы изволили свой взгляд высказать уже днем, он Вас не ознакомил с этой запиской ранее?
Керенский. Нет, я днем перелистал, увидел фабрично-заводской и железнодорожный отделы, увидел, что совершенно новые были вопросы, там были совершенно нелепые вещи написаны.
Председатель. И тогда Вы заявили ваше отрицательное отношение?
Керенский. Нет, я говорил, что и конструкция была неправильная. Что же такое управляющий Военным министерством? Ведь управляющий Военным министерством при мне, ведь управляющий Военным министерством не мог подписывать и выступать контр своего министра", он согласился с тем, что раз этой записки я"1 не видел и приехал с этой запиской, полагая, что она мне известна, он согласился и не настаивал, он понял, что Савинков поступил недисциплинированно в этом выступлении, и затем, вечером, когда Корнилов нам докладывал, пришел Савинков и доложил: «Управляющий Военным министерством». Я его не принял, и он не присутствовал, так как я считал, что он уже тогда был в отставке, т.е. это для меня было ясно.
Председатель. Т.е. тогда было принято так, что бестактность Корнилова произошла благодаря Савинкову, т.е. готовилась записка к докладу Временному правительству, о которой Вы не были осведомлены!
Раупах. А Савинков устно не делал Вам доклада по содержанию записки?
Керенский. У нас дело велось так: я всегда возражал против введения смертной казни по всей России, обыкновенно на этом и кончалась у нас беседа. Он мне заявлял: «Раз Вы с основным пунктом не согласны, остальное все несущественно. Все остальное более или менее, за исключением железнодорожного и фабрично-заводского пунктов, и ранее разрабатывалось в другой форме, но разрабатывалось. Я говорю, что это совершенное заблуждение, которое поддерживается, что каждый вновь назначенный человек как бы впервые приступает к реформам. Корнилов впервые приступил, теперь Верховский как будто бы впервые приступил к реформам. На самом деле все это материалы, которые полностью разрабатывались систематически, все эти меры шли к известной цели. С самого начала, когда я сделался военным министром, когда я выяснил, собственно говоря, на это потребовалось очень мало времени, в каком безысходном положении бросил Военное министерство Гучков со своими нелепыми реформами49, я выяснил определенно, какая громадная работа требуется, чтобы все это дело провести планомерно и систематично. Корнилов же хотел именно действовать срыву™, такими вещами, которые только могли потрясти государство.
Председатель. Так что в этом совещании принимали участие, кроме Вас, г. министр?..
Керенский. Тут были Терещенко, Некрасов и сам Корнилов.
I Московское выступление — здесь имеется в виду выступление на Московском совещании.
II Так в тексте.
III Слово «я» впечатано над строкой. w Так в тексте.
РАЗДЕЛ I
143
Председатель. Вы, так сказать, на этом совещании высказали свое мнение по поводу записки, или Вам не пришлось высказать мнения?
Керенский. Нет, конечно, было только двое говоривших, а мы1 молчали — Некрасов и Терещенко.
Председатель. Вы уже днем сказали Ваше мнение?
Керенский. Мы так и говорили, что большинство изложенного по содержанию правильно и приемлемо, но по форме невозможно.
Председатель. Вот еще один вопрос: в этой записке говорилось что-либо об упразднении комитетов и Советов в армии?
Керенский. Во второй раз нет. Комбинация как будто бы менялась настолько, что потом, когда накануне Московского совещания обсуждался этот вопрос, мне удалось провести, что Временное правительство" большинством приняло эту записку в моей редакции, а не в редакции Корнилова, ведь на Московском совещании мне пришлось читать записку в моей редакции.
Председатель. Т.е. за исключением смертной казни в тылу?
Керенский. За исключением смертной казни в тылу, так как было так сказано, что, принципиально принимая те или иные меры, нужно принимать их так, чтобы эти меры обсуждать сообразно с обстоятельствами и на местах.
Председатель. Не обсуждался ли вопрос на этом заседании о выступлении Корнилова на Московском совещании50?
Керенский. Да.
Председатель. Как отнеслись к этому выступлению?
Керенский. Видите ли, у нас была точка зрения совершенно определенная. Мы имели задачу такую. Ведь тут получается некоторое недоразумение. Наше понимание, нашу линию, которую мы проводим всегда одинаково везде, часто по недоразумению считают признаком бессилия власти. Она заключается в том, чтобы никаких событий не форсировать, по возможности не вызывать никаких взрывов. Поэтому наша задача заключалась в том, чтобы создать такую обстановку на Московском совещании, чтобы выступление Корнилова, если бы оно было, не вызвало бы настроения против в широких массах, потому что нам просто казалось, что Корнилова было некем заменить в то время. Исходя из этого, мы и предложили план, что политическую часть возьмут на себя министры, а Верховный главнокомандующий выступит только вот с таким докладом, который он нам сделал в первый раз, т.е. о положении на фронте, состоянии армии и вопросы стратегические и т.д. Значит, по поводу Московского совещания Временное правительство вынесло категорическое постановление о рамках выступления генерала Корнилова, и несмотря на это...
Председатель. Несмотря на это, несмотря на предупреждение, он поступил по-своему. А он был предупрежден здесь, в Петрограде?
Керенский. Кажется, он был предупрежден еще здесь. Затем, когда он приехал в Москву, тогда ездил к нему сначала министр путей сообщения накануне, затем в тот день, в театре, я вызвал Корнилова в отдельное помещение, где опять повторил и очень просил его, и затем уже, когда он все же говорил, что он скажет так-то и так-то, я уже сказал, чтобы он имел в виду, что это уже будет с его стороны недисциплинированным: «Вы же должны все-таки показывать пример, а Вы нарушаете дисциплину». В это время он был в таком настроении, что был убежден в совершенном бессилии правительства, считал, что правительство уже в прошлом, так сказать, это момент, с которым считаться не следует.
I Слово «мы» впечатано над строкой.
II Далее зачеркнуто: «единогласно».
144
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Если мы говорим, что не нужно или нужно что-нибудь сделать, то только потому, что мы боимся. Вот, мне кажется, эта психология, которая была в близком entourage'n1.
Либер. Разрешите задать вопрос. Вам известно было, что речь, произнесенная Корниловым на Московском совещании, была составлена Филоненко, что, во всяком случае, он принимал участие в составлении?
Керенский. Мне об этом неизвестно. Я и забыл еще сказать, что он накануне, когда он ехал, он уже знал, что Савинков в отставке. С дороги он присылал телеграммы, настаивая на сохранении Савинкова, затем я получил телеграмму, где он сообщал, что ему крайне необходимо на Московском совещании присутствие Савинкова и Филоненко, которые могут поддержать его. Вот я не помню, как это было сказано — в его требованиях или в его выступлении, одним словом, такую телеграмму я получил, но будемте считать редакцию менее одиозной, скажем в «выступлении», я не помню хорошо. При этом там была еще о Савинкове такая аттестация, что это человек в высшей степени известный, пользующийся громадным влиянием у демократии, что-то в этом роде, не буквально, но это там было изложено.
Раупах. Позвольте мне вернуться к вопросу о записке. Этот проект Корнилова был представлен Временному правительству от Вашего имени как военного министра или же представлен главнокомандующим от своего имени?
Керенский. Его представил Корнилов от себя.
Раупах. Новый проект, который обсуждался 10 августа?
Керенский. Так как мы просили Корнилова, он оставил проект в первой редакции.
Раупах. Но он считал нужным внести...
Председатель. Г[осподин] министр, председатель разъяснил нам, что этот проект был новый и подписанный...
Керенский. Была подпись управляющего министерством на втором проекте, но ее не читали.
Председатель. Этот второй проект не читали тогда?
Керенский. Тогда он не фигурировал, этот второй проект, он так и исчез. Единственное отступление, которое было сделано на Московском совещании, в речи его было оговорено, что он не входит в обсуждение мер, которые необходимо провести для железных дорог и в организации промышленности.
Раупах. От этого он отклонился?
Керенский. У нас было оговорено, что он не коснется железных дорог, а он коснулся.
Председатель. Ко времени Московского совещания или раньше уже поступали сведения о заговоре, не нарастали ли и не усиливались ли?.. Керенский. Все время.
Председатель. Не ставилась ли фамилия Корнилова в связи с заговором?
Керенский. Фамилия Корнилова уже потом, незадолго до развернувшихся событий. Тут появлялся еще один офицер, которого я после передал в контрразведку. Наполовину, т.е. немного, он, несомненно, был шантажистом, но он очень близко вращался в Советах казачьих войск и, видимо, был в курсе вообще вещей. Он являлся предупреждать меня так же, как и Львов, т.е. что мне грозит неминуемая гибель в связи с событиями, которые в ближайшие дни произойдут, именно захват заговорщиками власти.
Раупах. Справа или?..
1 Entourage (франц.) — окружение. Это слово вписано карандашом.
РАЗДЕЛ I
145
Керенский. Справа. Он, несомненно, был в курсе, этот офицер, но так для меня мало ясным осталось: приехал ли он ко мне разведчиком сюда или он кое-что слыхал и хотел просто что-либо для себя сшантажировать, но несомненно, что он был в известной мере в курсе дела.
Председатель. Но он не называл тогда Корнилова или кого-нибудь другого?
Керенский. Корнилова не называл, но называл элементы, близкие к нему — Завойко и других близких к нему лиц, кого я не помню. Затем, во время Московского совещания, как вам известно, туда был вызван казачий полк в Москву.
Председатель. 7-ой Сибирский1 казачий полк?
Керенский. ...Помимо командующего Московским округом. Затем в это время из Финляндии приближался корпус кн. Долгорукова к Петрограду, корпус, который был остановлен командующим здесь войсками Васильковским, и среди юнкеров ходили слухи, я не знаю, чем кончилось это расследование, мы получили сообщение от юнкеров московских51, что их предупреждал один офицер, что во время Московского совещания будет провозглашена диктатура. К каким результатам привело расследование этого дела, я не знаю; я не знаю, в каких целях полки казачьи двигались.
Председатель. <Корнилову неизвестно было?>" Нужно думать, для поддержания каких-то требований?
Керенский. Вероятно.
Председатель. Точно не установлено, кем был вызван полк?
Керенский. Известно было, что помимо командующего Московским округом, помимо Временного правительства и военного министра был вызван полк, мы ничего не знали, успели его111 остановить в Можайске.
Председатель. Какие были у Вас сведения относительно выступления большевиков, от кого исходили эти сведения, не были ли они провокационными?
Керенский. Видите ли, почти через каждые две недели появлялись сведения о большевистских выступлениях, и как-то незадолго во Временном правительстве, кто-то, кажется, из кадетских министров, не помню, задал вопрос: «Из-вестны1У ли мне и министру внутренних дел слухи о готовящемся большевистском выступлении, и насколько они серьезны?» Тогда мы ответили, что мы считаем эти слухи несерьезными.
Председатель. Вот тогда, в Москве, не возникало ли у правительства в связи с тем, что Корнилов не хотел подчиниться директивам Временного правительства, сомнение относительно личности его, так как имелись слухи о заговоре в связи с этим, не ставило ли Временное правительство личность Корнилова под сомнение?
Керенский. Видите ли, нужно сказать, что часть Временного правительства была очень гипнотизирована тогда личностью Корнилова. Я это говорю не в том смысле, чтобы было какое-либо соприкосновение или сочувствие к его аллюрам, а просто им казалось, что это человек вне политики, честный, смелый солдат, который должен организовать армию, и потому смотрели вот на эту попытку как на попытку с негодными средствами, потому что это человек, совершенно ничего не понимающий в политике, неумелый, но у каждого есть свое гражданское чувство, мы на это смотрели, мы это все учли, и, даже приехав сюда, я говорил близким своим друзьям, кажется, во Временном прави-
I Слово «Сибирский» вписано карандашом над зачеркнутым: «Оренбургский».
II Текст, заключенный в угловые скобки, зачеркнут.
III Слово «его» вписано карандашом над зачеркнутым: «их». w Текст исправлен. Первоначально было: «Что известно».
146
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
тельстве, что я очень доволен, так как что мне нужно было, я совершенно учел и знаю, где, что1 и как, и после уже, когда это совершилось, мне один из кадетов сказал, что вот только теперь мы поняли занятую Вами на Московском совещании позицию, вообще Ваш тон и тогда нам казавшиеся непонятными угрозы в правую сторону.
Председатель. Вот после Московского совещания, не возникал ли вопрос об изменении в составе Временного правительства, не назывались ли какие-либо фамилии?
Керенский. Нет, были только разговоры, что необходимо воспользоваться создавшимся настроением после эпизода Бубликова и Церетели и понемногу начать переговоры с промышленниками о вхождении их во Временное правительство. Тогда весь вопрос сводился к тому, весь смысл изменений заключался в том, чтобы вернуть к участию в управлении представителей цензовых элементов, не в смысле кадетов, а именно в смысле введения в министерство Коновалова и других.
Председатель. Какие меры предпринимались правительством против ожидавшегося выступления большевиков в Петрограде и Кронштадте?
Керенский. В Кронштадте никаких не предполагалось. Я должен сказать, что никакой роли вообще выступление большевиков здесь не играло. У меня есть, кажется, показание, которое я давал, о разговоре со Львовым, что Львов, приехав ко мне, уверял меня, что большевистское выступление неминуемо, а я уверял его, что по нашим сведениям большевистское выступление не предполагается, я даже сказал: «Вы так уверены, что как будто бы Вы сами участвуете в выступлении».
Председатель. Вот это предполагавшееся объявление Петрограда на военном положении", оно было вызвано стратегическими соображениями, а не было в связи с большевистским выступлением или организацией твердой власти?
Керенский. Если бы у меня было свободное время, то по старой памяти больших следствий я бы всю историю восстановил по-настоящему. Там, несомненно, была какая-то группа лиц, которые все явления, происходящие в государстве, стремятся использовать всегда в определенном направлении, так же и после прорыва у Риги сейчас же я стал получать требования о введении военного положения в Петрограде, о передаче всего войску, всего в распоряжение главнокомандующего.
Крохмаль. Требования от кого?
Керенский. Из Ставки от Корнилова. Вот тогда и началась для меня довольно трудная работа, потому что опять часть Временного правительства готова была пойти прямо на все. Я, считаясь с положением вещей и считаясь, с другой стороны, с тем, что действительно, раз приближается фронт и уже все окружности, ближайшие к Петрограду, постепенно могут быть втянуты в обязанности тыла, и так как и до протопоповского выделения53, которое последовало 16 февраля 1917 г., т.е. за несколько дней до революции, окрестности Петрограда всегда были в распоряжении Верховного главнокомандующего, и только 7 месяцев этого нет, у меня не было мотива, почему же я мог сказать, что это выделение должно быть сохранено, и я только поставил себе одну цель, которую так мотивировал во Временном правительстве, что ввиду острого политического положения вещей невозможно правительству отдавать себя совершенно в распоряжение, в смысле, так сказать, распоряжения вооруженными силами Ставки. Я и предполагал, что хотя бы Петроград и его близкие окрестности, во
Слово «что» впечатано над строкой.
РАЗДЕЛ I
147
всяком случае, выделить, и на этом я категорически настаивал, что мы, значит, передаем все что нужно по стратегическим соображениям, а Петроград, как политический центр, пока здесь есть Временное правительство, должен быть экстратерриториален1. Вот на этой почве около недели я вел борьбу, и в конце концов удалось получить формальное согласие от Корнилова, потом, как выяснилось, Корнилов думал, что это отсрочка дней на четыре, на пять, потому что наше заявление — «пока в Петрограде Временное правительство» — понял в том смысле, что Временное правительство чуть ли не на другой день уедет из Петрограда, хотя этого, конечно, никто не предполагал. Только таким образом можно было отстоять известную часть. Затем, как известно из того, что мне сказал перед самоубийством ген. Крымов, что он ехал сюда с приказом о введении осадного положения и распределении всего Петрограда на военные комендатуры. Так что во всякое время, значит, мы были окружены. И вот в связи с этим положением вещей в Ставке и возможными всякими осложнениями при новом положении вещей в Петербурге" с выводом войск на позицию, который у нас происходит не совсем гладко, затем в связи с эксцессами при переездах и, главное, вот ввиду этих возникших отношений и предполагалось иметь определенное количество вооруженной силы именно в распоряжении Временного правительства, но никоим образом не в распоряжении Верховного главнокомандующего, т.е. вообще Северного фронта или Верховного главнокомандующего.
Председатель. Так что вообще военное положение"1 не должно было быть введено ввиду выделения Петрограда.
Керенский. Оно должно было быть введено, но с особыми правами под непосредственным наблюдением Временного правительства, а не Верховного главнокомандующего.
Шабловский. Предполагалось ли упразднение и разоружение Кронштадта54, и какими соображениями это было вызвано? Вызывалось ли это стратегическими соображениями?
Керенский. В это время никакого разговора не было. Это старая летняя история.
Либер. 8 августа была подписана официальная бумага, следовательно, в связи с этим?
Керенский. Нет, это старая история. Нужно сказать, что в Кронштадте находятся весьма ценные орудия, которые нам сейчас весьма нужны на других позициях. Я, думая, что здесь было не только революционное увлечение, но и сознательная германская работа, потому что в Кронштадте их много. Были предложения из Ставки все время с самого начала революции, особенно летом, о передаче этих орудий в распоряжение Северного фронта для постановки их на вновь организованных позициях, но это встречало решительное сопротивление Кронштадта, что это есть не что иное, как измена, что хотят обезоружить Кронштадт.
Крохмаль. По политическим соображениям?
Керенский. Не только по политическим, но и по изменническим тенденциям. Они довели до того, что соответствующая позиция недостаточно вооружена и совсем не может быть вооружена в ближайшем будущем. Вместе с этим, при новой конъюнктуре, при соотношении сил и при новом положении на Фин-
I Слово исправлено. Первоначально было: «экстротериален».
II Так в тексте.
I" Далее зачеркнуто: «Шабловский. ...военное положение».
148
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
ском заливе было решено если не в июне, то в июле упразднение Кронштадтской крепости и преобразование Кронштадта в базу снабжательную1 для разных складов и т.д.
Шабловский. Не считалась ли крепость в военном отношении нулем и не более существенным считалось прибрежье?
Керенский. Да, поэтому все это и делалось в смысле требования орудий и упразднения крепости. Это было вызвано соображениями чисто военно-стратегическими.
Либер. А вывод гарнизона Кронштадта?
Керенский. Это было упразднение Кронштадта как крепости. Если бы крепость была нужна и имела значение как оборонительный пункт, то какой бы ни был гарнизон, из правительстЕенных соображений правительство не постановило бы разоружить крепость — это нелепость, а с выводом оттуда тяжелой артиллерии это давало свой смысл. Сейчас Кронштадт никакого военно-стратегического значения не имеет.
Либер. Ограничения работ по укреплению Финляндии были предприняты с ведома Корнилова, и об этом на Московском совещании было решено?
Керенский. Вероятно, это было раньше решено.
Либер. Но с ведома ли Корнилова? Было ему это известно?
Керенский. Я думаю, что это было решено раньше, до назначения Корнилова Верховным главнокомандующим. Об этом можно справиться по журналу Временного правительства. Это было вызвано признанием ненужности" и нелепости этих мероприятий. В укреплении Финляндии сейчас выяснилось, что это ни к чему. А это почему имеет значение?
Либер. Потому что Корнилов в своих показаниях указал, что прекращение работ в Финляндии является определенным актом со стороны правительства, которое теперь имеет печальные последствия.
Керенский. Вот чепуха.
Шабловский. Ожидалась ли ввиду предстоящего введения военного положения в Петрограде какая-либо оппозиция со стороны Советов, и против этой меры входило ли Временное правительство в собеседования или совещания с Центральным исполнительным комитетом об устранении возможного конфликта?
Керенский. Нет, никаких переговоров не было. Это, вероятно, и Либер знает. По вопросу о введении военного Положения никаких переговоров я, по крайней мере, не вел и от моего имени никто не вел. У нас всегда было достаточное количество советских представителей: Авксентьев, Чернов, Скобелев и я, и вообще никакого возражения не встречали. Обсуждения во Временном правительстве шли к тому, чтобы так сделать, чтобы гарантировать от неожиданностей и экспериментов, т.к. мы в себе достаточно уверены.
Шабловский. Так что 3-ий корпус, который сюда двигался, должен был быть той военной силой, которая должна быть не в распоряжении Верховного главнокомандующего, а Временного правительства на случай эвентуальности1"?
