1) Вызывался ли он в Ставку [в] 20-х числах августа для ознакомления с новыми системами бомбометов и минометов, и если вызывался, то когда прибыл в Могилев?
2) К кому в Могилеве явился?
3) От кого, где (в вагоне, в Ставке) получал по этому вопросу указания и разъяснения?
4) Чем мотивировалась отмена занятий с бомбометами, и какое он получил новое назначение?
Точные выражения, в которых сообщалось о новом назначении и кем?
5) Сопровождалось ли новое назначение какими-либо обращениями, в случае принятия его, или угрозами, в случае отказа?
6) Предполагалось ли или не обсуждалось ли возможности действий командируемых в Петроград офицеров против Временного правительства, и при утвердительном ответе на этот вопрос, какие именно?1
7) Не делалось ли офицерами, предполагавшими поездку в Петроград, из этого секрета: не делалось ли это предложение при закрытых дверях вагона или комнаты, не удалялись ли перед разговором по этому поводу посторонние лица из помещения, в котором разговор происходил, не происходил ли этот разговор под усиленной наружной охраной и т.п. При утвердительном ответе на этот вопрос, в чем конкретно эти действия выразились?
8) Куда и к кому он должен был по новому назначению явиться?
Председатель Член Комиссии, полковник
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 120, 120 об. Копия. Машинопись. Бланк Чрезвычайной комиссии.
№110
Показание поручика 248-го пехотного Славяно-сербского полка А.В. Александрова11
20 октября 1917 г.168
Действующая] армия
1. Я выехал из полка в Ставку по предписанию командира полка для ознакомления с новыми системами бомбометов и минометов169, куда прибыл 27 августа.
2. В Могилев я явился к коменданту Главной квартиры Ставки, где мне указали временную квартиру в штабных вагонах Ставки.
I В отношении, посланном командиру 114-го Новотерского полка о допросе штабс-капитана Г.Г. Гогоберидзе, пункт 6 дополнен: «А также против Советов Р. и С. Д. ? Не было ли упоминания о предстоящем восстании большевиков?» (ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 118 об.).
II Заголовок документа.
Протокол допроса исполняющим должность судебного следователя по особо важным делам Московского окружного суда А.В. Коренковым поручика 248-го пехотного Славяно-сербского полка А.В. Александрова от 1 сентября 1917 г. см. документ № 108 — т. 2.
466
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
3. В вагоне (Ставки) подпоручик из Штаба (фамилию не знаю) пригласил меня явиться к генерал-квартирмейстеру Ставки, где будут даны указания на предмет данного мне1 полка предписания.
4. По прибытии к генерал-квартирмейстеру Ставки я узнал следующее: занятия по изучению новых систем бомбометов и минометов в Могилеве временно отменяются, все приехавшие для сего офицеры с фронта направляются в Петроград и совершенно по другим причинам, а именно: в Петрограде ждут событий, которые отразятся чрезвычайно неблагоприятно и болезненно на общем положении и без того истерзанной России.
В общих чертах и вкратце было сообщено о сем следующее. В Петрограде в ночь с 31 августа на 1 сентября готовится большевиками сильное и хорошо организованное вооруженное восстание с тем, чтобы реализовать лозунги большевиков, каковы следующие: «Долой войну!» «Армию налево, кругом!» «Все сразу по домам!» «Резня офицеров и вообще интеллигенции». (Все подчеркнутое, насколько помню, выражения точные11.) «Вся власть в руки большевистских вождей!» Восстание это настолько сильно и хорошо организовано, что все рабочие Петрограда и почти весь гарнизон на стороне большевиков, все Советы Р. и С. Д. частью или терроризированы, или сами примкнули к большевикам, а также в сем замешаны и некоторые члены из комитета111 Временного правительства. Все было, конечно, сорганизовано не без участия немецких марок, так как задолго до восстания со всех концов России, а в особенности из Сибири стягивались к Петрограду пленные германцы и австрийцы, которых теперь как в самом городе, так и возле Петрограда довольно много и все хорошо вооружены. (Подчеркнутое приблизительно точное) Затем было предложено принять участие в потушении мятежа большевиков, где офицеры будут необходимы как интеллигентная сила для урегулирования резни, которая неизбежно будет между повстанцами и войсками, посланными уже в Петроград. Офице* рам могут быть даны и отдельные задачи, как-то: охрана мостов через Неву, пороховых заводов, и вообще заводов и фабрик, работающих на оборону, правительственных учреждений и т.д., где в помощь каждому офицеру будут даны человек 6—10 надежных солдат.
5. Ни обещаниями, ни угрозами новое назначение не сопровождалось.
6. Кроме перечисленных мною в ответе на четвертый вопрос задач для офицеров, командируемых в Петроград для участия в потушении большевистского мятежа, о других каких-либо исключительных задачах для таких офицеров, где предполагалась бы возможность действий против Временного правительства, не обсуждалось и не сообщалось.
7. Офицеры, командируемые в Петроград, должны былиу свое назначение в секрете: во-первых*1, предписания, данные офицерам, гласили, что они едут для ознакомления новых систем™ бомбометов и минометов, хотя сами командируемые знали, что это не отвечает действительному их назначению поездки,
I Далее текст утрачен. Вероятно: «Славянского]».
II Примечание документа.
III Так в тексте.
w Примечание документа.
v Далее текст утрачен. Возможно: «держать» или «иметь». VI Слово «во-первых» в документе обозначено: «во-1-х».
vn Так в тексте. Первоначально был следующий порядок слов: «систем новых». Над словами проставлены цифры: над словом «систем» —• цифра 2; над словом «новых» — цифра 1.
во-вторых1, все офицеры, командируемые в Петроград, должны были являться не в штаб округа или [к] коменданту г. Петрограда, как обыкновенно делается в этих случаях, а сообщались частные адреса частных квартир. Инкогнито поездки офицеров объяснялось тем, чтобы ошарашить большевиков неожиданным противодействием их замыслам, так как и войска Ставкой стягивались к Петрограду так же секретно.
Данный мне в Ставке адрес, по которому я должен был явиться в Петроград, не вспомню.
Больше показать ничего не могу.
Поручик АЛЕКСАНДРОВ
Командир 248-го пехотного Славяно-сербского полка
полковник11
ГА РФ.Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 2-3 об. Автограф.
№111
Протокол допроса офицером для поручений при штабе Южного района Московского военного округа Козловым штабс-капитана 114-го Новоторжского пехотного полка Г.Г. Гогоберидзе111
4 сентября 1917 г.
Дознание
По приказанию начальника штаба Южного района Московского военного округа мною, офицером для поручений при военно-политическом отделе штаба прапорщиком 28-го пехотного запасного полка Козловым, был произведен допрос штабс-капитана 114-го Новоторжского пехотного полка Георгия Григорьевича Гогоберидзе, который показал следующее:
В 114-ом Новоторжском пехотном полку отношения между солдатами и офицерами на позиции были отличные вплоть до Корниловского переворота, а особенно со старыми служаками-солдатами. Трений и эксцессов никаких не было. Офицерство относилось без предубеждения к высшему командному составу. Все боевые приказы исполнялись точно и беспрекословно. 25 августа17 с.г. я получил предписание выехать в Ставку Верх[овного] главнокомандующего] якобы для изучения бомбометов и пулеметов английского образца. Прибыв в Ставку 27 августа, я встретил на вокзале капитана Генерального штаба Роженко, который дал предписание немедленно отправиться в Штаб для испытания минометов и бомбометов английского образца. Вместе с приказанием он дал мне такую инструкцию: на днях в Петрограде ожидается выступление большевиков, которые хотят захватить власть в свои руки и арестовать Временное правительство. Поэтому Вас, офицеров, мы посылаем туда для водворения порядка. Вместе с этим он дал мне адреса, к кому явиться в Петрограде за
I Слово «во-вторых» в документе обозначено: «во-2-х».
II Далее подпись неразборчива. Вероятно: «Балдин».
ш Протокол допроса командиром 114-го пехотного Новоторжского полка штабс-капитана Г.Г. Гогоберидзе от 16 октября 1917 г. по вопросам Комиссии см.: Д. 21. Л. 9-10 об.
17 Протокол допроса Г.Г. Гогоберидзе от 4 сентября опубликован в «Революционном движении в России...» (С. 452) со слов: «25 августа».
468
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА, ТОМ II
получением дальнейших инструкций и распоряжений, а именно: 1) Сергиевского улица № 46 — генерал Федоров; 2) Фурштадская № 28, кв. 3 — полковник Сидоренко или хорунжий Кравченко; 3) Фонтанка № 22 — полковник Дюсене-тюр1. Нас было много — около 40 человек, поэтому нам дали отдельный классный вагон. В нем ехали офицеры разных полков 3-ей и 10-ой армий. Капитан Роженко говорил, что было вызвано из полков разных фронтов более 3 тысяч офицеров в Петроград под различными предлогами". По дороге в Петроград в вагоне не подозревали о готовящихся событиях. До станции Вырица ехали спокойно. На этой станции мы встретили Туземную дивизию (Дикую) и получили телеграммы Корнилова и Керенского, в которых они друг друга отрешают от должностей. Тогда мы поняли, для какой цели нас послали в Петроград, но нельзя было выехать ни вперед, ни назад, так как пассажирское движение было прекращено, а к тому же мы не имели предписаний возвратиться в свои полки. Через три дня пассажирское движение было возобновлено, и мы решили ехать в Петроград за документами, чтобы вернуться в свои части, но адресаты в момент нашего приезда не нашлись, так как одни были арестованы, а другие скрылись. Мы обратились к начальнику Управления воздушного флота полковнику Яковлеву за советом и содействием, но он ничего определенного нам не сказал, для ночевки же предложил временно увеселительные дома, так как для гостиниц у нас не было удостоверения личности. На следующий день мы решили выехать из Петрограда. Я выбыл с товарищем в город Харьков, где у меня были знакомые, и явился в комендантское управление для дачи показаний.
Настроение войск Туземной дивизии на станции Вырица. Дивизия была вызвана Ставкой, для какой цели, неизвестно. Ни солдаты, ни офицеры ничего не подозревали. Когда получили телеграммы Корнилова и Керенского, офицеры и солдаты узнали истину. Я слышал разговор: «Мы поступили добровольцами на службу, и дали присягу защищать родину, и не желаем вмешиваться в политическую жизнь страны. Полки сдались без боев, а один из них даже послал свои пулеметы Керенскому с выражением поддержки».
Все изложенное выше записано с моих слов верно:
Штабс-капитан 114-го Новоторжского пехотного полка
ГОГОБЕРИДЗЕ
Офицер для поручений при штабе Южного района Московского военного округа прапорщик КОЗЛОВ
4 сентября 1917 года. 3 часа дня. г. Харьков.
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 84. Л. 10, 10 об. Подлинник. Машинопись; Д. 21. Л. 7, 7 об. Копия. Машинопись.
Частично опубл.: Революционное движение в России... С. 452, 453.
I Так в тексте. Вероятно, имеется в виду полковник Дюсиметьер.
II Протокол допроса Г.Г. Гогоберидзе от 4 сентября опубликован в «Революционном движении в России...» (С. 453) до слов: «под различными предлогами...».
РАЗДЕЛ IV
469
№112
Показание подпоручика 3-го гренадерского Перновского полка B.C. Денисенко
31 августа 1917 г} Секретно
Я, подпоручик 3-го гренадерского Перновского полка Василий Семенович Денисенко, заявляю следующее.
25 на 26 августа 1917 г. в канцелярии полка мне было вручено предписание командира полка, согласно телефонограммы начальника 1-ой гренадерской дивизии отправиться спешно «в ночь на 26 августа» в Ставку Верховного главнокомандующего для изучения новой системы бомбометов и минометов (английских). В ту же ночь я выехал. Со мною ехало офицеров для той же надобности много и из других полков (по первому).
По прибытии в Могилев в ночь на 27 августа мы остановились в штабном вагоне по указанию писаря коменданта станции. В одном из вагонов, куда я пошел узнать что-нибудь от раньше приехавших офицеров, мне сказали, что в Могилеве не будет занятий с бомбометами, так как они не пришли, а нужно ехать в Петроград для изучения их. Эти офицеры, говорившие мне, почему-то отнеслись очень-очень внимательно в объяснении, куда, когда обратиться за получением предписания для поездки в Петроград. Эти офицеры уехали в ту же ночь. На другой день нас, правда, не единовременно, перебывало в Ставке очень много. Приблизительно, но не уверен, побывало около 100 офицеров. Из них уехали в Петроград11 все, за исключением нас 3—5 человек. Не уехали, кажется, 5-го Сибирского] инженерного] полка капитан Кондратьев, 26-го Сибирского стрелк[ового] полка подпоручик Касакин, 274-го п[ехотного] Изюм-ского п[олка] прапорщик Князев и я. Да... Еще я помню одного подпоручика, кажется, 5-го Сиб[ирско]-Туркестанского п[олка], и еще одного прапорщика и подпоручика.
За первых я хорошо помню потому, что я жил с ними несколько дней. В Ставке 27-го нам подполковник Пронин, а затем и капитан Роженко говорили, что они ждут Керенского, но получили лаконическую телеграмму будто бы: «Выехать не могу». Потом говорили, что большевики готовились на 30 августа, а теперь перенесли на 26-27-ое забрать в свои руки власть, перерезать правительство, заключить сепаратный мир, перерезать офицеров и так далее и так далее. Для этого необходимо сделать контрнаступление. Капитан Роженко говорил, что, возможно, большевики и возьмут на несколько дней верх, для этого их необходимо уничтожить и т.д.
Уезжающие офицеры получали еще по (150) сто пятидесяти р[ублей] и предписание, что такой-то уезжает в Петроград для изучения бомбометов и минометов. Еще считаю долгом сказать, что некоторые офицеры спрашивали и их поддерживали, как вообще эта организация идет, как Керенский относится. Еще скажу, кажется, 29-го нас пришло человек 15-18. Вышепоименованные по фамилиям офицеры некоторые и вновь прибывшие. Нам опять объяснял один штабс-ротмистр, а потом капитан Роженко, что вот правительство, губящее Россию, провокаторским образом поступило, подослав к Корнилову лю-
I Показание B.C. Денисенко от 8 сентября см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 38-39. По документам дела не установлено, кому B.C. Денисенко давал показание.
II Слова «в Петроград» вписаны над строкой.
470
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
дей, чтобы разузнать его мысли и намерения таким непохвальным образом. Тут же предлагал ехать в Петроград. Из этих офицеров согласилось сейчас ехать только четверо. Поехали ли после они, не знаю, но тогда не согласились. Кто они, т.е. фамилий их, не1 знаю.
(29-го) 27 августа еще мы, отдав свои предписания капитану Роженко, ходили по несколько раз в день за предписаниями отправиться в свои части. Предписания не выдавались. Говорили — некогда.
29 или 30 августа нас, явившихся за предписаниями в свои части, капитан Роженко послал в Главный комитет Союза офицеров. Там были наши предписания, и вообще мы были Штабом переданы в распоряжение Союза. Из Союза нас позвали к коменданту Главной квартиры, где распределяли должности — цензорами на типографии и телеграфе. Меня лично назначили в какую-то «маленькую», как говорили, типографию. Но предписания я получать не заходил и в типографии не был. В Союзе нам выдали по 25 рубл[ей]. «Суточные», — говорили.
В Союзе был главный офицер один капитан. Он высокого роста, Генерального штаба, с Георгиевским орденом и академическим значком. Вчера же он, почему не знаю, сдал эту должность подполковнику, с трафаретом, кажется, «5 ф» с Владимиром 4 ст[епени] на груди. Может, ошибаюсь, но думаю так: совсем не потому генерал Корнилов так решительно начал действовать, что Керенский его сместил! Ничего ведь не было еще, что он уволен 27 августа, а утром капитан Роженко говорил, что «в эту ночь Корнилов принял решение объявить себя диктатором, и приказ выйдет или завтра утром, или вечером сегодня».
Не могу не сказать, что капитан Роженко не все объяснял офицерам и не так, как оно есть, дабы они ехали. Это мое мнение.
Кроме того, капитан Роженко говорил, что «на это дело отпущены большие суммы, т.к. здесь заинтересованы и банки».
Вчера нас, четырех человек: капитана Кондратьева, подпоручика Касакина, прапорщика Князева и меня, после просьб отправили к коменданту Штаба с отношением, чтобы выдали разрешение на выезд в свои части. Вчера же ночью мы получили литеры и предписания. В 4 часа утра сегодня я уехал из Могилева. Помнится, полковник Пронин говорил, что нас вызвали нарочно якобы для изучения бомбометов, а капитан Роженко говорил, что занятия с бомбометами производиться не могут ввиду событий и т.д.
Все, что я написал, верно. Может быть, что, благодаря мучительнейшим дням, проведенным во власти людей, стремящихся к старому, я немного смешал мелкие факты, но мысль та. В этом я даю свое слово гражданина-солдата и революционера. По первому требованию" власти революционной готов все подтвердить.
Я, подпоручик 3-го гренадерского Перновского полка. Действующая] армия. По первому вызову революционной власти"1 обязуюсь выехать, куда потребуется.
Подпоручик Василий ДЕНИСЕНКО 1917 г. 31 августа
ГА РФ.Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 60-62. Автограф.
I Далее зачеркнуто: «помню».
II Далее зачеркнуто: «своих».
III Слова «революционной власти» вписаны над строкой.
РАЗДЕЛ IV
471
№ ИЗ
Показание подпоручика 7-й Туркестанской стрелковой артиллерийской бригады Кармиловат
Не ранее 3 сентября 1917 г.1
Показания подпоручика 7-ой Туркест[анской] стр[елковой] артиллерийской] бригады Кармилова о его поездке в Могилев во время с 25 [августа] по 3 сентября 1917 года.
25 августа от 18 часов мною было получено предписание командира бригады отправиться в Ставку для изучения английских минометов. В ночь на 26 августа я выехал в Ставку и в ночь на 27-е (около 2 часов 27 августа) прибыл на ст. Могилев.
Обратившись к писарю коменданта станции, я узнал, что командированные на минометные курсы в Ставку отправляются в Лугу, где есть для стрельбы полигон, и что через два часа примерно вагон с такими же командированными отправится к месту своего назначения, что нам, прибывшим только что в Могилев, следует установить, нельзя ли устроиться в том же вагоне и ехать. Был указан № вагона. Придя в вагон, я спросил одного из не спавших офицеров, нельзя ли с ними же ехать и какие для этого нужны документы. Ответ: нужно обязательно явить свой документ в Ставке, также получить порядочные деньги, и едва ли это успеется сделать теперь же.