Керенский. Да.
Шабловский. Предполагалось употребить этот корпус на подавление беспорядков, если бы таковые возникли, или вопрос об этом не возбуждался во Временном правительстве?
I Так в тексте.
II Далее слово зачеркнуто и неразбрчиво.
III Эвентуальность (eventus, лат.) — возможный при известных обстоятельствах.
РАЗДЕЛ I
149
Керенский. Для чего понадобились эти войска, определенно не уяснялось. Вообще на случай для того, чтобы правительство имело опору, неизвестно было, в какую сторону надо было бы их употребить, и я не думаю, чтобы их нужно было употребить. Во всяком случае, они никакого отношения к командующему фронтом или к Верховному главнокомандующему не должны были иметь.
Шабловский. Так что этот корпус должен был быть в распоряжении Временного правительства или должен был быть ячейкой для формации новой армии на побережье ввиду прорыва на Рижском фронте?
Керенский. Это едва ли. Тут был старинный спор, образовывать ли прибрежную армию. Это настолько специальный военный вопрос, он шел еще при Гучкове между Ставкой и Гучковым и Корниловым, который очень варьировался, как организовать петроградские войска на случай, если им придется охранять не только революцию, но и подступ к Петрограду. Это был давнишний вопрос.
Крохмаль. Мысль о вызове этого 3-го корпуса возникла только после взятия Риги?
Керенский. Да.
Крохмаль. У Вас с Савинковым не было какого-нибудь разговора относительно прямого назначения этого корпуса для возможного подавления большевистского восстания здесь, и не известно ли, в какой форме Савинков говорил с Корниловым по поводу вызова этого корпуса?
Керенский. В какой форме Савинков говорил с Корниловым, я сказать не могу, потому что по газетным сообщениям я вижу, что в Ставке говорилось многое то, о чем здесь даже не упоминалось. Я читал, что там происходили обсуждения возможного состава Временного правительства с совершенно фантастическими именами, о чем мы здесь и представления никакого не имели. Но здесь вопрос конкретно о том, вызывать ли для большевиков, — в такой форме не ставился. Вообще, того значения, которое там разыгрывалось, здесь не придавалось, это было между прочим. Вообще никаких разговоров не было. Как, например, одно время, когда думали, что мы будем уезжать в Москву, предполагалось вызвать жел[езно]-дор[ожный] батальон, чтобы поднять работу Николаевской жел[езной] дороги. Это все такие эпизоды, которым мы значения не придавали. Затем я помню, когда Савинков вернулся из Ставки, тогда, кажется, впервые и было сказано, что 3-ий корпус. Я почему так говорю, потому что, когда началась вся эта история, многие, кто был ближе ко мне, спрашивали, не помню ли я, как возникла эта история, почему 3-ий корпус. И мы никто не могли вспомнить, как это началось, почему и что, — настолько не фиксировано у нас было здесь. А что касается именно 3-го корпуса, я помню, что когда Савинков вернулся, то сказал, что ему удалось отбить посылку сюда Дикой дивизии и, значит, Крымова. Я не знаю, известно ли вам, что я подписал указ о назначении Крымова командующим 11-ой армии. Это было дано для большего успокоения.
Крохмаль. Для чьего успокоения?
Керенский. Для моего успокоения. Я знаю, что Крымов командир 11-ой армии, и вопрос окончен. Оказывается, он все время сидел в Ставке и вырабатывал эту дислокацию и вдруг очутился здесь. Когда мне говорят, что Крымов здесь, я говорю: «Как здесь?» Я его спрашиваю: «Кто Вы такой?» — «Я командующий Особой армией». — «Какой?» — «Которая назначена в Петроград».
Крохмаль. Но приказа о назначении его командующим армией не было?
Керенский. Нет. Тут был помощник военного министра. Я спрашиваю: «Вы знаете?» — «Нет, я ничего не знаю, и Военное министерство ничего не знает». Это был единственный указ, который я подписал.
150
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Крохмаль. Вопрос о вызове сюда дополнительных войск проходил через Временное правительство или через1 частное совещание части членов Временного правительства?
Керенский. Я думаю, что это было в порядке разговора. Обыкновенно во Временном правительстве бывают разговоры: каково положение, достаточно ли сил, на которые правительство может рассчитывать, какие взаимоотношения между настроением войск в той части, в другой...
Крохмаль. Не в официальных заседаниях?
Керенский. У нас бывают разные заседания: деловые, политические, обыкновенные, и я всегда стараюсь, насколько возможно, давать общий очерк положения правительству, чтобы оно знало и было всегда в курсе. Тогда возникал вопрос, что необходимо, чтобы в такое трудное время правительство было обеспечено в достаточной мере силами для поддержания порядка. Должен сказать, что тут возникал большой вопрос в связи с градом беженцев. Я помню ваше сообщение по поводу положения вещей на дорогах, и я тогда докладывал об этом Временному правительству. Тогда шла большая агитация в войсках вокруг едущих в Петроград. Вообще настроение было напряженное, и если прибавить неизбежность ожидавшегося мною конфликта рано или поздно со Ставкой, то обстановка была достаточная для того, чтобы несколько беспокоиться о положении вещей.
Крохмаль. Когда и в каком составе Временного правительства обсуждался этот вопрос о вызове, Вы не помните?
Керенский. Нет. Я думаю, даже наверно могу сказать, что в такой форме, чтобы вызвать 3-ий корпус или 5-ый или 12-ый, вообще разговоров не было. Просто спрашивают: достаточно вы обеспечены, и тогда отвечает военный министр или министр внутренних] дел, что меры принимаются, или обеспечение будет достаточное.
Крохмаль. В составе Временного правительства поднимался вопрос о необходимости вызова войск в связи с возможным или ожидавшимся определенно выступлением большевиков, Вы не помните?
Керенский. Нет, не помню.
Крохмаль. Савинков Вам не говорил?
Керенский. Может быть, такие разговоры и были.
Крохмаль. Но чтобы это было определенно связано с вызовом войск, этого не было?
Керенский. Чтобы это фиксировалось, чтобы ожидался взрыв большевиков? У нас внимание было сосредоточено в другую сторону. Вы помните, как раз происходили аресты великих князей и ряд других обысков. После Московского совещания для меня было ясно, что ближайшая попытка удара будет справа, а не слева.
Шабловский. Когда у Вас, г. министр, была впервые беседа со Львовым по вопросу о преобразовании и усилении власти? По чьей инициативе возник этот разговор, какие конкретные предложения исходили от Львова?
Керенский. Такой беседы у меня с ним не было.
Шабловский. Какие конкретные предложения он делал?
Керенский. В числе бесконечного числа лиц, приходящих ко мне с разного рода разговорами, прожектами, предложениями и советами (потому что каждый считает, что все несчастье заключается в том, что я его не выслушал), пришел и В.Львов. Он не говорил о прожектах, о перемене состава или о
Слово «через» вписано над строкой.
РАЗДЕЛ I
151
реформе, сколько о том, что моя песенка спета, что т.к. я не имею никакой опоры нигде, потому что, с одной стороны, меня теперь ненавидит правая часть, а, с другой стороны, курсом большей решительности в смысле применения репрессий и борьбы с большевиками я подрывал свое положение и у демократии, то поэтому я ни на что не опираюсь и мое Временное правительство, и что он полагал бы, что необходимо такую опору найти и что это можно сделать так: реконструировать состав кабинета и ввести туда элементы более правые, чем к.-л.1 даже. Так как это было в скором времени после Московского совещания, то было естественно, что человек приходит и высказывает свои мысли. Я ему ответил, что я являюсь убежденным сторонником коалиции. Теперь я не помню подробностей этого разговора, но суть его разговора была главным образом в стремлении показать, что у него есть что-то такое за спиной. Он говорил: «Мы то, мы другое». Я спрашиваю: «Кто такое мы? Что у Вас есть, что Вы можете дать, от какой группы Вы говорите?» Он говорит: «Я не имею права Вам этого сказать, я только уполномочен спросить Вас». Я не помню, в начале это было или в конце, но выходило так, как будто он является по поручению какой-то группы, это было несомненно. Он неоднократно потом говорил, что он откуда-то приехал и сегодня же должен туда уехать и что «я должен знать Ваше мнение, мне поручено спросить, угодно Вам или неугодно ввести новые элементы и по этому поводу вести беседу». Я на это ответил ему, что прежде, чем дать ответ, я должен знать, с кем я имею дело, какая такая группа и что они хотят. Он говорит: «Общественные деятели». Я говорю: «Общественные деятели бывают разные». Вот в таком роде был разговор. Я ему сказал: «Ну что же, если я ни на что не опираюсь, что Вы можете предложить, какую реальную силу вы можете дать, я представляю Ваш круг, кто общественные деятели?» Он стал намекать, что я ошибаюсь, что они имеют достаточную реальную силу, с которой необходимо считаться. Вот приблизительно такой был разговор, и я ему никаких поручений, никаких полномочий не давал. Потом он, кажется, признался, что превысил свои права, когда сказал, что от моего имени говорил. Разумеется, я ему этого не говорил. Я сказал: «Прежде чем что-либо ответить, Вы мне скажите, с кем я имею дело?»
Шабловский. И он говорил, что не имеет права пока сказать?
Керенский. Да. Это меня и заинтересовало на фоне целого клубка разных решений, имеющихся у меня и ранее намеченных линий разных направлений. Меня заинтересовала такого рода тайна. Вообще я Львова давно знаю, и я видел, что он зашел попросту поболтать. Он говорил, что хорошо ко мне относится, заинтересован лично мною и т.д.
Шабловский. Так как он не называл, от кого именно он явился, то не предложили Вы ему, что если он не имеет права назвать, получить это право высказаться яснее?
Керенский. Я не сказал право, я сказал: «Прежде чем сказать свое мнение о данной комбинации, я должен знать, с кем я имею дело, кто говорит, что говорит, от чьего имени Вы говорите».
Шабловский. Как же он кончил свой разговор?
Керенский. Он не окончил, он спросил: «Значит, Вы будете разговаривать, если я скажу?» Я говорю: «Скажите более определенно, что Вы хотите знать». Он простился и ушел. Больше ничего не было.
Шабловский. После этой беседы ждали Вы, что он явится с чем-то более определенным и выскажется яснее, или Вы считали разговор с ним оконченным?
К.-д. — кадеты.
152
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Керенский. Я считал, что дело на этом и кончится, потому что вообще никакого значения этому не придавал. Но некоторые подробности и скорее тон Львова несколько меня заинтересовали, и я про себя размышлял, что дело относится к той родзянковской группе55, к группе бывших, так сказать, старых людей, которые засели в Москве. Вообще тогда были разные переговоры, тем более, что перед этим раньше в июне—июле изредка кое-какие господа ко мне появлялись с разными предложениями разных реконструкций. Мне даже были прямые предложения о диктатуре, и это мне несколько облегчало наблюдение за корниловскими окружающими, потому что я видел тех же самых, которые сначала пытались ко мне захаживать.
Шабловский. А Львов предлагал только ввести эти более правые элементы, на которые можно опереться, или он предлагал усиление власти путем привлечения более широких масс в состав правительства, или предлагал какую-нибудь реальную силу в смысле усиления власти?
Керенский. Когда он был первый раз, разговор был именно о введении новых элементов, которые бы расширили базу Временного правительства, а когда я говорил: «Кто же может усилить базу? Ну, будь [на] два-три человека больше». Тогда он, несколько улыбаясь, говорил: «Ну, Вы можете ошибаться, силы у нас есть». — «Какие силы?» — «Вы не знаете, но силы у нас есть». Это меня заинтересовало в том смысле, что мне показалось, что Львов не от себя болтает.
Шабловский. Вы, г. министр, говорили Вашим товарищам Зарудному и Некрасову или какому-нибудь другому об этих предложениях, которые были сделаны Львовым в том духе, что вот заманчивое предложение преподнес Львов, и не давали Вы кому-нибудь поручения выяснить, на что опирается Львов, откуда у него это предложение исходит?
Керенский. Не помню.
Шабловский. В смысле осведомления о том факте, который имел место?
Керенский. Не могу Вам сказать. Я скорее предполагаю, что я кому-нибудь просто, между прочим, сказал, что был Львов, но точно сейчас сказать не могу, потому что серьезного значения я тогда этому посещению не придавал. Нужно сказать, что во второй приезд он вообще изменил манеру. Он очень меня добивался. Я помню, у меня не было ни1 времени, ни охоты с ним видеться, тем более что он ушел из состава Временного правительства. Он, кажется, Терещенко резко сказал обо мне в связи со своим уходом. Когда он пришел второй раз, я говорю: «Вы, значит, опять по этому делу пришли разговаривать?» (Я точно боюсь сказать, но смысл был такой.) Он ответил: «Теперь все по-другому, обстановка изменилась». И во второй раз он не говорил вовсе о том, чтобы я ввел новые элементы, что надо расширить базу, а с места в карьер сказал, что приехал меня предупредить, что мое положение крайне рискованное, что я обречен и что в ближайшем будущем будет большевистское восстание, и правительству не будет оказано никакой поддержки, и за мою жизнь не будет никакой гарантии и т.д. И когда он увидел, что ничего не действует и я отшучиваюсь: что суждено, то суждено, — приблизительно в такой форме, тогда он сразу оборвал разговор. Он, видимо, очень волновался...
Керенский11. ...Видимо, он все время волновался. Он сказал тогда: «Я должен Вам передать формальное предложение». Я говорю: «От кого?» — «От Корнилова». Когда он сказал мне все эти нелепости, это на меня произвело впе-
Частица «ни» впечатана над строкой.
Так в тексте. По-видимому, сменилась очередь стенографистов.
РАЗДЕЛ I
153
чатление такое, что это, во всяком случае, или сумасшедший, или что-нибудь... Насколько все это было серьезно, это может быть доказано всеми окружающими. Когда я его выпустил, сейчас же вошел Вырубов. Когда он вошел, я показал письменный документ и говорю: «Вот до чего мы дожили, что делается».
Чл. Чр. с. к.1 Крохмаль. А каково происхождение этого письменного документа?
Председатель. Савинков ездил в Ставку с ведома и по поручению правительства или сам по себе?
Керенский. Видите, он сам назначил, я даже не знал об этом, что там назначается собрание всех комиссаров и представителей комитетов56 для обсуждения проектов реформ. А т.к. в это же время шел вопрос о военном положении территории, то я просил Барановского поехать туда, чтобы и военная сторона, так сказать, была обставлена больше, что мне нужно было.
Председатель. Он доложил, что поедет на это собрание, и тогда от себя Вы просили Барановского, чтобы быть в курсе дела?
Керенский. Да.
Председатель. Известно ли Вам было, доложено ли было, что он берет с собою Миронова и для чего он это делает?
Керенский. Нет, про Миронова я не знал. Я помню, как раз на другой день после их отъезда мне Миронов понадобился для установления наблюдения за новым лицом. Я вызвал Миронова. Мне сказали, что он уехал с Савинковым в Ставку.
Председатель. Так что Савинков ехал больше на совещание по вопросу о реформах и вот по вопросу о создавшемся положении в связи с продвижением 3-го корпуса, о военном положении в Петрограде в связи с создавшимся положением после прорыва Рижского фронта?
Керенский. Нет, я думаю, просто совещание совпало с этим, раз он сказал, что он едет. Обыкновенно мы по прямому проводу переговаривались. Т[ак] ч[то] я помню, что здесь мы как раз на этом столе мы эту территорию определяли, которая должна быть изъята из военного положения.
Голос. И Петроград остается в компетенции не верховного командования?
Керенский. Здесь был Савинков, два товарища министра, я, Барановский, еще кто-то такой. И, кажется, здесь было решено, что они поедут вместе, когда выяснилось, что Савинков все равно едет.
Председатель. Какой доклад представил Вам Савинков о своей поездке?
Керенский. Особенно не докладывал. Он докладывал, что когда приехал, то в первый день съезда было отношение крайне возбужденное, непримиримое, но потом ему путем длительных переговоров удалось смягчить, и когда уезжал, то к нему приехал, не помню, сам или кто-то от Корнилова специально был прислан в поезд, и просил передать, что он целиком желает работать со мною и мне предан.
Председатель. А правительству не делал доклада о своей поездке?
Керенский. И в это время приехавший Барановский говорил, что атмосфера в Ставке невозможная, что там «Вашего имени даже произносить невозможно и что работа почти не идет, п[отому] ч[то] все за всеми столами во всех местах только идут политические разговоры». И нужно сказать, что одной из совершенно таких неожиданных для меня линий было то, что с момента назначения Корнилова Верховным главнокомандующим, собственно говоря, вопросы военные, стратегические, фронтовые совершенно Ставку не интересовали. И сравни-
Чл. Чр. с. к. — член Чрезвычайной следственной комиссии.
154
ДЕПО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
тельно то, что обыкновенно было прежде в разговоре с Алексеевым, Брусиловым, тут совершенно было на втором плане. Я до этого эпизода говорил, что меня удивляет, что это невозможно, такая гипертрофия политики там, где она не должна быть.
Председатель. Предупреждал ли Вас Савинков, г. министр, о том, что им предположено в связи с продвижением 3-го корпуса к Петрограду объявление Петрограда на военном положении и что это будет в зависимости от приближения корпуса к Петрограду?
Керенский. Так было, на что я отвечал, что никакого для меня значения приближение или неприближение корпуса не имеет. Я нахожу это совершенно излишним. Что это мера, которая необходима ввиду изменившейся обстановки, что она совершенно возможна, объявление военного положения возможно, не ожидая никакого прихода. Т[ак] ч[то] я мнение это оспаривал, и правительству этого доклада не делалось.
Председатель. Только доложил Вам?
Керенский. Насколько помню, правительству доклада не делалось. Председатель. Не предполагалась ли посылка Терещенко тогда в Ставку, чем эта вызывалась посылка в Ставку?
Керенский. Собственно, когда? Какая посылка?
Председатель. А вот сейчас же после возвращения Савинкова. Чем это было вызвано?
Керенский. Он перед этим ездил. Он ездил в самом начале. Он привез сведения, что Филоненко ведет интригу против Лукомского.
Ч. Ч. с. к.1 Голъдман-Либер. Перед этим, перед Львовым?
Керенский. Он ездил по своим делам. Я не знаю, может быть, хотел говорить лично. Кажется, в это время должен был туда ехать Маклаков, который предполагался послом в Париж.
Председатель. Т[ак] ч[то] это стояло вне всякой связи с посылкой Савинкова.
Керенский. Мне кажется, это сравнительно мелочь. Тогда я этим не был занят.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Извиняюсь, на минуту задержу. Барановский тогда ездил с Савинковым, имея самостоятельную задачу или нет?
Керенский. Он ездил как начальник кабинета, главным образом по вопросу выяснения военной ориентировки, и он присутствовал только по вопросу о выделении Петрограда.
Ч. Ч. с. к. Раупах. И, значит, в этом вопросе он должен был настаивать на выделении?
Керенский. Здесь все военные, и на нашем совещании Якубович, Туманов, они всегда были. Одним словом, все против выделения в такой мере. Но я хотел просто по соображениям военным разделить перед ними военную точку зрения, и тут они были все более или менее солидарны, и поехал туда Барановский с тем, чтобы там присутствовать и проводить мою точку зрения.
Председатель. Вот 26 августа, когда появился здесь Львов, он доложил заранее через кого-нибудь или внезапно появился? И затем, г. министр, не доходило ли до Вас сведение в тот день, что Львов распространяет по городу какие-то тревожные вести?
Керенский. К сожалению, я узнал после, как он ушел от меня. Перед этим у меня сидел комиссар туркестанский. Какой мой источник? Да кто-то там видел из моих. Он был в довольно возбужденном состоянии. Позвольте, тут
1 Ч. Ч. с. к. — член Чрезвычайной следственной комиссии.
РАЗДЕЛ I
155
еще кто-то разговорился. Он отмечал, что, кроме разговора на улице, где-то здесь он очень остро позволил себе. Я не помню кто.
Председатель. Затем доклад Львова. Как он его мотивировал? Ставил ли его в связи с предшествующим посещением Вас или так внезапно новое что-нибудь привел?
Керенский. Вот именно, что он совершенно как будто изменился. Все предшествующее как будто насмарку было.
Председатель. Т[ак] ч[то] вне связи с предшествующим?