Не желая проживать в Могилеве без дела, я с двумя офицерами, фамилии которых не знаю, отправился тот час же в Комендантское управление Ставки. Там дежурный писарь заявил, что единственно, что он может сделать, — дать пропуск для ночлега в одном из штабных вагонов, все же остальное может быть сделано только завтра, ибо полковника Пронина, котор[ый] заведует минометным курсом, нет.
Утром 27 августа я и несколько офицеров, прибывших на минометные же курсы, отправились к коменданту Ставки для получения предписания на дальнейшее следование. Один из его адъютантов (фамилии его не знаю) заявил, что минометным делом заведует полковник Пронин, что его в Комендантском управлении нет, позвонивши по телефону ему, адъютант сообщил, что нет инструкции, предписания, и порционные деньги мы получим от полковника Пронина в том же штабном вагоне, где мы переночевали, в 15 часов (за точность времени не ручаюсь, подпоручик Кармилов). Около 15 часов, когда офицеры, едущие на курсы по минометному делу, собрались в вагоне, прибыл туда капитан Роженко, двери у вагона были затворены. Капитан Роженко обратился к присутствующим с краткой речью. В ней говорилось, что большевики взяли верх в Совете С. и Р. Д. Петрограда, что правительство во власти большевиков и слепо идет за германским генеральным штабом, что на улицах Петрограда, вероятно, уже резня, что надо спасать родину, что надежда, м[ожет] б[ьггь], в значительной мере на офицеров, что генерал Корнилов приказал ввиду того, что курсы минометные, не состоящиеся из-за развертьшающихся событий, предложил собранным офицерам, не желают ли они ехать в Петроград для подавления мятежа; кто не желает, может ехать в свою часть. Решать надо скорее: до отхода поезда осталось 15 минут.
Я спросил у капитана Роженко: «А как же Керенский?» «Керенский тоже во власти большевиков, м[ожет] б[ыть], даже арестован, во всяком случае, он не может выехать из Петрограда, когда его вызывал генерал Корнилов по прямому проводу».
1 Датируется по тексту документа.
472
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Я тогда выразил желание отправиться в свою часть. Капитан Роженко взял мое предписание и сказал, что предписание на обратное следование я могу получить только завтра, 28-го. Никого из офицеров, присутствовавших при этом, по фамилии я не знаю. Утром 28-го я явился к капитану Роженко, но мне было заявлено, что он на занятиях не будет, что следует прийти завтра. Не желая оставаться в Могилеве, я отправился к коменданту и, рассказавши к[омендантск]о-му штаб-офицеру (фамилии его не знаю) о своем положении человека, живущего в Могилеве без дела, просил дать предписание для следования в свою часть. Мне было приказано подать рапорт, но уже поданный рапорт был мне возвращен с указанием, что необходимо приложить к нему то предписание, которым я командирован в Ставку. Я же сделать этого не мог за отсутствием капитана Роженко.
29 августа (не ручаюсь за точность чисел) Могилев был объявлен на осадном положении, вместо предписания выехать в свою часть я получил от коменданта Главной квартиры предписание вступить в исполнение обязанностей военного цензора в типографии «Бр[атьев] Подземских» (Днепровский проспект), каковые обязанности я и нес до приезда генерала Алексеева и отмене им осадного положения.
3 сентября, получив предписание от коменданта Главной квартиры отправиться в свою часть и согласие на выезд из Могилева со стороны помощника начальника Штаба Верховного главнокомандующего г. Вырубова, я отправился к месту своего служения.
Подпоручик КАРМИЛОВ
При отправлении обязанностей военного цензора пришлось руководиться словесной инструкцией, переданной одним из комендантских адъютантов* и притом весьма краткого1, чтобы не печатать ничего волнующего, бунтующего страсти. Ни одного запрещения ни напечатано, ни на выдачу напечатанного мною сделано не было.
По приезде своем в часть я уведомил, что моя поездка, совпавшая с выступлением генерала Корнилова, дала совершенно необоснованный повод безответственно приклеить к моему имени этикет" «контрреволюционера». Этому, думаю, способствовали и телеграммы комиссара армии об указании фамилий ездивших в Ставку в дни конца августа — начала сентября.
Раньше я пользовался доверием солдат в батарейном комитете, в дивизионном собрании, ездил в качестве делегата от дивизии ко Bp. правительству и в С. Р. и С. Д. В настоящее время состою председателем батарейного суда, но уже встречаю к себе весьма подозрительное отношение, что в высшей степени тяжело. Ввиду того, что в таком положений, взятом под незаслуженное подозрение, находятся, вероятно, и др. офицеры армии, вызванные в Могилев по служебным обязательствам, считаю совершенно необходимым в возможно скором времени сообщения комитетам об истинной роли того или другого офицера, называя фамилии, в Корниловском деле. Иначе тяжело не только1" слушать, но и жить.
Подпоручик КАРМИЛОВ
С подлинным верно:
Начальник Управления комиссара 2-ой армии, подпоручик НАЗИМОВ
ГА РФ. Ф. 1780. Оп.1. Д. 21. Л. 42-43. Заверенная копия. Машинопись.
i
п ш
Так в тексте. Так в тексте.
Слово «только» вписано поверх напечатанного: «дело».
РАЗДЕЛ IV
473
№114
Показание прапорщика1 Филатова
Не ранее 28 августа 1917 г.11
25 августа я был командирован в Ставку Верховного главнокомандующего в Могилев на Днепр согласно телефонограммы штаба дивизии для ознакомления с новой системой бомбометов и минометов английского типа. Командирован я штабом полка как начальник команды траншейных орудий. Прибыл в Могилев я в 2 часа 27-го и поступил на учет к коменданту Ставки. Нам, приехавшим, отвели вместо гостиницы вагон при станции Могилев. Я же с товарищем остановился в городе. На другой день, придя в Штаб Верховного главнокомандующего, мы узнали, что поступили в распоряжение полковника Пронина, которого мы не могли дождаться и видеть. Через несколько часов нам сообщили, чтобы мы, приехавшие офицеры, были в вагонах на станции. На станции мы услышали, что прибывшие офицеры от каждой части, не исключая и специальных войск, поедут в гор. Лугу, так как испытание предполагается там. Вскоре прибыл капитан Генерального штаба Роженко на станцию и предложил войти в вагон, предварительно выслав всех вестовых и проводников вагонов. Здесь же он, капитан Роженко, в кратких словах объяснил: созваны офицеры для другой цели, а не для изучения бомбометов. Положение вещей в стране требует решительных мер со стороны генерала Корнилова. Офицеры должны сейчас ехать в Петроград с поездом, который отходит через 15 минут. Эти офицеры должны составить ударное ядро, которое должно арестовать Совет Петрограда, Временное правительство и руководить массой, примкнувшей к движению. Свершив это, объявить диктатуру генерала Корнилова. При этом пояснил, что за Корниловым идут казачьи полки и несколько полков кавалерии, уже рассеянных вокруг Петрограда. Дикая дивизия уже отправлена. Прибывших офицеров было около 50. На размышление было дано 5 минут. За или нет. Всматриваясь в окружающих офицеров, я видел, что среди нас есть немало офицеров далеко не окопных бомбометчиков, было видно, что эти штабные офицеры, пронизывающие взглядами попавшую публику, эти лица учитывали каждое слово, сказанное прибывшими офицерами, переглядывались. На мой вопрос: «А Керенский куда примкнул? Делается ли это в контакте с ним?» Этот вопрос поставил в тупик капитана Роженко. Он замялся и начал говорить, что связь с Керенским порвана, и они не могут его добиться, услышал, говоря, что дело, вероятно, уже идет и судьба решена111. Я тут же вышел на площадку, куда выскочил еще один прапорщик и говорит: «Товарищ, как быть? Здесь ловушка». Я заявил, что не поеду в Петроград и что он уже здесь на учете, его не выпускают из Могилева, за ним следят. Услышав слова капитана Роженко, я тут же мысленно сказал: «В Петроград не поеду, а поеду в полк». Но когда я услышал предупреждение товарища, и, зная, как расправляются с лицами, не сочувствующими заговору, я решил уйти путем маневра: вхожу в вагон, и когда до меня дошла очередь, до меня последнего, я сказал: «Я еду в Петроград». Записали полк, чин, фамилию, выдали 150 рублей суточных по 10 сентября, тут же нам предложили пересесть в вагоны отправляющегося поезда, я заявил, что должен взять вещи, которые были в гостинице. На меня был брошен взгляд,
I Название воинского подразделения, где служил Филатов, в документе не указано.
II Датируется по тексту документа. ш Так в тексте.
474
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
еще раз спросили: «Вы едете?» Я говорю: «Да», — ибо другого выхода не было, кругом вагонов стояли офицеры Штаба группами, а дальше солдаты Туземной дивизии, зорко посматривавшие кругом. Выехал я из Могилева 28-го в 4 часа, на вокзал пришлось приходить несколько раз. Дожидаясь в Орше пересадки, я узнал, что выезд из Могилева в 8 часов невозможен, и все выходы из вокзала и города заняты войсками Корнилова. Приехав в полк, я счел долгом заявить командиру и комитету все, что произошло со мной.