Керенский. Не то что вне связи, я не помню, какой разговор, но я сказал: «Вы все с вашей материей?» Он говорит: «Нет. Тут обстоятельства изменились». Я не помню, кажется, так сказал. Здесь уже никакого разговора. Тут вопрос шел, чтобы я сдал должность и уходил. Никакого введения новых элементов или расширения базы, тут не было разговора. Я остаюсь при моем тогдашнем убеждении, которое тогда высказывал, что это был единственный вечер, может быть, когда Львов был более или менее искренен, и действительно, зная грядущие события, может быть, совесть в нем заговорила или испугался, но, несомненно, он хотел спасти меня от чего-то. Это подтвердил разговор в автомобиле, когда при Вырубове я нарочно сказал, что переменил решение и поеду в Ставку, сказал, чтобы проверить его. И тогда он схватил за грудь и говорит: «Спаси Бог. Вы ради Бога не ездите, п[отому] ч[то] дело Ваше там плохо». Это было в присутствии Вырубова.
Председатель. Он Вам подробности какие-нибудь рассказывал, собственно, почему, или только требование предъявил или ультиматум?
Керенский. Ультиматум. Он сказал: «Я имею поручение от ген. Корнилова». Я сказал: «Ныне созвано вечернее заседание правительства». Он сказал: «Сейчас же садитесь в поезд и немедленно должны ехать в Ставку».
Председатель. Он подробно Вам рассказывал или какие-нибудь имел сведения?
Керенский. Нет, он изложил. Очевидно, он хорошо знал, п[отому] ч[то] и устно, и письменно излагал точно. Это введение военного положения, затем передача власти и отставка. И 4-й пункт, который, говорит, лично для Вас немедленный отъезд. И поэтому, т.к. на бумаге не было, я хотел восстановить в ленте. И для меня после разговора в ленте самое решающее значение, одно из самых важных имело то место, когда я спрашивал по ленте: предложение о приезде относится ко мне или также к Савинкову? Щотому] ч[то] Львов говорил мне, что поездка предложена как Вам, так и Савинкову. Что Корнилов одинаково настаивает на немедленном приезде Вашем и Савинкова. Поэтому я и задал такой конкретный вопрос сейчас: что относится ли предложение о приезде только ко мне или к Савинкову? И вот категорический ответ насчет Савинкова, и затем такое заявление, что только крайние обстоятельства заставляют его к этому прибегать. Для меня стало совершенно очевидным, что Львов в курсе дела.
Председатель. Значит, записку эту читал Вырубов?
Керенский. Я подал и говорю: «Читайте».
Председатель. Какое впечатление произвело на Вырубова?
Керенский. Он говорит: «Что же делать?» Я говорю: «Вот какие меры принимают». Затем Львова арестовали.
Председатель. Т[ак] ч[что] Львова тогда не было?
Керенский. Вырубов вышел, и Львов вышел. И затем, я просил, чтобы был своевременно на прямом проводе. Я вызвал Балавинского1. Тут все пришлось организовывать для того, чтобы установить это все.
1 В тексте фамилия указана ошибочно: «Балабинского».
156
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Ч. Ч. с. к. Раупах. Значит, Львов предложил эти пункты не как мнение Корнилова, не как совет, а как требование, как ультиматум?
Керенский. Ни о каком мнении разговора не было, а был ультиматум, требование. И затем, второе, что для меня в ленте было, это вопрос, который я задал, то, что для меня было нужно. И здесь, когда я вел разговор со Львовым, я старался выяснить и повторил вопрос в присутствии Балавинского, что, собственно говоря, это нужно поехать только в том случае. Мне хотелось знать, действительно они верят в большевизм или это есть предлог. Я им задал вопрос: «Все это нужно только в том случае, если будет действительно наступление большевиков?» Я говорил: «Если никаких выступлений большевиков не будет, все равно надо поехать?» — «Все равно». Поэтому вопрос я задал Корнилову. Не помню, как на ленте.
Ч. Ч. с. к. Раупах. «Необходимо ли мне приехать?»
Керенский. «Только в случае события или во всяком случае?» Ответ: «Во всяком случае». Т[ак] ч[что] эти два человека, находящиеся на большом расстоянии и не зная, что говорил Львов, Корнилов и Львов отвечали на те же вопросы совершенно одинаково. И затем, третий раз, когда вернулся Львов и был Балавинский, я при нем задал вопрос...
Председатель. Львову?
Керенский. Да. Ехать ли во всяком случае или только если будет выступление большевиков? Я наверное знал, что никаких большевистских выступлений не будет.
Председатель. Т[ак] ч[что] арест Львова был решен Вами после разговора с Корниловым и в связи с предстоящей поездкой?
Керенский. Нет, в связи с тем, что для меня совершенно было ясно, что это человек, который участвовал, что-то знает и говорит правду, и что он особенно в первом разговоре довольно часто употреблял «мы».
Председатель. Кому же, г. министр, в порядке постепенности Вы изволили рассказать об этом эпизоде со Львовым и Ваш разговор с Корниловым?
Ч. Ч. с. к. Крохмаль. Я хотел задать вопрос: каким образом получился этот документ?
Керенский. Ах, это получилось очень просто. Здесь показано. Он изложил все устно и требовал от меня категорически. Я ему ответил: «Вы сами понимаете, Владимир Николаевич, если я приду во Временное правительство и сделаю такое заявление, что создалось такое положение вещей, ведь все равно никто не поверит, и сочтут меня за сумасшедшего или пошлют раньше проверить и спросить, делал ли мне такое заявление Корнилов и давал ли Корнилов такой приказ. Я же буду в глупом положении. Какое я имею право? Я Вам доверяю, я отлично Вас знаю, но не могу же я говорить». Он говорит: «Нет, я ручаюсь». — «Если Вы ручаетесь, так напишите». Он говорит: «С удовольствием, п[отому] ч[то] я, как Вы знаете, никогда неправды не говорю». Хотя он иногда и прибавляет. Взял и написал это.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Это было до разговора по ленте?
Керенский. Это было до разговора. И вот эти пункты я показал Вырубову и затем поехал говорить по ленте.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Львова не было с Вами?
Керенский. Он опоздал, но приехал. Когда мы спустились, он подымался. Поэтому я и прочел весь разговор по ленте, чтобы он подтвердил.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Разговор шел от Вашего имени и от имени Львова?
Керенский. Да. Он сказал мне, что, может быть, запоздает несколько. Но т.к. Корнилов был около 20 минут, то я согласно этому разговору эти вопросы задавал от имени двух.
РАЗДЕЛ I
157
Ч. Ч. с. к. Раупах. Почему Вы считали необходимым от имени двух говорить? Чем это было вызвано? Так было удобнее с Корниловым разговаривать?
Керенский. Щотому] ч[то] Львов от Корнилова ко мне приехал. Он сказал, что исполняет поручение Корнилова. Мы так условились, что будем говорить вместе со Львовым. Когда мы спустились, он шел навстречу. Львов говорит: «Что же, Александр Федорович, я верным другом оказался? Не обманул Вас?» Я говорю: «Нет».
Ч. Ч. с. к. Раупах. Это после разговора?
Керенский. Когда спускались, он подымался к нам навстречу. Я говорю: «Не обманули». А затем поехали вместе сюда и потом поехали дальше.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Здесь в присутствии Балавинского?
Керенский. Здесь в присутствии Балавинского в основных чертах то, что нужно было, повторил. А, главное, мне важно было не столько слова, сколько установить, чтобы был свидетель, чтобы установить тон и ту взволнованность, серьезность исключительную, которую придавал всему этому сам Львов.
Ч. Ч. с. к. Колоколов. А Львов знал, что Балавинский присутствовал?
Керенский. Нет, не знал.
Председатель. Кому же в порядке постепенности Вы изволили передать это предложение Львова и разговор с Корниловым по ленте, и когда прочитали эту ленту и записку, не было ли каких-нибудь возражений со стороны Ваших товарищей?
Керенский. Видите, было так. Затем мы вернулись. Был разговор. Львов был арестован. Тут, кажется, собрались, насколько я помню, Некрасов, Балавинский, кажется, был. Я не помню, Терещенко приехал в это время или нет. Я помню, что мест довольно много было занято за этим столом, но кто был, не помню. Потом Савинков пришел.
Председатель. Никто, ознакомившись с этой лентой и ознакомившись с запиской, не сделал возражений Вам по этому поводу?
Керенский. Савинков предлагал сейчас же переговорить с Корниловым по прямому проводу. Это я помню.
Председатель. А вот не возникало ли сомнения у министров в том, что не напутал ли Львов, что, собственно, лента и доклад Львова могут не соответствовать, не восполнять друг друга?
Керенский. Я только помню хорошо предложение Савинкова, чтобы ему предоставлена была возможность с Корниловым переговорить по прямому проводу, это я помню. И затем, когда я читал во Временном правительстве все это одно за другим, тогда тут никакого возражения не было, насколько я помню. Может, потом и было, но я не помню.
Председатель. Т[ак] ч[то] вслед за тем было созвано заседание с 26-го на 27-е, и там изволили тогда?..
Керенский. Заседание должно было быть в этот день, и тогда я все подробно изложил, как что было. И посещение Львова, и весь этот эпизод. И затем предложил тогда, ведь наше предложение сводилось тогда к тому, чтобы Корнилов сдал должность и больше ничего57.
Председатель. А не предложено ли было министрами Вам или Вами министрам ввиду сложившегося положения, ввиду мятежа, который налицо, предоставить Вам особые полномочия, всю полноту власти для борьбы с контрреволюцией?
Керенский. Да, я не помню, в какой форме, но я, кажется, не предлагал, чтобы всей полноты власти, в такой форме1. Но указывал на необходимость,
Так в тексте.
158
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
чтобы мне была предоставлена некоторая свобода действий. Я считал, что иначе тогда нельзя было поступить.
Председатель. Значит, уже Временное правительство обсуждало в этом заседании с 26-го на 27-е вопрос о мятеже, с которым мы имеем дело?
Керенский. Я не помню, употреблялось ли слово «мятеж». Вообще о чрезвычайно серьезной обстановке и явном неповиновении Корнилова, не то неповиновения1, не то попытке ниспровержения.
Председатель. Кем и когда была составлена и отправлена первая депеша Корнилову об отставлении11 его?
Керенский. Ах, вот я забыл еще сказать, почему они хотели, чтобы я ехал туда, на чем они настаивали, видимо. Львов неоднократно повторял, что самое важное для них — это именно то, чтобы произошла легальная передача власти, чтобы не было захвата, а чтобы это все-таки было формальное постановление. На этом они, видимо, очень настаивали. По крайней мере, раза три возвращался, что чрезвычайно важно для них, чтобы было постановление правительства о передаче, чтобы в легальной форме было сделано.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Скажите, пожалуйста, что, сдача портфелей министрами на этом ночном совещании не вызывалась стремлением предоставить Вам более широкой власти для борьбы с мятежом?
Керенский. Да. Положение было такое. Ведь перед этим уже довольно трудное взаимоотношение во Временном правительстве, и здесь едва ли могли быть все меры приняты, т.к. не было сплоченности и солидарности в правительстве по целому ряду вопросов. В особенности противопоставление с одной стороны, Кокошкин и Чернов. Это были элементы, которые едва ли могли быть.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Т[ак] ч[то] с этого момента, когда портфели были Вам вручены, Вы считали, что вся полнота власти принадлежит Вам?
Керенский. Нет, я не считал, п[отому] ч[то] отставки не принимал. Задача заключалась в том, чтобы создать возможность сделать перегруппировку в министерстве. На этом создалось некоторое обострение к кадетам, которые подавали в отставку, которая не была принята. Тут и выяснилась некоторая разница отношения к событиям. Большинство министров продолжали исполнять обязанности и фактически всемерно содействовали прекращению. Одним словом, фактическая работа шла такая. И небольшая очень часть сейчас же поставила чересчур формально и решительно устранилась от малейшего прикосновения к Временному правительству, пока не выяснится обстановка.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Я этот вопрос предлагаю, потому что увольнение Верховного главнокомандующего возможно ведь только указом правительства.
Керенский. Это и было сделано до отставки.
Ч. Ч. с. к. Раупах. А был указ, постановление правительства об увольнении Корнилова?
Керенский. Это сейчас же решили.
Председатель. И он имеется в письменной форме?
Керенский. Я не знаю, имеется ли в письменной форме. Т.к. было бурное заседание...
Ч. Ч. с. к. Раупах. Т[ак] ч[то] увольнение не было актом явно Вашим, а это было постановление правительства?
Керенский. Я не могу сказать, было ли постановление зафиксировано. Во время заседания сидит управляющий или кто-нибудь из Канцелярии Временно-
Так в тексте. Так в тексте.
РАЗДЕЛ I
159
го правительства и потом вносит в журнал. Насколько я помню, мое предложение заключалось в том, что необходимо немедленно предложить Корнилову сдать должность. Это я заявлял.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Не помните, как была редактирована телеграмма, от имени Вашего или что Временное правительство предлагает?..1
Керенский. Телеграмма была наспех составлена.
Раупах. В исходящий журнал не была внесена?
Керенский. Она очень наспех была составлена, нужно помнить обстановку той ночи.
Раупах. Но она должна иметься, она была передана по прямому проводу. Здесь она должна иметься. Там мы ее найти не могли. Керенский. Где там? Раупах. В Ставке. Там ее не оказалось. Керенский. То есть как не оказалось?
Шабловский. Она оказалась затерянной. Она была взята Корниловым, бралась в Штаб, пользовались ею как показанием, но там ее не оказалось. Подлинника мы не получили.
Керенский11. Здесь все время были министры Некрасов, Терещенко, Скобелев. Они были тут в ту ночь и на другой день, и здесь в Малахитовом зале я неоднократно имел с ними собеседование. Затем, я говорил, небольшая группа министров подчеркивали, что они больше не министры, но я говорил им, что, значит, они сами вышли в отставку, потому что отставка членов Временного правительства не принята и они юридически должны продолжать свои обязанности.
Раупах. Так что увольнение Корнилова было актом не лично Вашим, а постановлением Временного правительства? Это очень важно.
Керенский. Это было предложено во Временном правительстве до вручения мне отставок. Это несомненно. Я сделал подробный доклад и сделал из этого доклада соответствующий вывод. У нас и раньше существовала, еще при Львове, группа, так называемый Комитет обороны58. Без этого невозможно обойтись в деле управления. И сейчас мы систематически каждое утро собираемся: одна группа по управлению, другая — по экономике, чтобы в скорейшем порядке разрешить вопросы, не требующие отлагательства, и если там будет какое-нибудь решение, то оно уже проходит.
Шабловский. Что произошло, г. министр, после отправки первой телеграммы в хронологическом порядке? Какие были возражения ввиду вырабатывающегося сообщения министра-председателя от 27 августа?
Керенский. Кажется, возник вопрос о желательности задержать эту телеграмму, и она была задержана, кажется... Собственно, о какой телеграмме идет речь?..
Шабловский. О сообщении от Вашего имени от 27 августа. (Один из членов Комиссии дает Керенскому ту телеграмму, о которой идет речь.)
Шабловский. Не было ли возражений против посылки этой телеграммы?
Керенский. Были возражения, говорили, что дело, может быть, кончится компромиссом. Говорили это те, которые держались точки зрения, наиболее ярко выраженной потом П.Н. Милюковым, который явился с предложением
I Отточие документа. Далее на следующей странице повтор: «Раупах. Вы не помните, как была редактирована телеграмма: от имени Вашего или Временного правительства?»
II Фамилия «Керенский» вписана карандашом над фамилией «Некрасов».
160
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
посредничества и с заявлением, что я должен понимать, что вся реальная сила на стороне Корнилова.
Шабловский. Тут у нас возникает вопрос относительно лиц.
Керенский. Пока не выяснилось окончательно, что мои предсказания были правильны и что они окажутся в таком случае в безвоздушном пространстве. До последней минуты была масса сторонников именно компромисса или, правильнее сказать, фактической сдачи позиции Корнилову, и, кроме того, был массовый исход из места, заведомо обреченного на гибель. Была одна такая ночь, когда я почти в единственном числе прогуливался, не потому, что не хотел ни с кем действовать, а просто была такая атмосфера, что полагали более правильным быть дальше от гибельных мест.
Шабловский. А не было ли у Вас разговора по поводу создавшегося положения с Терещенко, Дутовым, Карауловым, Савинковым?..
Керенский. Эти разговоры никакого отношения к телеграмме не имеют. Дутов1 и казаки находились, насколько я помню, в тот же день ночью".
Шабловский. Да, так.
Керенский. Но отношения к телеграмме не имели. Они приходили и говорили, что желали бы поехать для посредничества, для урегулирования"1. И я сказал, что дам соответствующее разрешение, но на другой день, когда последовал следующий акт со стороны Корнилова, т.е. явный отказ от повиновения и объявление нас немецкими агентами, я уже сказал, что при теперешних условиях никаких посредничеств, никаких поездок для урегулирования не может быть, так как вопрос перешел в совершенно другую стадию. Они, кажется, выражали претензию, что я сначала сказал, что пропуск дам, а потом не дал, но я им ответил, что изменилась решительным образом обстановка.
Раупах. А предложения Якубовича, Туманова, Савинкова, Лебедева пойти на компромисс?
Керенский. Я не помню разговора с Якубовичем и Тумановым. С Савинковым был разговор, чтобы была предоставлена ему возможность переговорить по прямому проводу.
Раупах. А после того он не говорил, что есть еще возможность?
Керенский. Ему была предоставленаIV возможность говорить по прямому проводу, и он говорил целый день. А когда пришла телеграмма, Вы ее помните, вероятно, то он, прочитав ее, дал мне расписку, что прочитал такой-то № и заявляет, что это клевета, что от моего имени он переговоров не вел и вести не мог и что это заявил по прямому проводу Корнилову.
Раупах. А этот разговор не послужил ли основанием к тому, что Савинков указывал, что возможно...
Керенский. Это было ночью...
Раупах. После переговоров по прямому проводу?
Керенский. Может быть, я не помню.
<Раупах. Я, собственно, хочу выяснить о всех лицах, o>v которых говорится здесь.
I В тексте фамилия напечатана ошибочно: «Дудов».
II Так в тексте.
III Слово «урегулирования» впечатано над зачеркнутым «уговоров». 17 Слово «предоставлена» впечатано над строкой.
v Далее текст обрывается, листы перепутаны. (ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 2. Л. 55, 56). Продолжение текста см.: Там же. Л. 57. Текст, заключенный в угловые скобки, повторяется дважды.
РАЗДЕЛ I
161
Керенский. Тут лица совершенно разные, их нужно разгруппировать в разные стороны. Что касается казачьего посещения, то они хотели вовремя до Ставки доехать. Для меня совершенно несомненно, что они принадлежали к той группе лиц, как и Милюков, которые были убеждены, что победа будет на стороне Корнилова, а не на стороне революции.
Раупах. На стороне реальных сил?
Керенский. Да, они очень настаивали, чтобы их пустить, я согласился, но затем, когда изменилась обстановка, я в пропуске отказал. Никакого отношения по существу это к телеграмме не имеет. Затем, нельзя в одну кучу все эти лица смешивать: что касается Якубовича и Туманова, то вообще я не помню разговора с ними. Может быть, они и говорили со мной, но это был столь ничтожный разговор, что я его не помню. Я знаю только одно: когда я спросил, почему я не вижу ни Туманова, ни Якубовича, то мне было сказано, не помню кем, кажется, Савинковым, что на Туманова так все подействовало, что он в очень угнетенном состоянии находится. А перед этим, насколько я помню, я, кажется, просил пригласить кого-либо на помощь по организации сопротивления, и тогда был вызван Пальчинский, и Половцов, кажется, появлялся и еще кто-то. Но то, что я помню твердо, это было предложение Савинкова переговорить, затем 29-го был Милюков, затем в заседании Временного правительства, когда мы обсуждали этот вопрос, кажется, накануне уже кризиса, то часть правительства высказалась за необходимость, так сказать, компромиссного решения ввиду соотношения сил и необходимости не вызывать потрясений. Некоторые аргументировали это тем, что неизбежно усилится течение большевиков. Разные были разговоры, но это было уже в другой плоскости, в плоскости оценки соотношения сил. Я стоял на определенной линии, что тут нет двух сторон, а есть Временное правительство и нарушивший свой долг генерал. Была группа лиц и общественного мнения, которая считала, что есть две стороны, которые равноправны и в борьбе за власть, и в ведении между собою, так сказать, мирных переговоров, и в обращении к посредничеству. Я считал, что такой путь наносит решительный удар идее революционной власти, ее единству с момента революции, и поэтому на этот путь двух лагерей, переговаривающихся через посредников, я встать не мог и считал, что нарушил бы присягу, если бы встал на него...
Раупах. Предложений переговоров ввиду возможности недоразумений не было?
Керенский. Савинков делал предложение...
Раупах. После разговора по ленте?.. А Терещенко и Лебедев?
Керенский. Про Лебедева не помню. Скорее, наоборот. Лебедев очень недоверчиво относился к роли Филоненко в этом деле, и уход Филоненко был вызван, собственно говоря, сообщением Лебедева о некотором разговоре, который происходил в Штабе. А Терещенко — да, Терещенко одно время был сторонник системы соглашения и даже в одном из заседаний говорил таким образом, что это дело надо ликвидировать так, чтобы обоих за штат отправить— и Керенского, и Корнилова, обе стороны удовлетворить взаимным жертвоприношением.
Шабловский. Кем было составлено обращение к областным губернским комиссарам за Вашей, г. министр, подписью?
Крохмаль. Виноват, а кем составлено сообщение 27 августа1?
Керенский. Не помню.
Здесь имеется в виду сообщение об отставке Л.Г. Корнилова.
162
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Шабловский. А губернским комиссарам? Керенский. Тоже не могу сказать.
Шабловский. Нас интересует роль Некрасова. Не была ли это его редакция.
Керенский. Какая же особая роль Некрасова, никакой такой особой роли Некрасова не было.
Шабловский. В связи с заметкой, в которой говорится, что Временное правительство готово было воздержаться от депеши, которая объявляла заговор, но Некрасов поторопился это сделать и сделал вопреки мнению правительства, поставив Правительство перед совершившимся фактом в смысле печатания.
Керенский. Не помню. Я помню, что телеграмма, которая должна была идти по радиотелеграфу, была задержана просто потому, что мы считали, что не следует чрезмерно возбуждать общественное1 настроение.
Шабловский. А как относительно Крымова, отряда 3-го корпуса, было отдано распоряжение о задержке, о порче пути и т.д.? Вызывались они документами или11 опасением каким-нибудь мало обоснованным своевременно111, только вследствие создавшейся обстановки Крымов оказал явное неповиновение распоряжениям Штаба? Что, собственно, было на самом деле?
Керенский. Я убежден, что Крымов был участником и лично шел, и небольшое количество офицеров с ним, с совершенно определенными видами. Это даже доказывает небольшой штрих: когда он застрелился, один офицер, кажется, Багратион, хорошо не помню, сказал: «Теперь все концы в воду канули». Распоряжение остановить движение он не исполнял и продолжал двигать войска.
Шабловский. Так что распоряжения если делались, то вызывались документами.
Керенский. Да, сообщениями о месте нахождения соответствующих частей. Главную роль здесь играли железнодорожники, которые осведомляли о малейших изменениях.
Шабловский. Когда прибыл Филоненко из Ставки, что, собственно, он доложил?14'
Керенский. Для меня посещение Филоненко было не совсем понятно. Не знаю, собственно, зачем он появлялся. Я спросил: «Как Вам удалось проскочить?» Он ничего мне не докладывал, пока я его не вызвал сюда. Я его видел в ночь, когда я пришел в Штаб. Туда явился Филоненко, и Савинков заявил, что желает, чтобы он был его ближайшим помощником. Я на это возражал, но, в конце концов, так как я считаю, что ближайший руководитель может выбирать себе помощников на свою ответственность, я не возражал против этого, а на другой день, кажется, он пробыл здесь одну ночь или две, помощником объяснилось, что он вел несоответствующий с генералом Корниловым разговор, я вызвал его сюда, и здесь он признался, какой разговор вел, т.е. просто изложил разговор и потом давал целый ряд комментариев. Савинков, нужно сказать, очень доверчивый человек, и раз поверил человеку, очень долго не замечает никаких недостатков. Филоненко сказал, что когда Корнилов говорил с ним о диктатуре, то он сказал, что против личной диктатуры и отказался, а когда Корнилов предложил диктатуру групповую в составе Корнилова,
I Далее зачеркнуто: «мнение».
II Союз «или» впечатан над строкой. ш Так в тексте.
w Далее текст обрывается, листы перепутаны. (ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 2. Л. 59, 60, 61). Продолжение текста см.: Там же. Л. 55, 56 и далее Л. 60.
РАЗДЕЛ I
163
Керенского, Филоненко и Савинкова, он в такую комбинацию он1 войти готов. Я, конечно, считал, что это настолько недопустимый разговор, ведь всякий мог предположить, что у него есть какие-нибудь основания так говорить, раз он является уполномоченным от центральной власти при Верховном главнокомандующем, что дальше продолжать свои обязанности он не может. Я думал сначала даже его арестовать, но потом решил, что это можно будет и потом сделать, а пока предложил ему освободить это место.
Шабловский. Вообще продвижение служебной карьеры Филоненко вызывалось его личными качествами, или это был протеже Савинкова?
Керенский. Савинков до встречи с ним во время отступления и операций на Юго-Западном фронте очень плохо его знал, по крайней мере, когда Филоненко в разговоре перед назначением к работе в армии ссылался на Савинкова, то Савинков сказал, что он его очень мало знает. Филоненко был один из молодых военных, который много сделал по организации комиссариата и посылки на фронт комиссаров, спасая не только уговорами, но и фактическим участием в наступлениях. Это комиссары личного примера. Он сам проявил большое мужество в 8-ой армии во время наступления, и здесь они сошлись. Затем, когда было неизбежно назначение Корнилова, я его учитывал, и мое намерение было назначить при нем верховным комиссаром Савинкова. Я дальше этого не шел, но Савинков сказал, что он полагал бы более правильным, если бы Филоненко был комиссаром, потому что он привык к Корнилову, с ним работал. Я Филоненко раз видел в Петрограде, потом видел в то время, когда был день в районе 8-ой армии, но почти никогда с ним не разговаривал и потом видел его в Ставке после совещания 16 июля.
Шабловский. На нас произвело впечатление в "показании Савинкова отстаивание Филоненко. Он отождествлял его даже [с] собою. Когда Вам угодно было его устранить, то Савинков чуть ли не ставил это в зависимость от своего ухода.
Керенский. Я говорил Савинкову: «Я Вам вполне доверяю. Я нахожу, что Вы можете делать ошибки, что нисколько не сомневаюсь в Вашей преданности революции, но я совсем не знаю Филоненко». Действительно, это особая черта Савинкова отстаивать преданных ему людей до конца, и он каждый раз ставил вопрос о Филоненко как о себе лично. Когда я Филоненко предложил немедленно сложить с себя обязанности, то Савинков поставил вопрос о своем уходе, и мне пришлось немножко оттянуть. Но я считал, что невозможно, и тогда Савинков сам (газеты неверно сообщают)111 категорически заявил, что не желает со мной больше служить, т.к. новое назначение Верховского и Верде-ревского он не одобряет и категорически настаивает на отставке.
Шабловский. Не было ли у правительства каких-либо данных при предании суду Корнилова, Лукомского, Кислякова, Деникина и Маркова, чего-нибудь такого, чего у нас нет, каких-нибудь сведений, которые мы упустили допросить? Мы производили расследование сейчас в Петрограде, допрашивая отдельных лиц, но, может быть, у правительства есть что-нибудь, чего мы не знаем?
Керенский. Насколько я знаю, преданы были суду все те, которые активно проявили себя в деятельности после формального отчисления Корнилова. Кисля-ков продолжал делать соответствующие распоряжения. Лукомский — его позиция совершенно определенна. Деникинская история и Маркова59 Вам известна.
Шабловский. Особых докладов не было?
I Так в тексте.
II Предлог «в» впечатан над строкой. 11 Пояснение документа.
164
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Керенский. Напротив, телеграммы и дальнейшее поведение Лукомского для меня было неожиданностью. Я не думал, что Лукомский пойдет этим путем. Я и сейчас думаю, что, вероятно, Лукомский один из последних примкнул. Все-таки суть этого дела, несомненно, в Завойко и Аладьине.
Раупах. Вопрос, который только что предложил председатель, нас интересует, потому что в редакции было указано, что они предаются суду за мятеж. Какие фактические данные свидетельствовали о том, что они участвовали в мятеже?
Керенский. Это Вы переходите в область квалификации того преступления, которое они совершили. Мы считали, что явное неповиновение и отказ от сдачи должности с теми призывными прокламациями, которые издавал Корнилов, был мятеж, и вообще участники и сторонники в этом деле являются соучастниками мятежа, так что квалификация по главному виновнику. Я не знаю, какая еще другая квалификация.
Раупах. Но степень участия Кислякова, Лукомского, Деникина и Маркова?
Керенский. У нас, кажется, вообще предполагается так, что если Временное правительство принимает меры, то оно является организацией мятежнической. Но это зависит от точки зрения. Для меня несомненно, что генерал, который позволяет себе называть Временное правительство агентами немецкого штаба и объявляющий себя властью, есть мятежник. Я не знаю, в чем неправильность квалификации.
Раупах. Я против квалификации не возражаю, но были данные против Деникина, Лукомского, Кислякова, Маркова и других?
Керенский. Они продолжали сотрудничать с восставшим генералом — совершенно определенные данные. Когда ген. Лукомскому предлагается принять должность Верховного главнокомандующего, что он обязан сделать по закону, и в случае его сопротивления его арестовать, то он заявляет, что он не может этого сделать, потому что он на стороне Корнилова...
Керенский1. ...Что он не может этого исполнить, потому что он на стороне Корнилова.
Председатель. Вот, затем, по поводу Новосильцева, как произошел арест его, не было ли какого-либо доклада по поводу действий Новосильцева, как его арестовали?
Керенский. Новосильцев ведь был арестован по местной инициативе11. Председатель, Ведь он председатель Главного комитета, но он не находился там...
Керенский. Он уезжал в то время.
Председатель. Как будто бы приказ об его аресте был отсюда тоже.
Керенский. Я думаю, что если был приказ, то это был приказ в порядке административном, ведь правительство, военный министр и министр внутренних дел имеют право арестовать, вообще, кого мы хотим, по нашим соображениям.
Председатель. Я только в смысле сведений, г. министр, быть может, были у Вас сведения?
I Так в тексте.
II Протокол допроса председателем Судебно-следственной комиссии Витебского Совета солдатских депутатов К.И. Боддескулом командира 19-й ополченческой батареи Л.Н. Новосильцева [не ранее 29 августа 1917 г.] см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 52. Л. 45; показание Л.Н. Новосильцева, данное Чрезвычайной комиссии, от 2 сентября см.: Там же. Д. 52. Л. 48—61 об.
Показание командира 19-й ополченческой батареи Л.Н. Новосильцева от 26 сентября 1917 г. см.: Там же. Д. 28. Л. 216-217. Автограф.
РАЗДЕЛ I
165
Шабловский. А данных он не представил...
Керенский. Данных он не представил, он только сказал: «Я заявляю, что я совершенно не доверяю Лукомскому и настаиваю на его немедленном удалении». М.И. Терещенко, который ездил в то время в Ставку, приехав, говорил мне, что настроение там чрезвычайно тяжелое, потому что Филоненко ведет самую настойчивую кампанию против Лукомского. После этого никаких новых сообщений не было, больше того, до меня доходили сведения, что взаимоотношения там наладились.
Шабловский. В связи с этим указанием Филоненко на отсутствие данных, подтверждающих желание его видеть Лукомского уволенным, не было ли дано вами разъяснение Филоненко, что ему, как комиссару при Верховном главнокомандующем, надлежит с начальником Штаба поддерживать хорошие отношения?
Керенский. Я сказал так: «Я вообще (не помню, как его зовут) считаю такое поведение нежелательным, и что без достаточных оснований не следует этого делать, и настаиваю на том, чтобы Ваше отношение к начальнику Генерального штаба было хорошее».
Шабловский. И что пока Лукомского вы не подозреваете в контрреволюционности...
Керенский. Да, потому что никаких данных нет...
Шабловский. В частности, г. министр, по поводу Тихменева1. Не требовалось ли того же самого на том основании, что он является чуть ли не главою заговора, и не было ли это чем-нибудь обосновано?
Керенский. Должен сказать, что история с Тихменевым как сквозь сон прошла для меня: я слышал, что была послана телеграмма о вызове сюда Тихменева и что потом он был возвращен в пути назад, и все это было на основании телеграммы, которая была найдена у Корнилова на столе на блокноте. Насчет «Коня бледного». Эта история до меня не доходила, но она, кажется, была основана на том, что по приезде туда... «Тименев" ведет «коня бледного» для Лавра...». Как-то так было сказано. Потом он объяснил это тем, что было передвижение 3-го корпуса с юга к Ставке...
Шабловский. Не поручался ли тогда, в частности, за Тихменева генерал, тогда полковник111, Барановский™, что относительно Тихменева до настоящего времени никаких подозрений не возникало, и что это и послужило реабилитацией Тихменева?
Керенский. Насчет Лукомского разговор был, а тихменевская история не доходила до меня, только кто-то рассказал как казус, что телеграмма получена такого мистического содержания. Может быть, я путаю, но, кажется, было так.
Председатель. Затем приезд Корнилова 3 августа44: причины, цели и затем все, что имело здесь место. И Корнилов, и Савинков высказываются по этому поводу очень подробное
Керенский. 3 августа Корнилов приезжал для...
i Здесь и далее в документе фамилия указана ошибочно: «Техменев».
II Над фамилией «Тихменев» впечатано слово «тихо».
III Слово исправлено карандашом. Первоначально было: «поручик».
w Здесь и далее в документе фамилия указана ошибочно: «Бороновский».
v Показание Л.Г. Корнилова от 2—5 сентября см. документ № 32 — т. 2. Показания Б.В. Савинкова см. документы № 57 (от 13—15 сентября), № 58 (от 18—19 сентября), № 59 (от 20 сентября) (все — т. 2).
РАЗДЕЛ I
137
Раупах1. ...Для стратегического изложения положения вещей... Керенский. Да, да...
Шабловский. Они ссылаются на записку, которую Савинков написал Корнилову и передал через министра Терещенко. В связи с этим Корнилов дает обширные показания, что тут произошел перелом его представлений.
Керенский. ...В его показаниях сказано, что я сказал: «Не говорите тут всего...»
Шабловский. Да, а Савинков ему записку дал. Корнилов был вызван правительством или явился, как 10-го, по вызову Савинкова?
Керенский. Не могу сказать, по чьей инициативе, правительство ли его вызвало, или он заявил, что готов к тому, чтобы представить доклад. У нас был такой порядок, что фактически Верховный главнокомандующий приезжал, чтобы непосредственно делать общий обзор положения и обсуждать самые основные вопросы с правительством, но, во всяком случае, это было совершенно лояльно. По чьей инициативе, все равно он приехал, и было только не вечером, а днем назначено специально для него заседание, на котором он и делал доклад. Да, перед этим было так: он приехал с запиской, не им, конечно, написанной, а кем-нибудь в Ставке, не знаю кем, во всяком случае, его запиской, которая была такого содержания, что я считал невозможным огласить ее во Временном правительстве, потому что там был предложен целый ряд мер вполне приемлемых, но в такой редакции и с такими аргументациями, что это вызвало бы обратные результаты, и, во всяком случае, был бы взрыв, а при опубликовании ее сохранить Корнилова главнокомандующим было бы невозможно. Поэтому я настаивал и просил управляющего Военным министерством сделать так, чтобы эта записка не докладывалась. И тогда было решено так, что записка эта будет переработана вместе с Военным министерством, значит со мной, в такую форму и в такое содержание, которое было бы приемлемо и для них, и для общественного мнения, и для меня, а в первый приезд он сделает только доклад о стратегическом описании армии и затем о военных перспективах. Кстати, не знаю, не знаете ли вы, что во второй записке появились два совершенно новых отдела — фабрично-заводской и путей сообщения; во второй записке 10 августа...
Шабловский. А 3-го не было?
Керенский. Не было. И оба эти отдела, совершенно щедринского содержания, не были, как оказалось, известны Корнилову. Мы, т.е. Некрасов, Терещенко и я, настоятельно просили Корнилова, чтобы он, по крайней мере, этого вопроса не касался, причем говорили, что если он эти отделы огласит, то будет просто большой таки скандал. Действительно, если бы мы хотели Корнилова провалить, нам нужно было сделать одно — не возражать против того, чтобы он огласил эту записку и оба, путейский и фабрично-заводской, отделы. Тогда дело было бы, конечно, совершено. Так вот, так делано было: он сказал, что сей<час изложит то-то, а меры будет второй раз докла> "давать. Я не знаю, что Савинков написал и какую записку он получил, что касается меня, то я не хочу судить теперь, искренне или неискренне толкует он эпизод в связи с этой запиской, но разговор мы имели с ним совершенно другого содержания. Он очень долго докладывал. И по вопросу о предполагаемой тогда наступательной операции на Юго-Западном фронте, и о целом ряде других мер он уже
I Здесь и далее в документе фамилия напечатана ошибочно: «Раух».
II Текст, заключенный в угловые скобки, вписан карандашом поверх «слепого» текста, отпечатанного на машинке.
138
ДЕПО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА, ТОМ II
сказал, и затем начал говорить об очень технических подробных деталях. Я наклонился к нему и сказал: «Генерал, здесь эти подробности совершенно не нужны». Больше ничего.
Шабловский. Так как общая часть, военно-стратегическое положение было обрисовано.
Керенский. Больше того, он даже сказал о готовящемся ю[го]-з[ападном] наступлении, и когда я увидел, что все существенное изложено, я сказал: «Генерал, здесь эти подробности не нужны». Больше ничего. Нужно сказать, что я всегда, члены Временного правительства могут подтвердить это, стремлюсь к возможной краткости выступлений и совершенно беспощадно режу и министров, и неминистров, когда вижу, что суть дела изложена, и прошу прекратить...
Крахмаль. Мысли о необходимости конспирации не было?
Керенский. У меня не было. Просто, если бы это был член Временного правительства или человек мне близкий, я бы сказал: «Иван Иванович, довольно, это уже ясно». Я не хотел его...
Крохмаль. ...Обидеть...
Керенский. ...Поставить в неловкое положение и сказал: «Генерал, эти подробности здесь совершенно не нужны».
Шабловский. А записка Савинкова какого содержания? Керенский. Этого я не знаю. Записка к Корнилову.
Шабловский. Да, к Корнилову пришла записка от Савинкова, и в своих показаниях теперь он подчеркивает эту записку.
Керенский. Я думаю, не было ли этого потом, и не записки, а разговора. Я сидел рядом с Корниловым и заметил бы, если бы ему была передана записка. Даже если бы это было сделано за моей спиной, я бы заметил, как Корнилов протянул руку.
Шабловский. Этот эпизод не в Вашей памяти...
Керенский. Да, я не помню.
Шабловский. Не ездил ли 3-4 августа в Ставку генерал, полковник тогда, Барановский? И чем была вызвана эта поездка? Мы имеем в виду выяснить, когда начинаются более определенные доклады относительно возможного заговора в Ставке...
Керенский. Это давнишняя история, гораздо раньше Барановского... Шабловский. Раньше 3-4 августа...
Керенский. ...Вы знаете, что на Московском совещании была попытка... Шабловский. Это было уже позднее, а 3, 4 августа?..
Керенский. Почему ездил Барановский... Может быть, тогда шел вопрос о введении военного положения в связи с Ригой?..
Крохмаль. Нет, Рига была взята после Московского совещания... Раупах. Барановский 23-го ездил...
Керенский. Да, он тогда ездил, когда нужно было разрешить вопрос о разделении...
Либер. Это другая поездка. Она известна, о выделении территории Петроградской...
Шабловский. Это вместе с Савинковым они ездили 23-го — 24-го, а 3-го — 4-го была поездка по поводу тогда уже создавшихся отношений Ставки к Временному правительству. Что, собственно, не возникало тогда вопроса о замене Верховного главнокомандующего?
Крохмаль. Ведь 3 августа Корнилов был здесь. Чтобы напомнить — поездка Барановского была после этого...
РАЗДЕЛ I
139
Украинцев1. Полковник Барановский должен был ехать в Киев к больной матери или к отцу и по дороге заехал в Ставку.