Прапорщик ФИЛАТОВ
С подлинным верно:
Начальник Управления комиссара 2-ой армии подпоручик НАЗИМОВ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 44, 44 об. Заверенная копия. Машинопись. №115
Рапорт1 подпоручика отдельной инженерной роты Шадрина начальнику штаба 178-й пехотной дивизии о командировке в Могилев
31 августа 1917г.
Доношу, что, прибыв сего числа из командировки, в исполнение прямых своих обязанностей вступил.
Вместе с тем считаю долгом службы донести о нижеследующем.
Получив телеграфное предписание корпусного инженера 50-го армейского корпуса за № 3636 от 25 августа о командировании меня в гор. Могилев в Ставку для ознакомления с английскими бомбометами новейшей системы, я выехал по назначению 26 августа (мой рапорт № 860, лит[ерный] № 8735 от 26 августа сего года, удостоверение коменданта на право проживания в гор. Могилеве № 5191 от 28 августа сего года). В тот же день я отправился к дежурному генералу, но там никто мне ничего не мог сказать о времени испытания бомбометов и минометов, и направили меня в Главное полевое артиллерийское управление. Там тоже об испытании ничего не было известно, но офицер, разговаривавший со мною, сказал, что по поводу моей командировки мне необходимо обратиться в генерал-квартирмейстерскую часть. Причем этим офицером была сказана фраза, что эти командировки, как он слыхал, организованы начальником Штаба Верховного главнокомандующего по собственной инициативе. После этого разговора я отправился в генерал-квартирмейстерскую часть. Здесь в приемной уже ожидало несколько гг.11 офицеров, которые, как потом выяснилось из разговоров, тоже были вызваны для присутствия при испытании английских бомбометов и минометов новейшей системы. Затем нас всех вызвали в другую комнату, где капитан (если не ошибаюсь, его фамилия Роженко), указав, что сейчас настал такой грозный момент, когда никакие комиссии и никакие испытания бомбометов и минометов иметь место не могут, стал излагать последовательность переговоров генерала Корнилова с министром-председателем Керенским через Владимира Львова и управляющего Военным министерством Савинкова по поводу вступления генерала Корнилова сначала в состав министерства, а
Рапорты подавались начальникам штабов и рассматривались как показания. Гг. — господа.
РАЗДЕЛ IV
475
затем будто и на должность министра-председателя. В своей речи г. капитан заявил, что Владимир Львов и управляющий Военным министерством Савинков для переговоров с генералом Корниловым были командированы от имени министра-председателя Керенского. Переговоры эти будто закончились каким-то требованием генерала Корнилова, о котором капитан почему-то умолчал. Дальнейшие события, по словам капитана (насколько я помню), развивались в следующем порядке: Владимир Львов и управляющий Военным министерством Савинков выехали в Петроград. По приезде их туда министр-председатель Керенский будто вызвал генерала Корнилова к аппарату и спросил, подтверждает ли он (Корнилов) все то, что ему передали Львов и Савинков, на что генерал Корнилов ответил: «Да». Разговор на этом закончился. Затем ночью (по словам того же капитана) была получена в Ставке телеграмма с отчислением генерала Корнилова от должности Верховного главнокомандующего и с приказанием прибыть в Петроград в распоряжение министра-председателя Керенского. Генерал Корнилов решил в Петроград не ехать и верховного главнокомандования не сдавать, о чем и была будто послана телеграмма министру Керенскому. Затем на пост временно Верховного главнокомандующего до прибытия генерала Клембовского было предписано вступить генералу Лукомскому, но генерал Лукомский отказался, также будто отказался генерал Клембовский, оба мотивируя свой отказ полной своей солидарностью с генералом Корниловым. По словам излагавшего события капитана, будто генералу Корнилову и министру Керенскому были посланы телеграммы о своей солидарности с генералом Корниловым главнокомандующими фронтов: генералом Деникиным и генералом Щербаче-вым. Затем капитан указал, что на стороне генерала Корнилова Дикая дивизия, часть артиллерии, часть кавалерии и часть пехоты, что от прибывших в Ставку, хотя и с иными целями, гг. офицеров генерал Корнилов ждет поддержки его «справедливых требований», по выражению капитана. Причем ответ требовался немедленно. Выразившие согласие поддержать требования генерала Корнилова должны были немедленно отправиться в Петроград, а почему-либо не пожелавшие или не могущие «будут через два-три дня отправлены в свои части». После этих разговоров, когда я выходил из комнаты, я встретил штабс-ротмистра (фамилию его не знаю) и спросил его: «Разрешите узнать, г. ротмистр, те, кто не может ехать в Петроград, в свои части ведь не могут возвратиться. Они, вероятно, будут здесь в Могилеве находиться под домашним арестом?» «Да, по всей вероятности», — был ответ штабс-ротмистра. Тогда я решил заявить о своем желании ехать в Петроград, чтобы, воспользовавшись пропуском, уехать в свою часть. Вечером в тот же день после моего заявления о желании ехать в Петроград мне был выдан чистый бланк (из целой серии таких же, имевшихся в кармане г. капитана) предписания № 800 с пометкой от 27 августа и 150 рублей на проезд. На бланке предписания я должен был по приказанию капитана вписать «поручику Шадрину», что мною и было исполнено, дабы не возбуждать подозрения. Поезд, в котором я должен был ехать с группой военнослужащих по одной литере, отходил в 4 часа с какими-то минутами утром. Я решил для большей легкости1 выполнения моего плана от этого поезда отстать и следовать одиночным порядком. Отход 4-часового поезда я проспал и часов в 10 х/г утра 29 августа с.г. снова отправился в генерал-квартирмейстерскую часть. Встретился там снова с тем же капитаном и просил его содействия для следования одиночным порядком, как отставший от поезда. Капитан приказал явиться к коменданту станции Могилев и просить его выдать мне документ для
1 Далее зачеркнуто: «для».
476
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
проезда как отставшему. Комендантом мне была выдана заметка-удостоверение без № с казенной печатью от 29 августа с.г. для следования до следующего коменданта. Имея это удостоверение и предписание № 800, я выехал из Могилева с поездом, идущим около 15 часов. По приезде на станцию Орша я, дабы не возбуждать никаких подозрений <насчет моих намерений>' (так как, по моим наблюдениям, за мной в поезде следили), отправился к коменданту станции с просьбой сделать отметку о моем дальнейшем следовании, каковую в комендантском управлении сделали до города Витебска. Затем, явившись в вагон (в котором я ехал, стоя в коридоре, т.к. ни одного места свободного не было), я заявил моим соседям по вагону, что перехожу в другой вагон, взял свои вещи и вышел на вокзал. Поезд, в котором я ехал, простоял на станции часа 2, наконец ушел. Я ждал в вокзале поезда, идущего на Минск в 23 часа. Здесь в зале вокзала после трех-четырехчасового моего ожидания минского поезда ко мне подошел член Исполнительного комитета СР.С. Д. Оршанского района (фамилии его не знаю) и попросил предъявить документы. Мною было предъявлено удостоверение личности и предписание Ваше № 5560 от 25 августа с.г. Член Исполнительного комитета С. Р. С. Д. Оршанского района, посмотрев указанные документы, вызвал конвойного и предложил мне под конвоем следовать в Исполнительный комитет, что мной и было беспрекословно исполнено. В Исполнительном комитете, выслушав, что я следую в свою часть, выдали мне пропуск с печатью комитета за № 302, после чего я был отпущен на свободу для дальнейшего следования. Здесь" мною был взят, ввиду изложенного, билет только до Минска, а оттуда уже до Лунинца. При моей посадке в вагон около 23 часов 29 августа у меня было спрошено удостоверение осматривавшей вагон охраной, коей мною и был предъявлен вышеуказанный пропуск № 302, после чего я уже без каких-либо инцидентов доехал до своей части [в] дер. Край, о чем и доношу.
Приложение111: 1) 150 руб. деньгами, 2) телеграмма №3636, 3) предписание №5560, 4) удостоверение Могйлевского коменданта №5196, 5) предписание Штаба Ставки № 880, 6) литер № 6735, 7) пропуск № 302, 8) удостоверение № 5561, 9) удостоверение коменданта станции Могилев без №, 10) неиспользованное предложение литер А № 14510155, И) проездной билет от Орши до Минска № 4415 и 12) от Минска до Лунинца [№] 0086.
Подлинный подписал Подпоручик ШАДРИН
Верно: Вр.и.д. штаб-офицера для особых поручений штаба
50-го армейского корпуса штабс-капитан АРТЫМОВ
С подлинным верно: начальник Управления комиссара 2-ой армии
подпоручик НАЗИМОВ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 35-36 об. Заверенная копия. Машинопись.
i
п ш
Текст, заключенный в угловые скобки, впечатан над строкой. Далее зачеркнуто: «со*.
Приложения в деле 21 (ГА РФ. Ф. 1780) не обнаружены.
РАЗДЕЛ IV
477
№ 116
Показание подпоручика Янковского, данное командиру 11-го Туркестанского стрелкового полка Шиманову
31 октября 1917 г.
На предложенные командиром полка вопросы отвечаю1:
1. Вызывался я в Ставку из 11-го Туркестанского стрел [кового] полка 25 августа с.г. для ознакомления с новыми системами бомбометов и минометов, куда и прибыл 29 августа.