Керенский. Да, он ездил в Киев к больному отцу. Я хочу быть точным и боюсь сказать определенно, может быть, я просил его, а может быть, он и сам заехал. Допустим, что я просил его заехать, но вопрос мог идти тогда о выяснении позиции Союза офицеров. Нужно сказать, что давно, вероятно, вы это видели по документам, Союз офицеров занял довольно агрессивную позицию в отношении к Временному правительству и посылал телеграммы большевистского, по существу, содержания: требуем того, требуем другого. Когда я приезжал туда, то Новосильцев всегда довольно оппозиционно меня встречал. Ведь много бывает в отношениях, особенно в отношениях политических и общественных, вещей, которых нечем документировать, но которые ощущаются. И напряженность атмосферы в Ставке и особенно среди Союза офицеров давно чувствовалась, в особенности в связи с тем, что, вероятно, за месяц, если не больше, до всех этих событий. Так, в конце июля я уже получил точные сведения об офицерском заговоре, который готовился и который имел опорные пункты и в Петрограде, и в Ставке...
Шабловский. В конце июля?..
Керенский. Да. Даже, может быть, раньше. Можно сверить с тем, когда был издан закон о праве внесудебных арестов и высылке за границу45... Либер. Кажется, 9 июля.
Керенский. Нет, позже. Недели за две до этого я лично думал, как это сделать, и в конце концов законопроект, который еще в апреле месяце, когда я был министром юстиции, я вносил чисто теоретически, теперь понадобился практически. Должен сказать, что я Временное правительство в курсе этого держал. Тогда произошли аресты великих князей, но, оказывается, мы в известной мере сознательно были на ложный путь направлены. И тогда Барановский поехал по своей инициативе, или я его просил, не помню, для того, чтобы ориентироваться в настроениях и выяснить, в чем дело. Когда второй раз он ездил вместе с Савинковым, то он сказал, что сейчас атмосфера в Ставке убийственная, что Вас там совершенно не выносят и даже о Савинкове в его отсутствие говорят самым отрицательным образом.
Шабловский. Какие, собственно, были сведения о широте заговора, о лицах или, может быть, об организациях, которые могли быть замешаны в этом заговоре? Или были только общие указания, что что-то готовится?
Керенский. Не только что что-то готовится, но и конкретные указания были. Вы знаете, положение наше теперешнее, без органов розыска мы совершенно как слепые щенята в этом вопросе, нас можно обходить и мы ни черта не видим. Вообще накопился целый клубок сведений, и уже перед Московским совещанием я ожидал с неизбежностью почти развивающихся событий. Сведения эти были в конце июля или в самом начале августа скорее.
Шабловский. Это был военный заговор?
Керенский. Т.е. лица, которые указывались, были все военные, но они имели связь с некоторыми штатскими элементами, и затем имели средства, потому что появился целый ряд и ныне процветающих газет, которые тогда начали травлю и лично меня, и вообще сторонников сильной власти. «Живое слово»46 и «Народная газета»47, будущая «Народная Русь», кажется. Я, конечно, не могу для следствия это сказать, но для меня и сейчас ясна вся эта конструкция...
Фамилия «Украинцев» вписана чернилами.
140
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Шабловский. Подготовка путем печати мнения определенных групп? Керенский. Да.
Шабловский. Не было ли указаний, какие, собственно, ближайшие цели? Керенский. Захват власти с арестом Временного правительства. Подготавливался типичный переворот, не массовое движение, а переворот. Шабловский. На что же они могли опираться?
Керенский. Проходили ведь у вас в показаниях некоторые квартиры, Дю-симетьера1, затем вернувшегося Эльвенгрена. Тут уж величайшие революционеры мира ему помогли, Гельсингфорский Совет, который сохранил его для России. Затем они имели связь со Ставкой. Тогда, собственно, указаний на Корнилова не было, но говорилось о части офицерства ставочного. Первый источник был совершенно достоверный, так как это были не агентурные сведения, так сказать, не доносчиские, а от людей чрезвычайно порядочных, которые честно, по существу, были взволнованы, хо[тели] предотвратить и дали мне сведения, чтобы я заранее был ориентирован в возможности. Затем те же сведения были получены уже из менее достоверного внешнего источника, и они совершенно совпали. Тогда мы начали уже наблюдение вести, насколько это было в наших средствах. Конечно, это очень трудно было делать, потому что настроение в Ставке было таково, что всякое лицо, появившееся от меня, вызывало тем самым раздражение и подозрение.
Шабловский. Когда Корнилов был 3-го, не вели ли Вы с ним беседы или не совещались ли просто по поводу того, как бы он смотрел на Ваш личный уход от власти? Не было ли такого собеседования, совещания или просто разговора?
Керенский. Я читал про это и удивлялся, как это можно так изложить... Где-то были напечатаны его показания48, в которых было сказано, что «Керенский со мной совещался» или «спросил меня, не пора ли ему [у]ходить», — в таком стиле что-то.
Шабловский. У него несколько иначе это изложено...
Керенский. На самом деле я, это было в этом кабинете, всячески доказывал ему, что существующая комбинация — единственно возможная комбинация власти и что всякий другой путь гибелен. Я ему говорил: «Ну, положим, я уйду, что же из этого выйдет?» — Вот что я говорил...
Шабловский. Так что, это было собеседование?
Керенский. Совещания никакого не было. Все, что он говорит и говорят другие относительно того, что ему придавалось политическое значение, совершенная чепуха. Единственно, что делал я и те, кто мог, стремились его устранить от политических его аллюров, которые просто ему были не по разуму, он совершенно не ориентировался.
Шабловский. Так что этот разговор если имел место, то имел значение рассуждения, а не совещания?
Керенский. Я говорил: «Чего, собственно, Вы хотите? Военной диктатуры? Но что же из этого выйдет? — Как я потом сказал в Демократическом совещании: Вы окажетесь в безвоздушном пространстве, дороги не будут ходить, телеграф не будет действовать». В этой форме и был разговор. Вообще же мое отношение к Корнилову и ко всему этому отлично известно и во Временном правительстве, и всюду. Ведь мне приходилось напряженнейшую борьбу все время вести за сохранение единства власти и за предотвращение авантюр. И я утверждаю сейчас и всегда буду утверждать, что это был единственный метод, которым я шел.
В тексте ошибочно: «Дессимитьера».
РАЗДЕЛ I
141
Керенский1. Я уверен был всегда и сейчас уверен, что это был единственно правильный метод, которым я шел, потому что действовать по этим сведениям негласным, которые мы имели, и просто дружеским сообщениям я не мог, и, кроме того, я бы тогда показался в общественном мнении или нелепым человеком, или больным, как называется, манией преследования. Ничего бы из этого не вышло, но я был на страже и следил все время за малейшими изменениями в этих кругах...
Председатель. Затем, это обстоятельство вызова Корнилова. Об этом, г. министр, вы изложили раньше в вашем показании", что Вы не вызывали, Временное правительство не вызывало Корнилова, что Вы стали перед фактом, и, узнав о приезде такового, старались только предупредить, и посылали депешу, но разошлись, и затем он сюда прибыл, и в этот приезд он уже представил...
Керенский. Прибыл и вошел ко мне с пулеметами, так что насколько было с его стороны отношение дружеское...
Украинцев. Как с пулеметами?
Керенский. Впереди ехал автомобиль с пулеметом и сзади автомобиль с пулеметом, а затем текинцы внесли два мешка с пулеметами и положили в вестибюле. Два дня прислуга была совершенно потрясена, что ко мне подъезжают с пулеметами.
Председатель. Т.е. как текинцы вошли с пулеметами? Керенский. Да. Председатель. И оставили?
Керенский. Зачем, когда стала уезжать вся компания, впереди автомобиль с пулеметами и сзади автомобиль с пулеметами, и уехали. Ах да, я еще забыл, кроме этой кампании, которая велась, мне сообщено было о целом таком салоне, так сказать, политическом, что ли, где специально велась кампания за Корнилова и против меня и где тоже всячески шла агитация и подготовка общественного мнения, но так как это салон дамский, то Бог с ним, фамилии называть не буду, это неважно.
Председатель. Вот тогда Вы в своем прежнем показании показали, что 10 августа эта записка взята им обратно, и потом он уже представил ее сам или через Савинкова в обработанном виде, где появились новые пункты относительно фабричной и заводской производительности?
Керенский. Нет, он мне ее привез, насколько я помню, дело было так, что тогда, когда они его ездили встречать, то там и вручили ему записку. По-моему, это было так, но я могу на этом и не настаивать, мне кажется, что я верно говорю, что он с этой запиской и приехал ко мне, с новой запиской, и там было так: подпись для него, уже подпись стояла Савинкова, а внизу стояла подпись Филоненко.
Председатель. И вот эти пункты о железных дорогах и о фабриках и заводах. С этой новой запиской Корнилов явился тогда один или в сопровождении Савинкова?
Керенский. Нет, он совершенно один приехал, так как в это время Савинкова, насколько я помню, не было. Ведь Савинков настаивал на том, чтобы Корниловым был сделан доклад во что бы то ни стало Временному правительству.
Председатель. Когда, 10 августа, когда его вызывали?
Керенский. Во Временном правительстве перед этим я сказал, что этого не должно быть в то время, как мы целиком заняты подготовкой к политическому
I Так в тексте.
II Протокол допроса А.Ф. Керенского от 27 августа см. документ № 27 — т. 2.
142
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
моменту — Московского выступления1, что это совершенно не время и не место, тогда они все-таки вызвали его, и все-таки то, что я сказал, было сделано, и доклада во Временном правительстве не было. Это было здесь, в кабинете. Я вызвал Терещенко, Некрасова, и Корнилов эту записку нам изложил здесь.
Председатель. Вы изволили свой взгляд высказать уже днем, он Вас не ознакомил с этой запиской ранее?
Керенский. Нет, я днем перелистал, увидел фабрично-заводской и железнодорожный отделы, увидел, что совершенно новые были вопросы, там были совершенно нелепые вещи написаны.
Председатель. И тогда Вы заявили ваше отрицательное отношение?
Керенский. Нет, я говорил, что и конструкция была неправильная. Что же такое управляющий Военным министерством? Ведь управляющий Военным министерством при мне, ведь управляющий Военным министерством не мог подписывать и выступать контр своего министра", он согласился с тем, что раз этой записки я"1 не видел и приехал с этой запиской, полагая, что она мне известна, он согласился и не настаивал, он понял, что Савинков поступил недисциплинированно в этом выступлении, и затем, вечером, когда Корнилов нам докладывал, пришел Савинков и доложил: «Управляющий Военным министерством». Я его не принял, и он не присутствовал, так как я считал, что он уже тогда был в отставке, т.е. это для меня было ясно.
Председатель. Т.е. тогда было принято так, что бестактность Корнилова произошла благодаря Савинкову, т.е. готовилась записка к докладу Временному правительству, о которой Вы не были осведомлены!
Раупах. А Савинков устно не делал Вам доклада по содержанию записки?
Керенский. У нас дело велось так: я всегда возражал против введения смертной казни по всей России, обыкновенно на этом и кончалась у нас беседа. Он мне заявлял: «Раз Вы с основным пунктом не согласны, остальное все несущественно. Все остальное более или менее, за исключением железнодорожного и фабрично-заводского пунктов, и ранее разрабатывалось в другой форме, но разрабатывалось. Я говорю, что это совершенное заблуждение, которое поддерживается, что каждый вновь назначенный человек как бы впервые приступает к реформам. Корнилов впервые приступил, теперь Верховский как будто бы впервые приступил к реформам. На самом деле все это материалы, которые полностью разрабатывались систематически, все эти меры шли к известной цели. С самого начала, когда я сделался военным министром, когда я выяснил, собственно говоря, на это потребовалось очень мало времени, в каком безысходном положении бросил Военное министерство Гучков со своими нелепыми реформами49, я выяснил определенно, какая громадная работа требуется, чтобы все это дело провести планомерно и систематично. Корнилов же хотел именно действовать срыву™, такими вещами, которые только могли потрясти государство.
Председатель. Так что в этом совещании принимали участие, кроме Вас, г. министр?..
Керенский. Тут были Терещенко, Некрасов и сам Корнилов.
I Московское выступление — здесь имеется в виду выступление на Московском совещании.
II Так в тексте.
III Слово «я» впечатано над строкой. w Так в тексте.
РАЗДЕЛ I
143
Председатель. Вы, так сказать, на этом совещании высказали свое мнение по поводу записки, или Вам не пришлось высказать мнения?
Керенский. Нет, конечно, было только двое говоривших, а мы1 молчали — Некрасов и Терещенко.
Председатель. Вы уже днем сказали Ваше мнение?
Керенский. Мы так и говорили, что большинство изложенного по содержанию правильно и приемлемо, но по форме невозможно.
Председатель. Вот еще один вопрос: в этой записке говорилось что-либо об упразднении комитетов и Советов в армии?
Керенский. Во второй раз нет. Комбинация как будто бы менялась настолько, что потом, когда накануне Московского совещания обсуждался этот вопрос, мне удалось провести, что Временное правительство" большинством приняло эту записку в моей редакции, а не в редакции Корнилова, ведь на Московском совещании мне пришлось читать записку в моей редакции.
Председатель. Т.е. за исключением смертной казни в тылу?
Керенский. За исключением смертной казни в тылу, так как было так сказано, что, принципиально принимая те или иные меры, нужно принимать их так, чтобы эти меры обсуждать сообразно с обстоятельствами и на местах.
Председатель. Не обсуждался ли вопрос на этом заседании о выступлении Корнилова на Московском совещании50?
Керенский. Да.
Председатель. Как отнеслись к этому выступлению?
Керенский. Видите ли, у нас была точка зрения совершенно определенная. Мы имели задачу такую. Ведь тут получается некоторое недоразумение. Наше понимание, нашу линию, которую мы проводим всегда одинаково везде, часто по недоразумению считают признаком бессилия власти. Она заключается в том, чтобы никаких событий не форсировать, по возможности не вызывать никаких взрывов. Поэтому наша задача заключалась в том, чтобы создать такую обстановку на Московском совещании, чтобы выступление Корнилова, если бы оно было, не вызвало бы настроения против в широких массах, потому что нам просто казалось, что Корнилова было некем заменить в то время. Исходя из этого, мы и предложили план, что политическую часть возьмут на себя министры, а Верховный главнокомандующий выступит только вот с таким докладом, который он нам сделал в первый раз, т.е. о положении на фронте, состоянии армии и вопросы стратегические и т.д. Значит, по поводу Московского совещания Временное правительство вынесло категорическое постановление о рамках выступления генерала Корнилова, и несмотря на это...
Председатель. Несмотря на это, несмотря на предупреждение, он поступил по-своему. А он был предупрежден здесь, в Петрограде?
Керенский. Кажется, он был предупрежден еще здесь. Затем, когда он приехал в Москву, тогда ездил к нему сначала министр путей сообщения накануне, затем в тот день, в театре, я вызвал Корнилова в отдельное помещение, где опять повторил и очень просил его, и затем уже, когда он все же говорил, что он скажет так-то и так-то, я уже сказал, чтобы он имел в виду, что это уже будет с его стороны недисциплинированным: «Вы же должны все-таки показывать пример, а Вы нарушаете дисциплину». В это время он был в таком настроении, что был убежден в совершенном бессилии правительства, считал, что правительство уже в прошлом, так сказать, это момент, с которым считаться не следует.
I Слово «мы» впечатано над строкой.
II Далее зачеркнуто: «единогласно».
144
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Если мы говорим, что не нужно или нужно что-нибудь сделать, то только потому, что мы боимся. Вот, мне кажется, эта психология, которая была в близком entourage'n1.
Либер. Разрешите задать вопрос. Вам известно было, что речь, произнесенная Корниловым на Московском совещании, была составлена Филоненко, что, во всяком случае, он принимал участие в составлении?
Керенский. Мне об этом неизвестно. Я и забыл еще сказать, что он накануне, когда он ехал, он уже знал, что Савинков в отставке. С дороги он присылал телеграммы, настаивая на сохранении Савинкова, затем я получил телеграмму, где он сообщал, что ему крайне необходимо на Московском совещании присутствие Савинкова и Филоненко, которые могут поддержать его. Вот я не помню, как это было сказано — в его требованиях или в его выступлении, одним словом, такую телеграмму я получил, но будемте считать редакцию менее одиозной, скажем в «выступлении», я не помню хорошо. При этом там была еще о Савинкове такая аттестация, что это человек в высшей степени известный, пользующийся громадным влиянием у демократии, что-то в этом роде, не буквально, но это там было изложено.
Раупах. Позвольте мне вернуться к вопросу о записке. Этот проект Корнилова был представлен Временному правительству от Вашего имени как военного министра или же представлен главнокомандующим от своего имени?
Керенский. Его представил Корнилов от себя.
Раупах. Новый проект, который обсуждался 10 августа?
Керенский. Так как мы просили Корнилова, он оставил проект в первой редакции.
Раупах. Но он считал нужным внести...
Председатель. Г[осподин] министр, председатель разъяснил нам, что этот проект был новый и подписанный...
Керенский. Была подпись управляющего министерством на втором проекте, но ее не читали.
Председатель. Этот второй проект не читали тогда?
Керенский. Тогда он не фигурировал, этот второй проект, он так и исчез. Единственное отступление, которое было сделано на Московском совещании, в речи его было оговорено, что он не входит в обсуждение мер, которые необходимо провести для железных дорог и в организации промышленности.
Раупах. От этого он отклонился?
Керенский. У нас было оговорено, что он не коснется железных дорог, а он коснулся.
Председатель. Ко времени Московского совещания или раньше уже поступали сведения о заговоре, не нарастали ли и не усиливались ли?.. Керенский. Все время.
Председатель. Не ставилась ли фамилия Корнилова в связи с заговором?
Керенский. Фамилия Корнилова уже потом, незадолго до развернувшихся событий. Тут появлялся еще один офицер, которого я после передал в контрразведку. Наполовину, т.е. немного, он, несомненно, был шантажистом, но он очень близко вращался в Советах казачьих войск и, видимо, был в курсе вообще вещей. Он являлся предупреждать меня так же, как и Львов, т.е. что мне грозит неминуемая гибель в связи с событиями, которые в ближайшие дни произойдут, именно захват заговорщиками власти.
Раупах. Справа или?..
1 Entourage (франц.) — окружение. Это слово вписано карандашом.
РАЗДЕЛ I
145
Керенский. Справа. Он, несомненно, был в курсе, этот офицер, но так для меня мало ясным осталось: приехал ли он ко мне разведчиком сюда или он кое-что слыхал и хотел просто что-либо для себя сшантажировать, но несомненно, что он был в известной мере в курсе дела.
Председатель. Но он не называл тогда Корнилова или кого-нибудь другого?
Керенский. Корнилова не называл, но называл элементы, близкие к нему — Завойко и других близких к нему лиц, кого я не помню. Затем, во время Московского совещания, как вам известно, туда был вызван казачий полк в Москву.
Председатель. 7-ой Сибирский1 казачий полк?
Керенский. ...Помимо командующего Московским округом. Затем в это время из Финляндии приближался корпус кн. Долгорукова к Петрограду, корпус, который был остановлен командующим здесь войсками Васильковским, и среди юнкеров ходили слухи, я не знаю, чем кончилось это расследование, мы получили сообщение от юнкеров московских51, что их предупреждал один офицер, что во время Московского совещания будет провозглашена диктатура. К каким результатам привело расследование этого дела, я не знаю; я не знаю, в каких целях полки казачьи двигались.
Председатель. <Корнилову неизвестно было?>" Нужно думать, для поддержания каких-то требований?
Керенский. Вероятно.
Председатель. Точно не установлено, кем был вызван полк?
Керенский. Известно было, что помимо командующего Московским округом, помимо Временного правительства и военного министра был вызван полк, мы ничего не знали, успели его111 остановить в Можайске.
Председатель. Какие были у Вас сведения относительно выступления большевиков, от кого исходили эти сведения, не были ли они провокационными?
Керенский. Видите ли, почти через каждые две недели появлялись сведения о большевистских выступлениях, и как-то незадолго во Временном правительстве, кто-то, кажется, из кадетских министров, не помню, задал вопрос: «Из-вестны1У ли мне и министру внутренних дел слухи о готовящемся большевистском выступлении, и насколько они серьезны?» Тогда мы ответили, что мы считаем эти слухи несерьезными.
Председатель. Вот тогда, в Москве, не возникало ли у правительства в связи с тем, что Корнилов не хотел подчиниться директивам Временного правительства, сомнение относительно личности его, так как имелись слухи о заговоре в связи с этим, не ставило ли Временное правительство личность Корнилова под сомнение?
Керенский. Видите ли, нужно сказать, что часть Временного правительства была очень гипнотизирована тогда личностью Корнилова. Я это говорю не в том смысле, чтобы было какое-либо соприкосновение или сочувствие к его аллюрам, а просто им казалось, что это человек вне политики, честный, смелый солдат, который должен организовать армию, и потому смотрели вот на эту попытку как на попытку с негодными средствами, потому что это человек, совершенно ничего не понимающий в политике, неумелый, но у каждого есть свое гражданское чувство, мы на это смотрели, мы это все учли, и, даже приехав сюда, я говорил близким своим друзьям, кажется, во Временном прави-
I Слово «Сибирский» вписано карандашом над зачеркнутым: «Оренбургский».
II Текст, заключенный в угловые скобки, зачеркнут.
III Слово «его» вписано карандашом над зачеркнутым: «их». w Текст исправлен. Первоначально было: «Что известно».
146
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
тельстве, что я очень доволен, так как что мне нужно было, я совершенно учел и знаю, где, что1 и как, и после уже, когда это совершилось, мне один из кадетов сказал, что вот только теперь мы поняли занятую Вами на Московском совещании позицию, вообще Ваш тон и тогда нам казавшиеся непонятными угрозы в правую сторону.
Председатель. Вот после Московского совещания, не возникал ли вопрос об изменении в составе Временного правительства, не назывались ли какие-либо фамилии?
Керенский. Нет, были только разговоры, что необходимо воспользоваться создавшимся настроением после эпизода Бубликова и Церетели и понемногу начать переговоры с промышленниками о вхождении их во Временное правительство. Тогда весь вопрос сводился к тому, весь смысл изменений заключался в том, чтобы вернуть к участию в управлении представителей цензовых элементов, не в смысле кадетов, а именно в смысле введения в министерство Коновалова и других.
Председатель. Какие меры предпринимались правительством против ожидавшегося выступления большевиков в Петрограде и Кронштадте?
Керенский. В Кронштадте никаких не предполагалось. Я должен сказать, что никакой роли вообще выступление большевиков здесь не играло. У меня есть, кажется, показание, которое я давал, о разговоре со Львовым, что Львов, приехав ко мне, уверял меня, что большевистское выступление неминуемо, а я уверял его, что по нашим сведениям большевистское выступление не предполагается, я даже сказал: «Вы так уверены, что как будто бы Вы сами участвуете в выступлении».
Председатель. Вот это предполагавшееся объявление Петрограда на военном положении", оно было вызвано стратегическими соображениями, а не было в связи с большевистским выступлением или организацией твердой власти?
Керенский. Если бы у меня было свободное время, то по старой памяти больших следствий я бы всю историю восстановил по-настоящему. Там, несомненно, была какая-то группа лиц, которые все явления, происходящие в государстве, стремятся использовать всегда в определенном направлении, так же и после прорыва у Риги сейчас же я стал получать требования о введении военного положения в Петрограде, о передаче всего войску, всего в распоряжение главнокомандующего.
Крохмаль. Требования от кого?
Керенский. Из Ставки от Корнилова. Вот тогда и началась для меня довольно трудная работа, потому что опять часть Временного правительства готова была пойти прямо на все. Я, считаясь с положением вещей и считаясь, с другой стороны, с тем, что действительно, раз приближается фронт и уже все окружности, ближайшие к Петрограду, постепенно могут быть втянуты в обязанности тыла, и так как и до протопоповского выделения53, которое последовало 16 февраля 1917 г., т.е. за несколько дней до революции, окрестности Петрограда всегда были в распоряжении Верховного главнокомандующего, и только 7 месяцев этого нет, у меня не было мотива, почему же я мог сказать, что это выделение должно быть сохранено, и я только поставил себе одну цель, которую так мотивировал во Временном правительстве, что ввиду острого политического положения вещей невозможно правительству отдавать себя совершенно в распоряжение, в смысле, так сказать, распоряжения вооруженными силами Ставки. Я и предполагал, что хотя бы Петроград и его близкие окрестности, во
Слово «что» впечатано над строкой.
РАЗДЕЛ I
147
всяком случае, выделить, и на этом я категорически настаивал, что мы, значит, передаем все что нужно по стратегическим соображениям, а Петроград, как политический центр, пока здесь есть Временное правительство, должен быть экстратерриториален1. Вот на этой почве около недели я вел борьбу, и в конце концов удалось получить формальное согласие от Корнилова, потом, как выяснилось, Корнилов думал, что это отсрочка дней на четыре, на пять, потому что наше заявление — «пока в Петрограде Временное правительство» — понял в том смысле, что Временное правительство чуть ли не на другой день уедет из Петрограда, хотя этого, конечно, никто не предполагал. Только таким образом можно было отстоять известную часть. Затем, как известно из того, что мне сказал перед самоубийством ген. Крымов, что он ехал сюда с приказом о введении осадного положения и распределении всего Петрограда на военные комендатуры. Так что во всякое время, значит, мы были окружены. И вот в связи с этим положением вещей в Ставке и возможными всякими осложнениями при новом положении вещей в Петербурге" с выводом войск на позицию, который у нас происходит не совсем гладко, затем в связи с эксцессами при переездах и, главное, вот ввиду этих возникших отношений и предполагалось иметь определенное количество вооруженной силы именно в распоряжении Временного правительства, но никоим образом не в распоряжении Верховного главнокомандующего, т.е. вообще Северного фронта или Верховного главнокомандующего.
Председатель. Так что вообще военное положение"1 не должно было быть введено ввиду выделения Петрограда.
Керенский. Оно должно было быть введено, но с особыми правами под непосредственным наблюдением Временного правительства, а не Верховного главнокомандующего.
Шабловский. Предполагалось ли упразднение и разоружение Кронштадта54, и какими соображениями это было вызвано? Вызывалось ли это стратегическими соображениями?
Керенский. В это время никакого разговора не было. Это старая летняя история.
Либер. 8 августа была подписана официальная бумага, следовательно, в связи с этим?
Керенский. Нет, это старая история. Нужно сказать, что в Кронштадте находятся весьма ценные орудия, которые нам сейчас весьма нужны на других позициях. Я, думая, что здесь было не только революционное увлечение, но и сознательная германская работа, потому что в Кронштадте их много. Были предложения из Ставки все время с самого начала революции, особенно летом, о передаче этих орудий в распоряжение Северного фронта для постановки их на вновь организованных позициях, но это встречало решительное сопротивление Кронштадта, что это есть не что иное, как измена, что хотят обезоружить Кронштадт.
Крохмаль. По политическим соображениям?
Керенский. Не только по политическим, но и по изменническим тенденциям. Они довели до того, что соответствующая позиция недостаточно вооружена и совсем не может быть вооружена в ближайшем будущем. Вместе с этим, при новой конъюнктуре, при соотношении сил и при новом положении на Фин-
I Слово исправлено. Первоначально было: «экстротериален».
II Так в тексте.
I" Далее зачеркнуто: «Шабловский. ...военное положение».
148
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
ском заливе было решено если не в июне, то в июле упразднение Кронштадтской крепости и преобразование Кронштадта в базу снабжательную1 для разных складов и т.д.
Шабловский. Не считалась ли крепость в военном отношении нулем и не более существенным считалось прибрежье?
Керенский. Да, поэтому все это и делалось в смысле требования орудий и упразднения крепости. Это было вызвано соображениями чисто военно-стратегическими.
Либер. А вывод гарнизона Кронштадта?
Керенский. Это было упразднение Кронштадта как крепости. Если бы крепость была нужна и имела значение как оборонительный пункт, то какой бы ни был гарнизон, из правительстЕенных соображений правительство не постановило бы разоружить крепость — это нелепость, а с выводом оттуда тяжелой артиллерии это давало свой смысл. Сейчас Кронштадт никакого военно-стратегического значения не имеет.
Либер. Ограничения работ по укреплению Финляндии были предприняты с ведома Корнилова, и об этом на Московском совещании было решено?
Керенский. Вероятно, это было раньше решено.
Либер. Но с ведома ли Корнилова? Было ему это известно?
Керенский. Я думаю, что это было решено раньше, до назначения Корнилова Верховным главнокомандующим. Об этом можно справиться по журналу Временного правительства. Это было вызвано признанием ненужности" и нелепости этих мероприятий. В укреплении Финляндии сейчас выяснилось, что это ни к чему. А это почему имеет значение?
Либер. Потому что Корнилов в своих показаниях указал, что прекращение работ в Финляндии является определенным актом со стороны правительства, которое теперь имеет печальные последствия.
Керенский. Вот чепуха.
Шабловский. Ожидалась ли ввиду предстоящего введения военного положения в Петрограде какая-либо оппозиция со стороны Советов, и против этой меры входило ли Временное правительство в собеседования или совещания с Центральным исполнительным комитетом об устранении возможного конфликта?
Керенский. Нет, никаких переговоров не было. Это, вероятно, и Либер знает. По вопросу о введении военного Положения никаких переговоров я, по крайней мере, не вел и от моего имени никто не вел. У нас всегда было достаточное количество советских представителей: Авксентьев, Чернов, Скобелев и я, и вообще никакого возражения не встречали. Обсуждения во Временном правительстве шли к тому, чтобы так сделать, чтобы гарантировать от неожиданностей и экспериментов, т.к. мы в себе достаточно уверены.
Шабловский. Так что 3-ий корпус, который сюда двигался, должен был быть той военной силой, которая должна быть не в распоряжении Верховного главнокомандующего, а Временного правительства на случай эвентуальности1"?
Керенский. Да.
Шабловский. Предполагалось употребить этот корпус на подавление беспорядков, если бы таковые возникли, или вопрос об этом не возбуждался во Временном правительстве?
I Так в тексте.
II Далее слово зачеркнуто и неразбрчиво.
III Эвентуальность (eventus, лат.) — возможный при известных обстоятельствах.
РАЗДЕЛ I
149
Керенский. Для чего понадобились эти войска, определенно не уяснялось. Вообще на случай для того, чтобы правительство имело опору, неизвестно было, в какую сторону надо было бы их употребить, и я не думаю, чтобы их нужно было употребить. Во всяком случае, они никакого отношения к командующему фронтом или к Верховному главнокомандующему не должны были иметь.
Шабловский. Так что этот корпус должен был быть в распоряжении Временного правительства или должен был быть ячейкой для формации новой армии на побережье ввиду прорыва на Рижском фронте?
Керенский. Это едва ли. Тут был старинный спор, образовывать ли прибрежную армию. Это настолько специальный военный вопрос, он шел еще при Гучкове между Ставкой и Гучковым и Корниловым, который очень варьировался, как организовать петроградские войска на случай, если им придется охранять не только революцию, но и подступ к Петрограду. Это был давнишний вопрос.
Крохмаль. Мысль о вызове этого 3-го корпуса возникла только после взятия Риги?
Керенский. Да.
Крохмаль. У Вас с Савинковым не было какого-нибудь разговора относительно прямого назначения этого корпуса для возможного подавления большевистского восстания здесь, и не известно ли, в какой форме Савинков говорил с Корниловым по поводу вызова этого корпуса?
Керенский. В какой форме Савинков говорил с Корниловым, я сказать не могу, потому что по газетным сообщениям я вижу, что в Ставке говорилось многое то, о чем здесь даже не упоминалось. Я читал, что там происходили обсуждения возможного состава Временного правительства с совершенно фантастическими именами, о чем мы здесь и представления никакого не имели. Но здесь вопрос конкретно о том, вызывать ли для большевиков, — в такой форме не ставился. Вообще, того значения, которое там разыгрывалось, здесь не придавалось, это было между прочим. Вообще никаких разговоров не было. Как, например, одно время, когда думали, что мы будем уезжать в Москву, предполагалось вызвать жел[езно]-дор[ожный] батальон, чтобы поднять работу Николаевской жел[езной] дороги. Это все такие эпизоды, которым мы значения не придавали. Затем я помню, когда Савинков вернулся из Ставки, тогда, кажется, впервые и было сказано, что 3-ий корпус. Я почему так говорю, потому что, когда началась вся эта история, многие, кто был ближе ко мне, спрашивали, не помню ли я, как возникла эта история, почему 3-ий корпус. И мы никто не могли вспомнить, как это началось, почему и что, — настолько не фиксировано у нас было здесь. А что касается именно 3-го корпуса, я помню, что когда Савинков вернулся, то сказал, что ему удалось отбить посылку сюда Дикой дивизии и, значит, Крымова. Я не знаю, известно ли вам, что я подписал указ о назначении Крымова командующим 11-ой армии. Это было дано для большего успокоения.
Крохмаль. Для чьего успокоения?
Керенский. Для моего успокоения. Я знаю, что Крымов командир 11-ой армии, и вопрос окончен. Оказывается, он все время сидел в Ставке и вырабатывал эту дислокацию и вдруг очутился здесь. Когда мне говорят, что Крымов здесь, я говорю: «Как здесь?» Я его спрашиваю: «Кто Вы такой?» — «Я командующий Особой армией». — «Какой?» — «Которая назначена в Петроград».
Крохмаль. Но приказа о назначении его командующим армией не было?
Керенский. Нет. Тут был помощник военного министра. Я спрашиваю: «Вы знаете?» — «Нет, я ничего не знаю, и Военное министерство ничего не знает». Это был единственный указ, который я подписал.
150
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Крохмаль. Вопрос о вызове сюда дополнительных войск проходил через Временное правительство или через1 частное совещание части членов Временного правительства?
Керенский. Я думаю, что это было в порядке разговора. Обыкновенно во Временном правительстве бывают разговоры: каково положение, достаточно ли сил, на которые правительство может рассчитывать, какие взаимоотношения между настроением войск в той части, в другой...
Крохмаль. Не в официальных заседаниях?
Керенский. У нас бывают разные заседания: деловые, политические, обыкновенные, и я всегда стараюсь, насколько возможно, давать общий очерк положения правительству, чтобы оно знало и было всегда в курсе. Тогда возникал вопрос, что необходимо, чтобы в такое трудное время правительство было обеспечено в достаточной мере силами для поддержания порядка. Должен сказать, что тут возникал большой вопрос в связи с градом беженцев. Я помню ваше сообщение по поводу положения вещей на дорогах, и я тогда докладывал об этом Временному правительству. Тогда шла большая агитация в войсках вокруг едущих в Петроград. Вообще настроение было напряженное, и если прибавить неизбежность ожидавшегося мною конфликта рано или поздно со Ставкой, то обстановка была достаточная для того, чтобы несколько беспокоиться о положении вещей.
Крохмаль. Когда и в каком составе Временного правительства обсуждался этот вопрос о вызове, Вы не помните?
Керенский. Нет. Я думаю, даже наверно могу сказать, что в такой форме, чтобы вызвать 3-ий корпус или 5-ый или 12-ый, вообще разговоров не было. Просто спрашивают: достаточно вы обеспечены, и тогда отвечает военный министр или министр внутренних] дел, что меры принимаются, или обеспечение будет достаточное.
Крохмаль. В составе Временного правительства поднимался вопрос о необходимости вызова войск в связи с возможным или ожидавшимся определенно выступлением большевиков, Вы не помните?
Керенский. Нет, не помню.
Крохмаль. Савинков Вам не говорил?
Керенский. Может быть, такие разговоры и были.
Крохмаль. Но чтобы это было определенно связано с вызовом войск, этого не было?
Керенский. Чтобы это фиксировалось, чтобы ожидался взрыв большевиков? У нас внимание было сосредоточено в другую сторону. Вы помните, как раз происходили аресты великих князей и ряд других обысков. После Московского совещания для меня было ясно, что ближайшая попытка удара будет справа, а не слева.
Шабловский. Когда у Вас, г. министр, была впервые беседа со Львовым по вопросу о преобразовании и усилении власти? По чьей инициативе возник этот разговор, какие конкретные предложения исходили от Львова?
Керенский. Такой беседы у меня с ним не было.
Шабловский. Какие конкретные предложения он делал?
Керенский. В числе бесконечного числа лиц, приходящих ко мне с разного рода разговорами, прожектами, предложениями и советами (потому что каждый считает, что все несчастье заключается в том, что я его не выслушал), пришел и В.Львов. Он не говорил о прожектах, о перемене состава или о
Слово «через» вписано над строкой.
РАЗДЕЛ I
151
реформе, сколько о том, что моя песенка спета, что т.к. я не имею никакой опоры нигде, потому что, с одной стороны, меня теперь ненавидит правая часть, а, с другой стороны, курсом большей решительности в смысле применения репрессий и борьбы с большевиками я подрывал свое положение и у демократии, то поэтому я ни на что не опираюсь и мое Временное правительство, и что он полагал бы, что необходимо такую опору найти и что это можно сделать так: реконструировать состав кабинета и ввести туда элементы более правые, чем к.-л.1 даже. Так как это было в скором времени после Московского совещания, то было естественно, что человек приходит и высказывает свои мысли. Я ему ответил, что я являюсь убежденным сторонником коалиции. Теперь я не помню подробностей этого разговора, но суть его разговора была главным образом в стремлении показать, что у него есть что-то такое за спиной. Он говорил: «Мы то, мы другое». Я спрашиваю: «Кто такое мы? Что у Вас есть, что Вы можете дать, от какой группы Вы говорите?» Он говорит: «Я не имею права Вам этого сказать, я только уполномочен спросить Вас». Я не помню, в начале это было или в конце, но выходило так, как будто он является по поручению какой-то группы, это было несомненно. Он неоднократно потом говорил, что он откуда-то приехал и сегодня же должен туда уехать и что «я должен знать Ваше мнение, мне поручено спросить, угодно Вам или неугодно ввести новые элементы и по этому поводу вести беседу». Я на это ответил ему, что прежде, чем дать ответ, я должен знать, с кем я имею дело, какая такая группа и что они хотят. Он говорит: «Общественные деятели». Я говорю: «Общественные деятели бывают разные». Вот в таком роде был разговор. Я ему сказал: «Ну что же, если я ни на что не опираюсь, что Вы можете предложить, какую реальную силу вы можете дать, я представляю Ваш круг, кто общественные деятели?» Он стал намекать, что я ошибаюсь, что они имеют достаточную реальную силу, с которой необходимо считаться. Вот приблизительно такой был разговор, и я ему никаких поручений, никаких полномочий не давал. Потом он, кажется, признался, что превысил свои права, когда сказал, что от моего имени говорил. Разумеется, я ему этого не говорил. Я сказал: «Прежде чем что-либо ответить, Вы мне скажите, с кем я имею дело?»
Шабловский. И он говорил, что не имеет права пока сказать?
Керенский. Да. Это меня и заинтересовало на фоне целого клубка разных решений, имеющихся у меня и ранее намеченных линий разных направлений. Меня заинтересовала такого рода тайна. Вообще я Львова давно знаю, и я видел, что он зашел попросту поболтать. Он говорил, что хорошо ко мне относится, заинтересован лично мною и т.д.
Шабловский. Так как он не называл, от кого именно он явился, то не предложили Вы ему, что если он не имеет права назвать, получить это право высказаться яснее?
Керенский. Я не сказал право, я сказал: «Прежде чем сказать свое мнение о данной комбинации, я должен знать, с кем я имею дело, кто говорит, что говорит, от чьего имени Вы говорите».
Шабловский. Как же он кончил свой разговор?
Керенский. Он не окончил, он спросил: «Значит, Вы будете разговаривать, если я скажу?» Я говорю: «Скажите более определенно, что Вы хотите знать». Он простился и ушел. Больше ничего не было.
Шабловский. После этой беседы ждали Вы, что он явится с чем-то более определенным и выскажется яснее, или Вы считали разговор с ним оконченным?
К.-д. — кадеты.
152
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Керенский. Я считал, что дело на этом и кончится, потому что вообще никакого значения этому не придавал. Но некоторые подробности и скорее тон Львова несколько меня заинтересовали, и я про себя размышлял, что дело относится к той родзянковской группе55, к группе бывших, так сказать, старых людей, которые засели в Москве. Вообще тогда были разные переговоры, тем более, что перед этим раньше в июне—июле изредка кое-какие господа ко мне появлялись с разными предложениями разных реконструкций. Мне даже были прямые предложения о диктатуре, и это мне несколько облегчало наблюдение за корниловскими окружающими, потому что я видел тех же самых, которые сначала пытались ко мне захаживать.