2. В Могилев явился, кажется, в Главное управление генерал-квартирмейстера, куда направил меня комендант станции подпоручик N.
3. Собравшись там, в Ставке, все офицеры, командированные для ознакомления тех же бомбометов или минометов, представлялись к капитану Генерального штаба, адъютанту, фамилию которого не помню". Обращался он к нам с речью, видимо, от имени генерала Корнилова. Он указывал, что в самое критическое для России положение армия на фронте разлагается и дезорганизуется. В тылу беспорядки и буйства солдат. А для восстановления боеспособности армии на фронте и водворения порядка в тылу нужна твердая государственная власть, которой сейчас не чувствуется и которую генерал Корнилов по своему патриотизму желает создать для спасения России и ее революции, а для. этого нужно прежде всего произвести чистку (арестовать) членов во Временном правительстве, в котором были лица, действительно работавшие в руку немцев. (Что были такие лица1" во Временном правительстве, приводились доказательства, которых совершенно не помню).
4. Но так как время вызова офицеров для ознакомления с бомбометами и минометами совпало со временем, когда генерал Корнилов организовал свою власть, власть для спасения страны, и когда от офицеров ожидалась плодотворная работа в это время, то занятия с минометами не состоялось. И желающим офицерам 17 предложено было ехать в Петроград, на обязанности которых будет лежать охрана всевозможных правительственных учреждений, почт, телеграфов и мостов.
5. Часть из офицеров изъявили согласие ехать в Петроград, а остальные, по. всей вероятности, вернулись в свою часть. Я, например, лично немедленно явился в свою часть ввиду финансовых недостатков и других сложившихся обстоятельств.
6. Заговора и действий против всего7 Временного правительства из речи капитана я не видел.
7. Все освещения офицеров капитаном о текущем моменте и предположении в действиях генерала Корнилова происходят в приемной комнате Ставки, где из71 посторонних лиц никого не было и охраны никакой не выставлялось, все разговоры происходили при открытых дверях.
1 Подпоручик Янковский отвечал на вопросы, предложенные Чрезвычайной комиссией (отношение Чрезвычайной комиссии см. документ № 109 — т. 2). Отношение Чрезвычайной комиссии командиру 11-го Туркестанского полка Шиманову о допросе подпоручика Янковского см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 31, 31 об.
" Вероятно, здесь имеется в виду капитан Генерального штаба В.Е. Роженко.
111 В тексте изменен порядок слов. Первоначально было: «лица такие».
17 Первоначально в тексте был другой порядок слов: «офицерам желающим». Над словами проставлены цифры: 1, 2.
7 Слово «всего» вписано над строкой.
71 Предлог «из» вписан над строкой.
478
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
8. Все офицеры, изъявившие согласие ехать в Петроград, должны были явиться там в распоряжение какого-то генерала, фамилию которого не знаю (позабыл). В таком духе и в таком положении вещей состоялось освещение и беседа офицеров, приехавших на минометные курсы.
Подпоручик ЯНКОВСКИЙ1
<Допрашивал лично я, командир 11-го Туркестанского стрелкового полка полковник Шиманов. 31 октября 1917 г. Действующая] армия.>"
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 32, 32 об. Автограф.
3. Следственные комиссии Советов
№117
Из протокола допроса комитетом обоза штаба 38-го армейского корпуса рядовых обоза Б. Т. Булатова. М.И. Неборакова, К.И. Староовилова, Г.И. Завьялова, А.Н. Малицкого; ст. унтер-офицеров обоза JI.B. Дмитриевича, БД. Лебедева; ст. ветеринарного фельдшера М.П. Кульнева; мл. унтер-офицера СВ. Малева; подпоручика командира обоза И.И. Ширая
16 сентября 1917 г.
Дознание, произведенное членами корпусного комитета 38-го армейского корпуса солдатом Щеголевым и врачом Кульвановским на основании постановления президиума кор[пусного] комитета 38-го от 16 сентября 1917 г.
Рядовой обоза штаба 38-го армейского корпуса Булатов Евгений Тимофеевич, 39 л[ет], православный, не судился. При опросе показал:
В последние числа августа с.г. в дни Корниловского мятежа командир обоза штаба 38-го арм[ейского] корпуса подпоручик Ширай, возвратившись вечером домой часов в 8, по словам денщика его Константина Солопа, вел с ним такой разговор. Когда денщик сказал ему, что, по слухам, арестован генерал Корнилов, поручик Ширай назвал его дураком и сказал: «Кто может арестовать Корнилова?» «Глуп тот, глупы и солдаты, что могут этому поверить». Когда же Солоп сказал, что арестовать Корнилова может Керенский, подпоручик Ширай сказал, что Керенский шарлатан и окружил себя какой-то бандой и что им арестовать Корнилова не удастся. Об этом денщиком Константином Солопом имеется показание в ротном комитете обоза. Когда мне приходилось разговаривать с подпоручиком Шираем, то он всегда защищал Сухомлинова, Корнилова и называл их лучшими людьми.
Показание записано с моих слов. Евгений БУЛАТОВ
Допрашивали: солдат ЩЕГОЛЕВ
врач В. КУЛЬВАНОВСКИЙ
Текст показания написан карандашом.
Текст, заключенный в угловые скобки, вписан чернилами.
[...]
Подпоручик Ширай Илларион Иванович, командир обоза штаба 38-го армейского] корпуса, православный, 35 лет, не судился.
Допрашиваемый показал, что в дни Корниловского выступления, возвратившись утром11 из штаба корпуса, я, зная, что Небораков вернулся из Минска, спрашиваю денщика: «Ну, что нового слышно?» На это он сказал: «Корнилов — изменник», — и ругал его другими словами. Говорил, что его Керенский арестует. Я на это ему сказал: «Мало ли кого теперь могут арестовать, прохвостов теперь много найдется». Т.е., другими словами, действовал я успокаивающе, чтобы было меньше волнений. Больше по адресу Керенского, Временного правительства и Совета рабочих и солдатских депутатов я ничего не говорил. Никогда не говорил, что солдатские организации нужно разогнать. Все приказы мною всегда читались, но так как команда моя бывала не всегда в сборе, то я отдал распоряжение, чтобы по возвращению каждому отсутствовавшему читались все приказы, полученные за его отсутствие. По поводу текущих событий с командою беседовал, но никогда груб не был. Команду «смирно!» требовал только в строю. Если же я появлялся в помещении, где находилась команда, и во дворе, то я только требовал к себе вежливого обращения, причем лежание солдата в моем присутствии считал неудобным и теперь считаю это невежливым. Да и в декларации прав солдата указано, чтобы солдаты были вежливы. Считаю в данный момент, что никакой комитет не вправе арестовать меня без судебных властей и что если бы это имело место у меня в команде, то я бы оказал сопротивление.
Записано показание с моих слов. Зачеркнуто «вечером», надписано «утром».
Читал подпоручик Илларион Иванович ШИРАЙ
Допрашивал врач В. КУЛЬВАНОВСКИЙ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 48. Л. 157, 159. Подлинник. Рукопись. №118
Протокол допроса членом Исполнительного комитета Совета солдатских, рабочих и крестьянских депутатов гарнизона г. Борисова П.Н. Рябовым командира противоаэропланного взвода при ст. Приямино подпоручика В.Н. Дорошкевича
3 сентября 1917 г.
3 сентября 1917 г. в пос. Ново-Борисове в 430-м пол[евом] зап[асном] госпитале допрошен находящийся на излечении командир противоаэропланного взвода при ст. Приямино подпоручик Виктор Николаевич Дорошкевич, показавший:
30 августа в 11 ч. утра я выехал на ст. Приямино, чтобы присутствовать при погрузке орудий вверенного мне взвода, отправляемых согласно приказа арт-снабзапа в тыловой артиллерийский запас фронта и для того, чтобы отдать последние приказания в связи с этой отправкой. Закончив дела, я остался
I Далее опущены показания М.Н. Неборакова, К.И. Староовилова, Г.И. Завьялова, А.Н.Малицкого, В.Д.Лебедева, М.П.Кульнева, СВ.Малева.
II Слово «утром» вписано над зачеркнутым: «вечером».
480
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
ожидать скорого поезда, чтобы купить газет. Купив газеты и бегло просмотрев их, я по просьбе кого-то из солдат начал читать выдержки из газет на текущие вопросы жизни: прорыв у Риги и восстание ген. Корнилова. Окружавшие меня солдаты ругали ген. Корнилова за то, [что] он сдал немцам Ригу, сняв для этого с Рижского фронта часть войск. Возмущенный до глубины души такими нападками на нашего бывшего главнокомандующего, я начал излагать свой взгляд на положение под Ригой. Приводил выдержки из газет об отказе целых частей пойти в контратаку. Рассказал эпизод с переправой противника через Двину и наводкой понтонов, один из которых был разбит нашей артиллерией, и все же, несмотря на это, части пехоты, стоявшие на противоположном берегу, отказались идти в атаку и отхлынули назад, очистив противнику плацдарм, на котором и развернулся. Приводил я и другие эпизоды, случаи мародерства. И в конце сказал, что надо хорошо подумать, прежде чем обвинять ген. Корнилова. Вина в несчастье под Ригой лежит на совести тех частей, которые опозорили себя отходом без боя, а не на ген. Корнилове, который еще на Московском совещании предупреждал, что враг стучится в Ригу и можно ожидать катастрофы ввиду небоеспособности и недисциплинированности частей, защищающих Ригу. Я сам заметил, что солдаты остались недовольны моей защитой ген. Корнилова. С событий под Ригой разговор перешел на восстание ген. Корнилова. Я ознакомил присутствующих с содержанием телеграмм воен[ного] мин[истра] Керенского и ген. Корнилова. Говорил, что по этим отрывочным сведениям нельзя осуждать ни Временное правительство, ни ген. Корнилова. Говорил, что, безусловно, как одно1, так и другой желают счастья России. Говорил о непонятной истории со Львовым. Высказывал предположение, что здесь произошла роковая ошибка или провокация, как выразился в своей телеграмме ген. Корнилов. Говорил, что трудно допустить, чтобы заслуженный старик-генерал Корнилов мог пуститься в авантюру, и что, бросая такие обвинения Временному правительству в работе на руку с германским генеральным штабом (телеграмма ген. Корнилова), он или имел веские к тому данные, или же впал в роковую ошибку. Говорил, что трудно судить по тем данным, которые пока имеются в печати, кто прав, ген. Корнилов или Временное правительство. Говорил, что, может быть, и ген. Корниловым была сделана ошибка, но ошибки свойственны всем людям. Делало ошибки и Временное правительство. Высказал свой взгляд, что большая ошибка, по моему мнению, что правительство посылает за границу великих князей и других преступников павшей династии. Место им не за границей, а в Тобольске, где сейчас находится Николай Романов. Высказывал свой взгляд по вопросу о силах, которые пойдут за ген. Корниловым. Говорил, что, по моему мнению, казачьи войска, кавалерия будут на стороне ген. Корнилова. Агитации я не вел, а просто разговаривал с солдатами местных парков, как это я делал и раньше несколько раз. Знать, что среди слушателей есть солдаты проходящего эшелона, не знал, т.к. и солдат-то парков в лицо не знаю.
Объясняю себе выдвинутое против меня обвинение недоразумением. Главный пункт обвинения против меня — приписываемая мне фраза, что Временное правительство соединилось с германским генеральным штабом. Цитируя телеграмму ген. Корнилова, я действительно повторял слова ген. Корнилова, но с добавлением, что так говорит телеграмма. Что касается фразы одного из солдат-свидетелей, что я будто бы сказал, что воен[ный] мин[истр] Керенский шпион и провокатор, скажу, что это наглая ложь. Фразы этой я не говорил, и
Так в тексте.
если еще цена офицерскому честному слову котируется высоко, охотно его даю, что подобной фразы я не произносил. И выдвинула это обвинение против меня провокационная свора. Если бы я хотел вести пропаганду против Временного правительства, то прежде всего я начал бы это делать среди подчиненных мне солдат. Факты с достаточной очевидностью говорят, что я не агитировал против Врем[енного] правительства], а всегда был на его стороне и платформе.
29 августа утром я собрал подчиненных мне солдат, прочел им телеграмму воен[ного] мин[истра] Керенского и ген. Корнилова и сказал, что мы присягали на верность Временному правительству, а потому должны ему остаться верными и ждать дальнейших событий. Неоднократно до переживаемых событий я и на станции, и один раз на заседании группового комитета артиллерийских парков вел с солдатами беседы о наступлении. Был в оппозиции по этому вопросу с местными большевиками. Убеждал солдат не слушать их, говорил, что те лозунги, которыми они прикрываются, фальшивые. Говорил, что ими руководит не идея, а шкурный вопрос. Называл их трусами. Убеждал солдат подавать докладные записки о переводе в действующую армию, чтобы идти спасать Родину. Я и младший офицер вверенного мне взвода, подпоручик Исаев, после Тарнопольского прорыва подали рапорты о переводе нас на передовые позиции. Мотивировали мы это стыдом за преступление перед Родиной сидеть в тылу, когда гибнет отечество. Своим примером мы сделали то, что девять человек подчиненных мне солдат, наиболее сознательных, подали докладные записки о переводе их на позиции, а весь взвод высказался в том смысле, что они не просятся, так как не хотят испытывать судьбу, но если их пошлет начальство, то они с честью выполнят свой долг перед Родиной. Пользуясь таким настроением, я поехал к артснабзапу, изложил настроение солдат, свой взгляд на наше пребывание в Приямной и добился того, что ген. Похвиснев приказал расформировать взвод и вошел с ходатайством о переводе взвода в какую-нибудь] часть для направления на передовые позиции. В результате ходатайства ген. Похвиснева мы были предназначены на сформирование противоаэроплан-ной батареи и 28-го должны были отбыть к новому месту, но в день погрузки были остановлены телеграммой, приказывающей нам оставаться на месте.
Подпоручик ДОРОШКЕВИЧ Дознание производил прапорщик1 РЯБОВ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 93. Л. 27-28 об. Подлинник. Рукопись. №119
Из протокола допроса Чрезвычайной следственной комиссией комитета 28-го армейского корпуса военнослужащих 2-го уланского Курляндского полка: священника 2-й кавалерийской дивизии А. Ф. Шабашева, полковника П.И. Кучвальского, подполковника В.Ф. Мосевича, полкового писаря Е.А. Уласевича, подпрапорщика Я.Е. Кривошея, корнета Г.И. Иванова, ст. писаря ИМ. Корнева, полковника Г.А. Муханова
2 сентября 1917 г.
1917 года сентября 2-го дня Чрезвычайная следственная комиссия при Комитете 28-го армейского корпуса в составе председателя поручика Лапина и
1 Далее слово неразборчиво.
482
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
члена ст. унтер-офицера Куща допрашивала нижепоименованного, который показал:
[...Г
Кривошей Яков Евстратьевич, подпрапорщик 2-го уланского Курляндского полка, 27 лет, православный, не судился.
На ст. Антонополь я спросил у подполковника Мосевича, моего эскадронного командира, который, как и я, отстал от своего эскадрона, куда идет наш полк. Он мне ответил: «Мы едем в Гатчину. Генерал Корнилов берет себе диктатуру. Всю сволочь, которая в Петрограде, — вон». Что он понимал под сволочью, он не говорил. Я сказал подполковнику Мосевичу, что в Двинске читал телеграмму, что генерал Корнилов смещен. Подп. Мосевич сказал мне: «верховное командование он сдал, а будет диктатором».
Прочитано: Подпрапорщик КРИВОШЕЙ
Дознание производили в штабе 2-го уланского Курляндского полка в действующей] армии поручик Лапин, солдат Кущ.
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 10. Л. 163 об., 165-165 об., 166 об. Подлинник. Рукопись. №120
Из протокола допроса Чрезвычайной следственной комиссией комитета 28-го армейского корпуса военнослужащих 2-го уланского Курляндского полка: командира корпуса Г.А. Муханова, ст. врача В.М.Беляева, ■ст. унтер-офицера В.Я. Москалева, ефрейтора Н.И. Царькова, мл. унтер-офицера И.П. Иванченко, мл. унтер-офицера НА. Кузьмина
30 августа 1917 г.
1917 года августа 30-го дня Чрезвычайная следственная комиссия при Комитете 28-го армейского корпуса в составе председателя поручика 4-го гусарского Мариупольского полка Лапина и члена старшего унтер-офицера Управления 60-ой артиллерийской бригады Куща допрашивала нижепоименованного, который показал ш:
[...]IV
Кузьмин, Павел Анисифорович, мл. у[нтер]-офицер 2-го уланского Кур-лянского полка, 26 лет, православный, не судился.
Когда нас грузили, нам не говорили, куда нас везут. Между собой говорили, что идем, должно быть, под Ригу, т.к. были слухи, что там появилась немецкая кавалерия. Офицеры говорили то же самое. В Двинске мы узнали из
I Опущены показания А.Ф. Шабашева, Н.И. Кучвальского, В.Ф. Мосевича, Е.А. Ула-севича.
II Далее опущены показания Г.И. Иванова, И.М. Корнева, Г.А. Муханова.
III Протокол написан карандашом. Текст, выделенный курсивом, вписан чернилами.
w Опущены показания Г.А. Муханова, В.М. Беляева, В.Я. Москалева, Н.И. Царькова, И.П. Иванченко.
РАЗДЕЛ IV
483
телеграммы Керенского, что Корнилов смещен. Я сейчас же, как член эскадронного комитета, обошел все вагоны и сообщил всем. Сказал об этом штаб-ротмистру Масловскому, после этого корнету Иванову. И тот [и] другой сказали мне, что, наоборот, вся власть перешла к генералу Корнилову и он диктатор.
Когда мы 29-го приехали в Штокмансгоф, подполковник Мосевич, к[оман-ди]р 1-го эскадрона вызвал вахмистра Кривошея и сказал ему под секретом, что в Петрограде всю сволочь смели, Корнилов взял власть в свои руки и разговорам конец. В тот же день ротмистр Рубец в разговоре с уланом Смирновым, который обвинял Корнилова в том, что тот в такой момент нанес удар родине, когда все хотят поддержать Bp. правительство, заявил, что Корнилов удара не нанес, а только поднял руку, но не ударил. Этим заявлением ротмистр Рубец очень вооружил против себя наш эскадрон, которого он назначен командиром.