Шабловский. А Львов предлагал только ввести эти более правые элементы, на которые можно опереться, или он предлагал усиление власти путем привлечения более широких масс в состав правительства, или предлагал какую-нибудь реальную силу в смысле усиления власти?
Керенский. Когда он был первый раз, разговор был именно о введении новых элементов, которые бы расширили базу Временного правительства, а когда я говорил: «Кто же может усилить базу? Ну, будь [на] два-три человека больше». Тогда он, несколько улыбаясь, говорил: «Ну, Вы можете ошибаться, силы у нас есть». — «Какие силы?» — «Вы не знаете, но силы у нас есть». Это меня заинтересовало в том смысле, что мне показалось, что Львов не от себя болтает.
Шабловский. Вы, г. министр, говорили Вашим товарищам Зарудному и Некрасову или какому-нибудь другому об этих предложениях, которые были сделаны Львовым в том духе, что вот заманчивое предложение преподнес Львов, и не давали Вы кому-нибудь поручения выяснить, на что опирается Львов, откуда у него это предложение исходит?
Керенский. Не помню.
Шабловский. В смысле осведомления о том факте, который имел место?
Керенский. Не могу Вам сказать. Я скорее предполагаю, что я кому-нибудь просто, между прочим, сказал, что был Львов, но точно сейчас сказать не могу, потому что серьезного значения я тогда этому посещению не придавал. Нужно сказать, что во второй приезд он вообще изменил манеру. Он очень меня добивался. Я помню, у меня не было ни1 времени, ни охоты с ним видеться, тем более что он ушел из состава Временного правительства. Он, кажется, Терещенко резко сказал обо мне в связи со своим уходом. Когда он пришел второй раз, я говорю: «Вы, значит, опять по этому делу пришли разговаривать?» (Я точно боюсь сказать, но смысл был такой.) Он ответил: «Теперь все по-другому, обстановка изменилась». И во второй раз он не говорил вовсе о том, чтобы я ввел новые элементы, что надо расширить базу, а с места в карьер сказал, что приехал меня предупредить, что мое положение крайне рискованное, что я обречен и что в ближайшем будущем будет большевистское восстание, и правительству не будет оказано никакой поддержки, и за мою жизнь не будет никакой гарантии и т.д. И когда он увидел, что ничего не действует и я отшучиваюсь: что суждено, то суждено, — приблизительно в такой форме, тогда он сразу оборвал разговор. Он, видимо, очень волновался...
Керенский11. ...Видимо, он все время волновался. Он сказал тогда: «Я должен Вам передать формальное предложение». Я говорю: «От кого?» — «От Корнилова». Когда он сказал мне все эти нелепости, это на меня произвело впе-
Частица «ни» впечатана над строкой.
Так в тексте. По-видимому, сменилась очередь стенографистов.
РАЗДЕЛ I
153
чатление такое, что это, во всяком случае, или сумасшедший, или что-нибудь... Насколько все это было серьезно, это может быть доказано всеми окружающими. Когда я его выпустил, сейчас же вошел Вырубов. Когда он вошел, я показал письменный документ и говорю: «Вот до чего мы дожили, что делается».
Чл. Чр. с. к.1 Крохмаль. А каково происхождение этого письменного документа?
Председатель. Савинков ездил в Ставку с ведома и по поручению правительства или сам по себе?
Керенский. Видите, он сам назначил, я даже не знал об этом, что там назначается собрание всех комиссаров и представителей комитетов56 для обсуждения проектов реформ. А т.к. в это же время шел вопрос о военном положении территории, то я просил Барановского поехать туда, чтобы и военная сторона, так сказать, была обставлена больше, что мне нужно было.
Председатель. Он доложил, что поедет на это собрание, и тогда от себя Вы просили Барановского, чтобы быть в курсе дела?
Керенский. Да.
Председатель. Известно ли Вам было, доложено ли было, что он берет с собою Миронова и для чего он это делает?
Керенский. Нет, про Миронова я не знал. Я помню, как раз на другой день после их отъезда мне Миронов понадобился для установления наблюдения за новым лицом. Я вызвал Миронова. Мне сказали, что он уехал с Савинковым в Ставку.
Председатель. Так что Савинков ехал больше на совещание по вопросу о реформах и вот по вопросу о создавшемся положении в связи с продвижением 3-го корпуса, о военном положении в Петрограде в связи с создавшимся положением после прорыва Рижского фронта?
Керенский. Нет, я думаю, просто совещание совпало с этим, раз он сказал, что он едет. Обыкновенно мы по прямому проводу переговаривались. Т[ак] ч[то] я помню, что здесь мы как раз на этом столе мы эту территорию определяли, которая должна быть изъята из военного положения.
Голос. И Петроград остается в компетенции не верховного командования?
Керенский. Здесь был Савинков, два товарища министра, я, Барановский, еще кто-то такой. И, кажется, здесь было решено, что они поедут вместе, когда выяснилось, что Савинков все равно едет.
Председатель. Какой доклад представил Вам Савинков о своей поездке?
Керенский. Особенно не докладывал. Он докладывал, что когда приехал, то в первый день съезда было отношение крайне возбужденное, непримиримое, но потом ему путем длительных переговоров удалось смягчить, и когда уезжал, то к нему приехал, не помню, сам или кто-то от Корнилова специально был прислан в поезд, и просил передать, что он целиком желает работать со мною и мне предан.
Председатель. А правительству не делал доклада о своей поездке?
Керенский. И в это время приехавший Барановский говорил, что атмосфера в Ставке невозможная, что там «Вашего имени даже произносить невозможно и что работа почти не идет, п[отому] ч[то] все за всеми столами во всех местах только идут политические разговоры». И нужно сказать, что одной из совершенно таких неожиданных для меня линий было то, что с момента назначения Корнилова Верховным главнокомандующим, собственно говоря, вопросы военные, стратегические, фронтовые совершенно Ставку не интересовали. И сравни-
Чл. Чр. с. к. — член Чрезвычайной следственной комиссии.
154
ДЕПО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
тельно то, что обыкновенно было прежде в разговоре с Алексеевым, Брусиловым, тут совершенно было на втором плане. Я до этого эпизода говорил, что меня удивляет, что это невозможно, такая гипертрофия политики там, где она не должна быть.
Председатель. Предупреждал ли Вас Савинков, г. министр, о том, что им предположено в связи с продвижением 3-го корпуса к Петрограду объявление Петрограда на военном положении и что это будет в зависимости от приближения корпуса к Петрограду?
Керенский. Так было, на что я отвечал, что никакого для меня значения приближение или неприближение корпуса не имеет. Я нахожу это совершенно излишним. Что это мера, которая необходима ввиду изменившейся обстановки, что она совершенно возможна, объявление военного положения возможно, не ожидая никакого прихода. Т[ак] ч[то] я мнение это оспаривал, и правительству этого доклада не делалось.
Председатель. Только доложил Вам?
Керенский. Насколько помню, правительству доклада не делалось. Председатель. Не предполагалась ли посылка Терещенко тогда в Ставку, чем эта вызывалась посылка в Ставку?
Керенский. Собственно, когда? Какая посылка?
Председатель. А вот сейчас же после возвращения Савинкова. Чем это было вызвано?
Керенский. Он перед этим ездил. Он ездил в самом начале. Он привез сведения, что Филоненко ведет интригу против Лукомского.
Ч. Ч. с. к.1 Голъдман-Либер. Перед этим, перед Львовым?
Керенский. Он ездил по своим делам. Я не знаю, может быть, хотел говорить лично. Кажется, в это время должен был туда ехать Маклаков, который предполагался послом в Париж.
Председатель. Т[ак] ч[то] это стояло вне всякой связи с посылкой Савинкова.
Керенский. Мне кажется, это сравнительно мелочь. Тогда я этим не был занят.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Извиняюсь, на минуту задержу. Барановский тогда ездил с Савинковым, имея самостоятельную задачу или нет?
Керенский. Он ездил как начальник кабинета, главным образом по вопросу выяснения военной ориентировки, и он присутствовал только по вопросу о выделении Петрограда.
Ч. Ч. с. к. Раупах. И, значит, в этом вопросе он должен был настаивать на выделении?
Керенский. Здесь все военные, и на нашем совещании Якубович, Туманов, они всегда были. Одним словом, все против выделения в такой мере. Но я хотел просто по соображениям военным разделить перед ними военную точку зрения, и тут они были все более или менее солидарны, и поехал туда Барановский с тем, чтобы там присутствовать и проводить мою точку зрения.
Председатель. Вот 26 августа, когда появился здесь Львов, он доложил заранее через кого-нибудь или внезапно появился? И затем, г. министр, не доходило ли до Вас сведение в тот день, что Львов распространяет по городу какие-то тревожные вести?
Керенский. К сожалению, я узнал после, как он ушел от меня. Перед этим у меня сидел комиссар туркестанский. Какой мой источник? Да кто-то там видел из моих. Он был в довольно возбужденном состоянии. Позвольте, тут
1 Ч. Ч. с. к. — член Чрезвычайной следственной комиссии.
РАЗДЕЛ I
155
еще кто-то разговорился. Он отмечал, что, кроме разговора на улице, где-то здесь он очень остро позволил себе. Я не помню кто.
Председатель. Затем доклад Львова. Как он его мотивировал? Ставил ли его в связи с предшествующим посещением Вас или так внезапно новое что-нибудь привел?
Керенский. Вот именно, что он совершенно как будто изменился. Все предшествующее как будто насмарку было.
Председатель. Т[ак] ч[то] вне связи с предшествующим?
Керенский. Не то что вне связи, я не помню, какой разговор, но я сказал: «Вы все с вашей материей?» Он говорит: «Нет. Тут обстоятельства изменились». Я не помню, кажется, так сказал. Здесь уже никакого разговора. Тут вопрос шел, чтобы я сдал должность и уходил. Никакого введения новых элементов или расширения базы, тут не было разговора. Я остаюсь при моем тогдашнем убеждении, которое тогда высказывал, что это был единственный вечер, может быть, когда Львов был более или менее искренен, и действительно, зная грядущие события, может быть, совесть в нем заговорила или испугался, но, несомненно, он хотел спасти меня от чего-то. Это подтвердил разговор в автомобиле, когда при Вырубове я нарочно сказал, что переменил решение и поеду в Ставку, сказал, чтобы проверить его. И тогда он схватил за грудь и говорит: «Спаси Бог. Вы ради Бога не ездите, п[отому] ч[то] дело Ваше там плохо». Это было в присутствии Вырубова.
Председатель. Он Вам подробности какие-нибудь рассказывал, собственно, почему, или только требование предъявил или ультиматум?
Керенский. Ультиматум. Он сказал: «Я имею поручение от ген. Корнилова». Я сказал: «Ныне созвано вечернее заседание правительства». Он сказал: «Сейчас же садитесь в поезд и немедленно должны ехать в Ставку».
Председатель. Он подробно Вам рассказывал или какие-нибудь имел сведения?
Керенский. Нет, он изложил. Очевидно, он хорошо знал, п[отому] ч[то] и устно, и письменно излагал точно. Это введение военного положения, затем передача власти и отставка. И 4-й пункт, который, говорит, лично для Вас немедленный отъезд. И поэтому, т.к. на бумаге не было, я хотел восстановить в ленте. И для меня после разговора в ленте самое решающее значение, одно из самых важных имело то место, когда я спрашивал по ленте: предложение о приезде относится ко мне или также к Савинкову? Щотому] ч[то] Львов говорил мне, что поездка предложена как Вам, так и Савинкову. Что Корнилов одинаково настаивает на немедленном приезде Вашем и Савинкова. Поэтому я и задал такой конкретный вопрос сейчас: что относится ли предложение о приезде только ко мне или к Савинкову? И вот категорический ответ насчет Савинкова, и затем такое заявление, что только крайние обстоятельства заставляют его к этому прибегать. Для меня стало совершенно очевидным, что Львов в курсе дела.
Председатель. Значит, записку эту читал Вырубов?
Керенский. Я подал и говорю: «Читайте».
Председатель. Какое впечатление произвело на Вырубова?
Керенский. Он говорит: «Что же делать?» Я говорю: «Вот какие меры принимают». Затем Львова арестовали.
Председатель. Т[ак] ч[что] Львова тогда не было?
Керенский. Вырубов вышел, и Львов вышел. И затем, я просил, чтобы был своевременно на прямом проводе. Я вызвал Балавинского1. Тут все пришлось организовывать для того, чтобы установить это все.
1 В тексте фамилия указана ошибочно: «Балабинского».
156
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Ч. Ч. с. к. Раупах. Значит, Львов предложил эти пункты не как мнение Корнилова, не как совет, а как требование, как ультиматум?
Керенский. Ни о каком мнении разговора не было, а был ультиматум, требование. И затем, второе, что для меня в ленте было, это вопрос, который я задал, то, что для меня было нужно. И здесь, когда я вел разговор со Львовым, я старался выяснить и повторил вопрос в присутствии Балавинского, что, собственно говоря, это нужно поехать только в том случае. Мне хотелось знать, действительно они верят в большевизм или это есть предлог. Я им задал вопрос: «Все это нужно только в том случае, если будет действительно наступление большевиков?» Я говорил: «Если никаких выступлений большевиков не будет, все равно надо поехать?» — «Все равно». Поэтому вопрос я задал Корнилову. Не помню, как на ленте.
Ч. Ч. с. к. Раупах. «Необходимо ли мне приехать?»
Керенский. «Только в случае события или во всяком случае?» Ответ: «Во всяком случае». Т[ак] ч[что] эти два человека, находящиеся на большом расстоянии и не зная, что говорил Львов, Корнилов и Львов отвечали на те же вопросы совершенно одинаково. И затем, третий раз, когда вернулся Львов и был Балавинский, я при нем задал вопрос...
Председатель. Львову?
Керенский. Да. Ехать ли во всяком случае или только если будет выступление большевиков? Я наверное знал, что никаких большевистских выступлений не будет.
Председатель. Т[ак] ч[что] арест Львова был решен Вами после разговора с Корниловым и в связи с предстоящей поездкой?
Керенский. Нет, в связи с тем, что для меня совершенно было ясно, что это человек, который участвовал, что-то знает и говорит правду, и что он особенно в первом разговоре довольно часто употреблял «мы».
Председатель. Кому же, г. министр, в порядке постепенности Вы изволили рассказать об этом эпизоде со Львовым и Ваш разговор с Корниловым?
Ч. Ч. с. к. Крохмаль. Я хотел задать вопрос: каким образом получился этот документ?
Керенский. Ах, это получилось очень просто. Здесь показано. Он изложил все устно и требовал от меня категорически. Я ему ответил: «Вы сами понимаете, Владимир Николаевич, если я приду во Временное правительство и сделаю такое заявление, что создалось такое положение вещей, ведь все равно никто не поверит, и сочтут меня за сумасшедшего или пошлют раньше проверить и спросить, делал ли мне такое заявление Корнилов и давал ли Корнилов такой приказ. Я же буду в глупом положении. Какое я имею право? Я Вам доверяю, я отлично Вас знаю, но не могу же я говорить». Он говорит: «Нет, я ручаюсь». — «Если Вы ручаетесь, так напишите». Он говорит: «С удовольствием, п[отому] ч[то] я, как Вы знаете, никогда неправды не говорю». Хотя он иногда и прибавляет. Взял и написал это.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Это было до разговора по ленте?
Керенский. Это было до разговора. И вот эти пункты я показал Вырубову и затем поехал говорить по ленте.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Львова не было с Вами?
Керенский. Он опоздал, но приехал. Когда мы спустились, он подымался. Поэтому я и прочел весь разговор по ленте, чтобы он подтвердил.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Разговор шел от Вашего имени и от имени Львова?
Керенский. Да. Он сказал мне, что, может быть, запоздает несколько. Но т.к. Корнилов был около 20 минут, то я согласно этому разговору эти вопросы задавал от имени двух.
РАЗДЕЛ I
157
Ч. Ч. с. к. Раупах. Почему Вы считали необходимым от имени двух говорить? Чем это было вызвано? Так было удобнее с Корниловым разговаривать?
Керенский. Щотому] ч[то] Львов от Корнилова ко мне приехал. Он сказал, что исполняет поручение Корнилова. Мы так условились, что будем говорить вместе со Львовым. Когда мы спустились, он шел навстречу. Львов говорит: «Что же, Александр Федорович, я верным другом оказался? Не обманул Вас?» Я говорю: «Нет».
Ч. Ч. с. к. Раупах. Это после разговора?
Керенский. Когда спускались, он подымался к нам навстречу. Я говорю: «Не обманули». А затем поехали вместе сюда и потом поехали дальше.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Здесь в присутствии Балавинского?
Керенский. Здесь в присутствии Балавинского в основных чертах то, что нужно было, повторил. А, главное, мне важно было не столько слова, сколько установить, чтобы был свидетель, чтобы установить тон и ту взволнованность, серьезность исключительную, которую придавал всему этому сам Львов.
Ч. Ч. с. к. Колоколов. А Львов знал, что Балавинский присутствовал?
Керенский. Нет, не знал.
Председатель. Кому же в порядке постепенности Вы изволили передать это предложение Львова и разговор с Корниловым по ленте, и когда прочитали эту ленту и записку, не было ли каких-нибудь возражений со стороны Ваших товарищей?
Керенский. Видите, было так. Затем мы вернулись. Был разговор. Львов был арестован. Тут, кажется, собрались, насколько я помню, Некрасов, Балавинский, кажется, был. Я не помню, Терещенко приехал в это время или нет. Я помню, что мест довольно много было занято за этим столом, но кто был, не помню. Потом Савинков пришел.
Председатель. Никто, ознакомившись с этой лентой и ознакомившись с запиской, не сделал возражений Вам по этому поводу?
Керенский. Савинков предлагал сейчас же переговорить с Корниловым по прямому проводу. Это я помню.
Председатель. А вот не возникало ли сомнения у министров в том, что не напутал ли Львов, что, собственно, лента и доклад Львова могут не соответствовать, не восполнять друг друга?
Керенский. Я только помню хорошо предложение Савинкова, чтобы ему предоставлена была возможность с Корниловым переговорить по прямому проводу, это я помню. И затем, когда я читал во Временном правительстве все это одно за другим, тогда тут никакого возражения не было, насколько я помню. Может, потом и было, но я не помню.
Председатель. Т[ак] ч[то] вслед за тем было созвано заседание с 26-го на 27-е, и там изволили тогда?..
Керенский. Заседание должно было быть в этот день, и тогда я все подробно изложил, как что было. И посещение Львова, и весь этот эпизод. И затем предложил тогда, ведь наше предложение сводилось тогда к тому, чтобы Корнилов сдал должность и больше ничего57.
Председатель. А не предложено ли было министрами Вам или Вами министрам ввиду сложившегося положения, ввиду мятежа, который налицо, предоставить Вам особые полномочия, всю полноту власти для борьбы с контрреволюцией?
Керенский. Да, я не помню, в какой форме, но я, кажется, не предлагал, чтобы всей полноты власти, в такой форме1. Но указывал на необходимость,
Так в тексте.
158
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
чтобы мне была предоставлена некоторая свобода действий. Я считал, что иначе тогда нельзя было поступить.
Председатель. Значит, уже Временное правительство обсуждало в этом заседании с 26-го на 27-е вопрос о мятеже, с которым мы имеем дело?
Керенский. Я не помню, употреблялось ли слово «мятеж». Вообще о чрезвычайно серьезной обстановке и явном неповиновении Корнилова, не то неповиновения1, не то попытке ниспровержения.
Председатель. Кем и когда была составлена и отправлена первая депеша Корнилову об отставлении11 его?
Керенский. Ах, вот я забыл еще сказать, почему они хотели, чтобы я ехал туда, на чем они настаивали, видимо. Львов неоднократно повторял, что самое важное для них — это именно то, чтобы произошла легальная передача власти, чтобы не было захвата, а чтобы это все-таки было формальное постановление. На этом они, видимо, очень настаивали. По крайней мере, раза три возвращался, что чрезвычайно важно для них, чтобы было постановление правительства о передаче, чтобы в легальной форме было сделано.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Скажите, пожалуйста, что, сдача портфелей министрами на этом ночном совещании не вызывалась стремлением предоставить Вам более широкой власти для борьбы с мятежом?