Прочитано: КУЗЬМИН
Дознание проводили в штабе 2-го уланского Курляндского полка в действующей] армии поручик Лапин, [солдат] Кущ.
ГА РФ.Ф. 1780. On. 1. Д. 10. Л. 157, 161-161 об. Подлинник. Рукопись.
№121
Показание солдата Текинского полка 2-го эскадрона П. Морозова, данное Исполнительному комитету Совета солдатских депутатов Могилевского гарнизона
3 сентября 1917 г.
1917 г. 3 сентября показания солдата Текинского полка 2-го эскадрона Морозова.
За три дня до восстания командир эскадрона штабс-ротмистр Натензон приказал вахмистру, чтобы объявить на поверке всадникам, что свободы теперь нет, а настал старый режим, и что если были старые порядки гг. офицеров титуловать «ваше благородие» и т.д., русским солдатам не давали ничего говорить в защиту Временного правительства и свободы. На второй день мятежа командиром полка полковником] Фон-Кюзильгеном1 было приказано 28 августа вывезти все пироксилиновые взрывчатые вещества, шашки и бомбы и подложить под мост и взорвать, в то время когда будут через мост проходить войска Временного правительства, свидетели могут подтвердить: кузнец 2-го эскадрона Александр Молчанов и тем, кому был11 отдан приказ, подпоручик Ата-Мурадов и вольноопределяющийся мл. ун[тер]-оф[ицер] Мустафа Адаманов; кроме всего этого, на четырех шоссейных дорогах было поставлено по одному пулемету. Митинги устраивал командир эскадрона Натензон, чтобы все всадники доносили, кто из русских против Корнилова, те будут преданы смертной казни.
Всадников же со своей стороны я не виню, а только признаю виновным весь состав офицеров1". Перед этим, когда всадники уходили сюда из позиций, то Корниловым было дано 100 пудов сахару, по приводе же полка в Могилев Кор-
I Далее зачеркнуто «28 авгус».
II Далее зачеркнуто: «дан».
ш Далее зачеркнуто: «солдат Текинского».
484
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
ниловым было выдано на каждый эскадрон по одному пуду конфет, и было передано командирами эскадронов всадникам, что скоро Корнилов выдаст им офицерские сапоги и все казенное обмундирование, а также было объяснено всадникам, что жалованье теперь будут получать не 20 руб. в месяц, а 50 рублей. За 3 дня до мятежа полк ездил на железнодорожную] станцию, где было Корниловым дадено на каждый эскадрон по пяти Георгиевских крестов. Во время мятежа были выданы Корниловым осадные деньги всему полку по одному рублю в сутки на каждого всадника с 28 августа по 2 сентября. Русские солдаты от этих денег отказались категорически, и повторяю опять, что всадников я не виню, а виню их офицеров, т.к. они немцы, в чем и подписуюсь.
Солдат Текинского полка 2-го эскадрона Павел МОРОЗОВ
Помета: Получено 4 сент[ября]. Полк. Украинцев. ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 11. Л. 78, 78 об. Автограф.
№122
Из протокола допроса членом Исполнительного комитета Совета солдатских депутатов Осташковского гарнизона Каркозом военнослужащих 38-го пехотного полка: ст. унтер-офицеров 9-й роты С. Мушинского. В. Баранова; мл. унтер-офицера Н. Воронова, солдата 12-й роты Т. Трусова, солдат 9-й роты А. Прокудина, С. Лисянского
31 августа 1917 г.
Спрошенный 31-го сего августа стар[ший] ун[тер]-офицер 9-ой роты 38-го пехотного] запасного полка Степан Мушинский, вероисповедания православного, происходящий из крестьян, Холской губ., Замостьского уезда, Суховольской волости, состоящий в роте, налицо показал:
Сегодня я был дежурным по роте. Утром при встрече с прапорщиком Егоровым я поздоровался и обратился с вопросом: «В каком вы настроении в данный момент, т.е. доверяете ли Временному правительству или же генералу Корнилову. Он ответил: «Генералу Корнилову. И за него дам на отсечение свою голову». Я спрашивал несколько раз: «Вы шутите или же говорите серьезно?» Он клятно1 подтверждал, что «за Корнилова дам на отсечение свою голову». Я сказал: «Ведь вас рота за это арестует». Но он тогда указал мне" на шашку, на что я сказал: «Вы мелко плаваете, и в таком случае я с вами прерываю разговор», — и подошел к прапорщику Шибанову и рассказал наш разговор. Прапорщик Шибанов в это время находился в роте за дверью и читал газету. Я спросил у прапорщика Шибанова: «Что с ним делать?» На что от него получил ответ: «Прапорщика Егорова арестовать надо». Здесь же при разговоре с прапорщиком Шибановым присутствовал и председатель ротного комитета Степан Лисянский, к которому я обратился о наряжении111 двух человек для отправления прапорщика Егорова в Исполнительный комитет. После этого я и прапор-
i п ш
Так в тексте.
Слово «мне» вписано над строкой. Так в тексте.
РАЗДЕЛ IV
485
щик Шибанов вошли [в] ротную канцелярию, где находился прапорщик Егоров. Прапорщик Шибанов поздоровался с прапорщиком Егоровым и сказал: «Что вы здесь распространяетесь?» На что прапорщик Егоров ответил: «Что вам дало или сделало новое правительство?» И при этом добавил, что «в разговоре со стар[шим] ун[тер]-офиц[ером] Мушинским я сказал шутя». Когда два солдата были наряжены с винтовки1, я и председатель ротного комитета попросил прапорщика Шибанова отнять оружие от прапорщика Егорова. В сдаче оружия прапорщик Егоров не сопротивлялся. При этом добавляю, что при первом разговоре меня с прапорщиком Егоровым присутствовал млад[ший] унт[ер]-офи-цер Николай Воронов и 12-ой роты нашего полка вест[ов]ой Тимофей Трусов. Больше из людей" никого не было1".
Больше показать ничего не имею, в сем и расписуюсь17.
Ст. ун[тер]-оф[ицер] МУШИНСКИЙ
r...]v
Производил дознание прапорщик Каркоз.
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 48. Л. 178-179, 181 об. Подлинник. Рукопись.
№123
Показание прапорщика 9-й роты 38-го пехотного запасного полка Шибанова, данное Исполнительному комитету Совета солдатских депутатов Осташковского гарнизона
31 августа 1917 г.
Сегодня утром, придя в 9-ую роту, я получил, прежде всего, от солдат вопрос, за кого я стою, за Корнилова или за Временное правительство. Я ответил, что я никогда не шел и не пойду против Временного правительства. Через несколько времени подходит ко мне ст. ун[тер]-оф[ицер] Мушинский и говорит мне: «Пришел прапорщик Егоров и на мой вопрос, за кого вы, за Корнилова или за Временное правительство, ответил, что я душой и телом принадлежу Корнилову и готов за него понести что угодно». При этом ст. ун[тер]-оф[ицер] Мушинский просил меня помочь им арестовать прапорщика Егорова. Собрали ротный комитет и пошли в канцелярию. Войдя в канцелярию, я услышал слова Егорова: «Возможно, что Корнилов устроит все лучше и при том, что хорошего сделало Временное правительство». На мой вопрос: «Вы приверженец ген. Корнилова?» Прап[орщик] Егоров прямой вопрос41 не дал, а только говорил: «Посмотрим, что будет». Солдаты, находившиеся здесь (члены ротного комитета и посторонние солдаты), потребовали немедленного ареста прап[орщика] Егорова. Я задал еще вопрос пр[апорщику] Егорову: «Правда ли, что711 вы сказали ст. у[нтер]-оф[ицеру] Мушинскому, что готовы что угодно понести за ген. Кор-
I Так в тексте.
II Слова «из людей» дописаны в строку.
III Далее зачеркнуто: «Рота слыш». w Так в тексте.
v Далее опущены показания В. Баранова, Н. Воронова, Т. Трусова, А. Прокудина, С. Ли-сянского.
VI Так в тексте.
vu Далее зачеркнуто: «он».
486
ДЕПО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА, ТОМ II
нилова?» На это прап[орщик] Егоров дал ответ отрицательный. Когда находящийся здесь ст. ун[тер]-оф[ицер] Мушинский сказал: «Что же вы отказываетесь от своих слов?» Прапорщик Егоров стал говорить что-то несвязное. Я попросил прапорщ[ика] Егорова отдать свою шашку и поручил двум конвойным отвести его в Осташковский испол[нительный] ком[итет].
Прапорщик ШИБАНОВ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 48. Л. 182, 182 об. Автограф.
ПРИЛОЖЕНИЯ
Приложение № 1
Протокол пребывания управляющего Военным министерством Б.В. Савинкова в Ставке 24 и 25 августа 1917 г.
25 августа 1917 г.
Протокол пребывания управляющего Военным министерством Савинкова в гор. Могилеве 24 и 25 августа 1917 г. и касающийся разговоров Верховного главнокомандующего генерала Корнилова с ним и другими лицами по вопросу, касающемуся ближайших событий.
24 августа Савинков с поезда поехал прямо к Верховному главнокомандующему. Одновременно с ним приехали: начальник Штаба Верховного главнокомандующего генерал-лейтенант Лукомский и комиссар при Верховном главнокомандующем Филоненко.