Керенский. Да. Положение было такое. Ведь перед этим уже довольно трудное взаимоотношение во Временном правительстве, и здесь едва ли могли быть все меры приняты, т.к. не было сплоченности и солидарности в правительстве по целому ряду вопросов. В особенности противопоставление с одной стороны, Кокошкин и Чернов. Это были элементы, которые едва ли могли быть.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Т[ак] ч[то] с этого момента, когда портфели были Вам вручены, Вы считали, что вся полнота власти принадлежит Вам?
Керенский. Нет, я не считал, п[отому] ч[то] отставки не принимал. Задача заключалась в том, чтобы создать возможность сделать перегруппировку в министерстве. На этом создалось некоторое обострение к кадетам, которые подавали в отставку, которая не была принята. Тут и выяснилась некоторая разница отношения к событиям. Большинство министров продолжали исполнять обязанности и фактически всемерно содействовали прекращению. Одним словом, фактическая работа шла такая. И небольшая очень часть сейчас же поставила чересчур формально и решительно устранилась от малейшего прикосновения к Временному правительству, пока не выяснится обстановка.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Я этот вопрос предлагаю, потому что увольнение Верховного главнокомандующего возможно ведь только указом правительства.
Керенский. Это и было сделано до отставки.
Ч. Ч. с. к. Раупах. А был указ, постановление правительства об увольнении Корнилова?
Керенский. Это сейчас же решили.
Председатель. И он имеется в письменной форме?
Керенский. Я не знаю, имеется ли в письменной форме. Т.к. было бурное заседание...
Ч. Ч. с. к. Раупах. Т[ак] ч[то] увольнение не было актом явно Вашим, а это было постановление правительства?
Керенский. Я не могу сказать, было ли постановление зафиксировано. Во время заседания сидит управляющий или кто-нибудь из Канцелярии Временно-
Так в тексте. Так в тексте.
РАЗДЕЛ I
159
го правительства и потом вносит в журнал. Насколько я помню, мое предложение заключалось в том, что необходимо немедленно предложить Корнилову сдать должность. Это я заявлял.
Ч. Ч. с. к. Раупах. Не помните, как была редактирована телеграмма, от имени Вашего или что Временное правительство предлагает?..1
Керенский. Телеграмма была наспех составлена.
Раупах. В исходящий журнал не была внесена?
Керенский. Она очень наспех была составлена, нужно помнить обстановку той ночи.
Раупах. Но она должна иметься, она была передана по прямому проводу. Здесь она должна иметься. Там мы ее найти не могли. Керенский. Где там? Раупах. В Ставке. Там ее не оказалось. Керенский. То есть как не оказалось?
Шабловский. Она оказалась затерянной. Она была взята Корниловым, бралась в Штаб, пользовались ею как показанием, но там ее не оказалось. Подлинника мы не получили.
Керенский11. Здесь все время были министры Некрасов, Терещенко, Скобелев. Они были тут в ту ночь и на другой день, и здесь в Малахитовом зале я неоднократно имел с ними собеседование. Затем, я говорил, небольшая группа министров подчеркивали, что они больше не министры, но я говорил им, что, значит, они сами вышли в отставку, потому что отставка членов Временного правительства не принята и они юридически должны продолжать свои обязанности.
Раупах. Так что увольнение Корнилова было актом не лично Вашим, а постановлением Временного правительства? Это очень важно.
Керенский. Это было предложено во Временном правительстве до вручения мне отставок. Это несомненно. Я сделал подробный доклад и сделал из этого доклада соответствующий вывод. У нас и раньше существовала, еще при Львове, группа, так называемый Комитет обороны58. Без этого невозможно обойтись в деле управления. И сейчас мы систематически каждое утро собираемся: одна группа по управлению, другая — по экономике, чтобы в скорейшем порядке разрешить вопросы, не требующие отлагательства, и если там будет какое-нибудь решение, то оно уже проходит.
Шабловский. Что произошло, г. министр, после отправки первой телеграммы в хронологическом порядке? Какие были возражения ввиду вырабатывающегося сообщения министра-председателя от 27 августа?
Керенский. Кажется, возник вопрос о желательности задержать эту телеграмму, и она была задержана, кажется... Собственно, о какой телеграмме идет речь?..
Шабловский. О сообщении от Вашего имени от 27 августа. (Один из членов Комиссии дает Керенскому ту телеграмму, о которой идет речь.)
Шабловский. Не было ли возражений против посылки этой телеграммы?
Керенский. Были возражения, говорили, что дело, может быть, кончится компромиссом. Говорили это те, которые держались точки зрения, наиболее ярко выраженной потом П.Н. Милюковым, который явился с предложением
I Отточие документа. Далее на следующей странице повтор: «Раупах. Вы не помните, как была редактирована телеграмма: от имени Вашего или Временного правительства?»
II Фамилия «Керенский» вписана карандашом над фамилией «Некрасов».
160
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
посредничества и с заявлением, что я должен понимать, что вся реальная сила на стороне Корнилова.
Шабловский. Тут у нас возникает вопрос относительно лиц.
Керенский. Пока не выяснилось окончательно, что мои предсказания были правильны и что они окажутся в таком случае в безвоздушном пространстве. До последней минуты была масса сторонников именно компромисса или, правильнее сказать, фактической сдачи позиции Корнилову, и, кроме того, был массовый исход из места, заведомо обреченного на гибель. Была одна такая ночь, когда я почти в единственном числе прогуливался, не потому, что не хотел ни с кем действовать, а просто была такая атмосфера, что полагали более правильным быть дальше от гибельных мест.
Шабловский. А не было ли у Вас разговора по поводу создавшегося положения с Терещенко, Дутовым, Карауловым, Савинковым?..
Керенский. Эти разговоры никакого отношения к телеграмме не имеют. Дутов1 и казаки находились, насколько я помню, в тот же день ночью".
Шабловский. Да, так.
Керенский. Но отношения к телеграмме не имели. Они приходили и говорили, что желали бы поехать для посредничества, для урегулирования"1. И я сказал, что дам соответствующее разрешение, но на другой день, когда последовал следующий акт со стороны Корнилова, т.е. явный отказ от повиновения и объявление нас немецкими агентами, я уже сказал, что при теперешних условиях никаких посредничеств, никаких поездок для урегулирования не может быть, так как вопрос перешел в совершенно другую стадию. Они, кажется, выражали претензию, что я сначала сказал, что пропуск дам, а потом не дал, но я им ответил, что изменилась решительным образом обстановка.
Раупах. А предложения Якубовича, Туманова, Савинкова, Лебедева пойти на компромисс?
Керенский. Я не помню разговора с Якубовичем и Тумановым. С Савинковым был разговор, чтобы была предоставлена ему возможность переговорить по прямому проводу.
Раупах. А после того он не говорил, что есть еще возможность?
Керенский. Ему была предоставленаIV возможность говорить по прямому проводу, и он говорил целый день. А когда пришла телеграмма, Вы ее помните, вероятно, то он, прочитав ее, дал мне расписку, что прочитал такой-то № и заявляет, что это клевета, что от моего имени он переговоров не вел и вести не мог и что это заявил по прямому проводу Корнилову.
Раупах. А этот разговор не послужил ли основанием к тому, что Савинков указывал, что возможно...
Керенский. Это было ночью...
Раупах. После переговоров по прямому проводу?
Керенский. Может быть, я не помню.
<Раупах. Я, собственно, хочу выяснить о всех лицах, o>v которых говорится здесь.
I В тексте фамилия напечатана ошибочно: «Дудов».
II Так в тексте.
III Слово «урегулирования» впечатано над зачеркнутым «уговоров». 17 Слово «предоставлена» впечатано над строкой.
v Далее текст обрывается, листы перепутаны. (ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 2. Л. 55, 56). Продолжение текста см.: Там же. Л. 57. Текст, заключенный в угловые скобки, повторяется дважды.
РАЗДЕЛ I
161
Керенский. Тут лица совершенно разные, их нужно разгруппировать в разные стороны. Что касается казачьего посещения, то они хотели вовремя до Ставки доехать. Для меня совершенно несомненно, что они принадлежали к той группе лиц, как и Милюков, которые были убеждены, что победа будет на стороне Корнилова, а не на стороне революции.
Раупах. На стороне реальных сил?
Керенский. Да, они очень настаивали, чтобы их пустить, я согласился, но затем, когда изменилась обстановка, я в пропуске отказал. Никакого отношения по существу это к телеграмме не имеет. Затем, нельзя в одну кучу все эти лица смешивать: что касается Якубовича и Туманова, то вообще я не помню разговора с ними. Может быть, они и говорили со мной, но это был столь ничтожный разговор, что я его не помню. Я знаю только одно: когда я спросил, почему я не вижу ни Туманова, ни Якубовича, то мне было сказано, не помню кем, кажется, Савинковым, что на Туманова так все подействовало, что он в очень угнетенном состоянии находится. А перед этим, насколько я помню, я, кажется, просил пригласить кого-либо на помощь по организации сопротивления, и тогда был вызван Пальчинский, и Половцов, кажется, появлялся и еще кто-то. Но то, что я помню твердо, это было предложение Савинкова переговорить, затем 29-го был Милюков, затем в заседании Временного правительства, когда мы обсуждали этот вопрос, кажется, накануне уже кризиса, то часть правительства высказалась за необходимость, так сказать, компромиссного решения ввиду соотношения сил и необходимости не вызывать потрясений. Некоторые аргументировали это тем, что неизбежно усилится течение большевиков. Разные были разговоры, но это было уже в другой плоскости, в плоскости оценки соотношения сил. Я стоял на определенной линии, что тут нет двух сторон, а есть Временное правительство и нарушивший свой долг генерал. Была группа лиц и общественного мнения, которая считала, что есть две стороны, которые равноправны и в борьбе за власть, и в ведении между собою, так сказать, мирных переговоров, и в обращении к посредничеству. Я считал, что такой путь наносит решительный удар идее революционной власти, ее единству с момента революции, и поэтому на этот путь двух лагерей, переговаривающихся через посредников, я встать не мог и считал, что нарушил бы присягу, если бы встал на него...
Раупах. Предложений переговоров ввиду возможности недоразумений не было?
Керенский. Савинков делал предложение...
Раупах. После разговора по ленте?.. А Терещенко и Лебедев?
Керенский. Про Лебедева не помню. Скорее, наоборот. Лебедев очень недоверчиво относился к роли Филоненко в этом деле, и уход Филоненко был вызван, собственно говоря, сообщением Лебедева о некотором разговоре, который происходил в Штабе. А Терещенко — да, Терещенко одно время был сторонник системы соглашения и даже в одном из заседаний говорил таким образом, что это дело надо ликвидировать так, чтобы обоих за штат отправить— и Керенского, и Корнилова, обе стороны удовлетворить взаимным жертвоприношением.
Шабловский. Кем было составлено обращение к областным губернским комиссарам за Вашей, г. министр, подписью?
Крохмаль. Виноват, а кем составлено сообщение 27 августа1?
Керенский. Не помню.
Здесь имеется в виду сообщение об отставке Л.Г. Корнилова.
162
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Шабловский. А губернским комиссарам? Керенский. Тоже не могу сказать.
Шабловский. Нас интересует роль Некрасова. Не была ли это его редакция.
Керенский. Какая же особая роль Некрасова, никакой такой особой роли Некрасова не было.
Шабловский. В связи с заметкой, в которой говорится, что Временное правительство готово было воздержаться от депеши, которая объявляла заговор, но Некрасов поторопился это сделать и сделал вопреки мнению правительства, поставив Правительство перед совершившимся фактом в смысле печатания.
Керенский. Не помню. Я помню, что телеграмма, которая должна была идти по радиотелеграфу, была задержана просто потому, что мы считали, что не следует чрезмерно возбуждать общественное1 настроение.
Шабловский. А как относительно Крымова, отряда 3-го корпуса, было отдано распоряжение о задержке, о порче пути и т.д.? Вызывались они документами или11 опасением каким-нибудь мало обоснованным своевременно111, только вследствие создавшейся обстановки Крымов оказал явное неповиновение распоряжениям Штаба? Что, собственно, было на самом деле?
Керенский. Я убежден, что Крымов был участником и лично шел, и небольшое количество офицеров с ним, с совершенно определенными видами. Это даже доказывает небольшой штрих: когда он застрелился, один офицер, кажется, Багратион, хорошо не помню, сказал: «Теперь все концы в воду канули». Распоряжение остановить движение он не исполнял и продолжал двигать войска.
Шабловский. Так что распоряжения если делались, то вызывались документами.
Керенский. Да, сообщениями о месте нахождения соответствующих частей. Главную роль здесь играли железнодорожники, которые осведомляли о малейших изменениях.
Шабловский. Когда прибыл Филоненко из Ставки, что, собственно, он доложил?14'
Керенский. Для меня посещение Филоненко было не совсем понятно. Не знаю, собственно, зачем он появлялся. Я спросил: «Как Вам удалось проскочить?» Он ничего мне не докладывал, пока я его не вызвал сюда. Я его видел в ночь, когда я пришел в Штаб. Туда явился Филоненко, и Савинков заявил, что желает, чтобы он был его ближайшим помощником. Я на это возражал, но, в конце концов, так как я считаю, что ближайший руководитель может выбирать себе помощников на свою ответственность, я не возражал против этого, а на другой день, кажется, он пробыл здесь одну ночь или две, помощником объяснилось, что он вел несоответствующий с генералом Корниловым разговор, я вызвал его сюда, и здесь он признался, какой разговор вел, т.е. просто изложил разговор и потом давал целый ряд комментариев. Савинков, нужно сказать, очень доверчивый человек, и раз поверил человеку, очень долго не замечает никаких недостатков. Филоненко сказал, что когда Корнилов говорил с ним о диктатуре, то он сказал, что против личной диктатуры и отказался, а когда Корнилов предложил диктатуру групповую в составе Корнилова,
I Далее зачеркнуто: «мнение».
II Союз «или» впечатан над строкой. ш Так в тексте.
w Далее текст обрывается, листы перепутаны. (ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 2. Л. 59, 60, 61). Продолжение текста см.: Там же. Л. 55, 56 и далее Л. 60.
РАЗДЕЛ I
163
Керенского, Филоненко и Савинкова, он в такую комбинацию он1 войти готов. Я, конечно, считал, что это настолько недопустимый разговор, ведь всякий мог предположить, что у него есть какие-нибудь основания так говорить, раз он является уполномоченным от центральной власти при Верховном главнокомандующем, что дальше продолжать свои обязанности он не может. Я думал сначала даже его арестовать, но потом решил, что это можно будет и потом сделать, а пока предложил ему освободить это место.
Шабловский. Вообще продвижение служебной карьеры Филоненко вызывалось его личными качествами, или это был протеже Савинкова?
Керенский. Савинков до встречи с ним во время отступления и операций на Юго-Западном фронте очень плохо его знал, по крайней мере, когда Филоненко в разговоре перед назначением к работе в армии ссылался на Савинкова, то Савинков сказал, что он его очень мало знает. Филоненко был один из молодых военных, который много сделал по организации комиссариата и посылки на фронт комиссаров, спасая не только уговорами, но и фактическим участием в наступлениях. Это комиссары личного примера. Он сам проявил большое мужество в 8-ой армии во время наступления, и здесь они сошлись. Затем, когда было неизбежно назначение Корнилова, я его учитывал, и мое намерение было назначить при нем верховным комиссаром Савинкова. Я дальше этого не шел, но Савинков сказал, что он полагал бы более правильным, если бы Филоненко был комиссаром, потому что он привык к Корнилову, с ним работал. Я Филоненко раз видел в Петрограде, потом видел в то время, когда был день в районе 8-ой армии, но почти никогда с ним не разговаривал и потом видел его в Ставке после совещания 16 июля.
Шабловский. На нас произвело впечатление в "показании Савинкова отстаивание Филоненко. Он отождествлял его даже [с] собою. Когда Вам угодно было его устранить, то Савинков чуть ли не ставил это в зависимость от своего ухода.
Керенский. Я говорил Савинкову: «Я Вам вполне доверяю. Я нахожу, что Вы можете делать ошибки, что нисколько не сомневаюсь в Вашей преданности революции, но я совсем не знаю Филоненко». Действительно, это особая черта Савинкова отстаивать преданных ему людей до конца, и он каждый раз ставил вопрос о Филоненко как о себе лично. Когда я Филоненко предложил немедленно сложить с себя обязанности, то Савинков поставил вопрос о своем уходе, и мне пришлось немножко оттянуть. Но я считал, что невозможно, и тогда Савинков сам (газеты неверно сообщают)111 категорически заявил, что не желает со мной больше служить, т.к. новое назначение Верховского и Верде-ревского он не одобряет и категорически настаивает на отставке.
Шабловский. Не было ли у правительства каких-либо данных при предании суду Корнилова, Лукомского, Кислякова, Деникина и Маркова, чего-нибудь такого, чего у нас нет, каких-нибудь сведений, которые мы упустили допросить? Мы производили расследование сейчас в Петрограде, допрашивая отдельных лиц, но, может быть, у правительства есть что-нибудь, чего мы не знаем?
Керенский. Насколько я знаю, преданы были суду все те, которые активно проявили себя в деятельности после формального отчисления Корнилова. Кисля-ков продолжал делать соответствующие распоряжения. Лукомский — его позиция совершенно определенна. Деникинская история и Маркова59 Вам известна.
Шабловский. Особых докладов не было?
I Так в тексте.
II Предлог «в» впечатан над строкой. 11 Пояснение документа.
164
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Керенский. Напротив, телеграммы и дальнейшее поведение Лукомского для меня было неожиданностью. Я не думал, что Лукомский пойдет этим путем. Я и сейчас думаю, что, вероятно, Лукомский один из последних примкнул. Все-таки суть этого дела, несомненно, в Завойко и Аладьине.
Раупах. Вопрос, который только что предложил председатель, нас интересует, потому что в редакции было указано, что они предаются суду за мятеж. Какие фактические данные свидетельствовали о том, что они участвовали в мятеже?
Керенский. Это Вы переходите в область квалификации того преступления, которое они совершили. Мы считали, что явное неповиновение и отказ от сдачи должности с теми призывными прокламациями, которые издавал Корнилов, был мятеж, и вообще участники и сторонники в этом деле являются соучастниками мятежа, так что квалификация по главному виновнику. Я не знаю, какая еще другая квалификация.
Раупах. Но степень участия Кислякова, Лукомского, Деникина и Маркова?
Керенский. У нас, кажется, вообще предполагается так, что если Временное правительство принимает меры, то оно является организацией мятежнической. Но это зависит от точки зрения. Для меня несомненно, что генерал, который позволяет себе называть Временное правительство агентами немецкого штаба и объявляющий себя властью, есть мятежник. Я не знаю, в чем неправильность квалификации.
Раупах. Я против квалификации не возражаю, но были данные против Деникина, Лукомского, Кислякова, Маркова и других?
Керенский. Они продолжали сотрудничать с восставшим генералом — совершенно определенные данные. Когда ген. Лукомскому предлагается принять должность Верховного главнокомандующего, что он обязан сделать по закону, и в случае его сопротивления его арестовать, то он заявляет, что он не может этого сделать, потому что он на стороне Корнилова...
Керенский1. ...Что он не может этого исполнить, потому что он на стороне Корнилова.
Председатель. Вот, затем, по поводу Новосильцева, как произошел арест его, не было ли какого-либо доклада по поводу действий Новосильцева, как его арестовали?
Керенский. Новосильцев ведь был арестован по местной инициативе11. Председатель, Ведь он председатель Главного комитета, но он не находился там...
Керенский. Он уезжал в то время.
Председатель. Как будто бы приказ об его аресте был отсюда тоже.
Керенский. Я думаю, что если был приказ, то это был приказ в порядке административном, ведь правительство, военный министр и министр внутренних дел имеют право арестовать, вообще, кого мы хотим, по нашим соображениям.
Председатель. Я только в смысле сведений, г. министр, быть может, были у Вас сведения?
I Так в тексте.
II Протокол допроса председателем Судебно-следственной комиссии Витебского Совета солдатских депутатов К.И. Боддескулом командира 19-й ополченческой батареи Л.Н. Новосильцева [не ранее 29 августа 1917 г.] см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 52. Л. 45; показание Л.Н. Новосильцева, данное Чрезвычайной комиссии, от 2 сентября см.: Там же. Д. 52. Л. 48—61 об.
Показание командира 19-й ополченческой батареи Л.Н. Новосильцева от 26 сентября 1917 г. см.: Там же. Д. 28. Л. 216-217. Автограф.
РАЗДЕЛ I
165
No comments:
Post a Comment
Note: Only a member of this blog may post a comment.