Войдя в кабинет к главковерху и поздоровавшись с ним, Савинков заявил, что ему хотелось бы переговорить с генералом Корниловым с глазу на глаз. Генерал Лукомский и Филоненко из кабинета вышли.
Разговор Савинкова с генералом Корниловым касался установления тесных отношений между генералом Корниловым и министром-председателем Керенским, так как Савинков считал, что оба эти лица, будучи вождями различных партий, должны работать рука об руку. Затем Савинков показал генералу Корнилову те проекты законов, которые выработаны для рассмотрения Временным правительством на основании требований, предъявленных генералом Корниловым.
В тот же день после обеда, примерно в 9 часов вечера, в кабинете у генерала Корнилова собрались, кроме хозяина, Савинков, генерал-лейтенант Лукомский и Филоненко.
Сначала обсуждался вопрос о комитетах и комиссарах, причем Савинков и Филоненко высказались против главкоюза генерала Деникина, который не может наладить отношения с комиссарами и комитетами, и высказали опасение, что если во главе фронтов будут стоять такие генералы, то трудно установить дружную работу, и это будет отражаться на состоянии войск.
Генерал Корнилов и генерал Лукомский горячо восстали против возможности легко убирать отличных боевых генералов из-за того, что у них являются иногда шероховатости в работе с комитетами и комиссарами. Было высказано, что если новое положение о комиссарах и комитетах будет составлено вполне определенно, то никаких недоразумений не будет. Хороших же боевых генералов слишком мало, чтобы их выбрасывать за борт из-за всякого недоразумения.
488
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Затем Савинков предложил обсудить вопрос об установлении границ Петроградского военного губернаторства, которое признается необходимым выделить из состава Петроградского военного округа при формировании Особой армии для обороны подступов к Петрограду.
В кабинет были приглашены генерал-майор Романовский и полковник Барановский (начальник кабинета военного министра), которые принесли карты, и полковник Барановский доложил о тех границах губернаторства, которые считает нужным установить в Петрограде.
После некоторых переговоров граница была установлена.
До прихода генерала Романовского, после доклада полковника Барановского о необходимости выделить особое Петроградское военное губернаторство Савинков, обращаясь к генералу Корнилову сказал почти дословно1 следующее: «Таким образом, Лавр Георгиевич, Ваши требования будут удовлетворены Временным правительством в ближайшие дни, но при этом правительство опасается, что в Петрограде могут возникнуть серьезные осложнения.
Вам, конечно, известно, что примерно 28 или 29 августа в Петрограде ожидается серьезное выступление большевиков. Опубликование Ваших требований, проводимых через Временное правительство, конечно, послужит толчком для выступления большевиков, если последнее почему-либо задержалось.
Хотя в нашем распоряжении и достаточно войск, но на них мы вполне рассчитывать не можем. Тем более что еще не известно, как к новому закону отнесется CP и СД. Последний также может оказаться против правительства, и тогда мы рассчитывать на наши войска не можем.
Поэтому прошу Вас отдать распоряжение о том, чтобы третий конный корпус был к концу августа подтянут к Петрограду и был предоставлен в распоряжение Временного правительства.
В случае, если кроме большевиков выступят и члены CP и СД, то нам придется действовать и против них. Я только прошу Вас во главе третьего конного корпуса не присылать генерала Крымова, который для нас не особенно желателен. Он очень хороший боевой генерал, но вряд ли пригоден для таких операций...»
После этого пришел генерал Романовский, и были окончательно установлены границы Петроградского военного губернаторства.
Затем Савинков вновь вернулся к вопросу о возможном подавлении при участии третьего конного корпуса выступления в Петрограде большевиков и CP и СД, если последний пойдет против Временного правительства.
При этом Савинков сказал, что действия должны быть самые решительные и беспощадные.
На это генерал Корнилов ответил, что он иных действий и не понимает, что инструкции будут даны соответственные и что он вообще к вопросу употребления войск при подавлении беспорядков относится серьезно, и уже им отдавалось приказание о предании суду тех начальников, которые допускают стрельбу в воздух. Что и в данном случае, раз будет выступление большевиков и CP и СД, то таковое будет подавлено со всей энергией.
Полковник Барановский, стоявший около стола, с своей стороны прибавил: «Конечно, необходимо действовать самым решительным образом и ударить так, чтобы это почувствовала вся Россия».
После этого Савинков, обращаясь к генералу Корнилову, сказал, что необходимо, дабы не вышло недоразумения и чтобы не вызвать выступления боль-
Слова «почти дословно» впечатаны над строкой.
ПРИЛОЖЕНИЯ
489
шевиков раньше времени, предварительно сосредоточить к Петрограду конный корпус, затем к этому времени объявить Петроградское военное губернаторство на военном положении и объявить новый закон, устанавливающий целый ряд ограничений.
Дабы Временное правительство точно знало, когда надо объявить Петроградское военное губернаторство на военном положении и когда опубликовать новый закон, надо, чтобы генерал Корнилов точно протелеграфировал ему, Савинкову, о времени, когда корпус подойдет к Петрограду.
После этого Савинков и Барановский ушли.
В доказательство соглашения генерала Корнилова с управляющим Военным министерством Савинковым о подводе к Петрограду третьего конного корпуса приводится следующий текст телеграммы, отправленной Савинкову в зашифрованном виде 27 августа 2 часа 40 минут: «Управоенмину. Корпус сосредоточится в окрестностях Петрограда к вечеру 28 августа. Я прошу объявить Петроград на военном положении 29 августа. № 6394. Генерал Корнилов»1.
Генерал от инфантерии КОРНИЛОВ Генерал-лейтенант ЛУКОМСКИЙ Генерал-майор РОМАНОВСКИЙ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14 Л. 34-36. Подлинник. Машинопись. Опубл.: Владимирова В. Контрреволюция в 1917 г. (Корниловщина). М.: Красная новь, 1924. С. 206-209.
Приложение № 2
Запись разговора по прямому проводу управляющего Военным министерством Б.В. Савинкова и деятеля кадетской партии В.А. Маклакова с генералом Л.Г. Корниловым о возможности соглашения между Временным правительством и Корниловым
27 августа 1917 г.
[Савинков]: Генерал Корнилов у аппарата? У аппарата Савинков. Здравствуйте, господин генерал, позвольте Вам доложить, что, во-первых, сведения, сообщенные генералом Лукомским в его телеграмме 6406, не соответствуют истине, ибо я никогда не предлагал Вам от имени министра-председателя никаких политических комбинаций, да и не мог предложить. Я не могу не рассматривать сообщение генерала Лукомского иначе, как клевету. Вместе с сим позволяю себе напомнить Вам, что Вы неоднократно удостоверяли мне, что Вы руководствуетесь исключительно любовью к Родине во всех Ваших действиях, и заверяли меня в этом Вашим честным словом.
Едва ли Вы будете отрицать, господин генерал, что требования, предъявленные Вами Временному правительству через Владимира Львова, и та позиция, которую Вы заняли в этом вопросе, губительны для отечества, ибо чем бы ни закончилось начатое Вами предприятие, родина наша пострадает безмерно, в
1 Далее текст вписан чернилами.
490
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
действующей армии и в стране прольется кровь тех людей, которые хотят защищать Россию от могущественного врага, фронт обнажится, и победу будет праздновать император Вильгельм. Во-вторых, позволю себе доложить Вам, что оправданием Вашего предприятия не может служить даже и ссылка на нежелание правительства следовать той программе, которую Вы изложили в докладной записке. Подписанной и мною, ибо я в Ставке не имел честь доложить Вам, что правительство определенно становится на предлагаемый Вами путь, в доказательство чего показал Вам изготовленный уже законопроект о мероприятиях в тылу, Вами одобренный. В тот день и даже почти в тот час, когда правительство должно было принять этот законопроект, о чем я Вас поставил в известность своевременно по телеграфу, Вам угодно было попытаться продиктовать Вашу единоличную волю народу русскому, и этим Вы взяли на себя ответственность незабываемую. Все попытки мои, длительные и упорные, связать Вас тесной связью, с демократией российской, осуществляя именем признанного ее вождя программу, Вами предложенную, не увенчались успехом, смею сказать, не по моей вине, а единственно по Вашей вине. В-третьих, позвольте Вам доложить, что арест Филоненко является не только преступлением против правительства, но и вопиющим нарушением доверия личного, ибо со стороны Филоненко, как и моей, Вы еще в бытность Вашу командармом 8 и затем неизменно всегда видели лишь доверие и уважение.
Господин генерал, во имя несчастной Родины нашей, во имя того, чтобы чужеземец не продиктовал народу русскому своего закона, во имя, наконец, спасения жизней человеческих, которые погибнут от братоубийственных рук, я обращаюсь к Вам с почтительной просьбой и настойчивым требованием подчиниться Временному правительству, сдать должность и уехать из действующей армии. Жду?
[Корнилов]: Здравствуйте, Борис Викторович. Прежде всего прошу верить, что генерал Корнилов в своих действиях руководствовался всегда и везде только сознанием своего долга перед Родиной, всегда любил ее и доказал неоднократно это на деле, не раз жертвуя ради нее своей жизнью. Я обдумаю Ваше сообщение и через полчаса дам Вам ответ по всем его пунктам. Прошу Вас подойти к аппарату в 4 часа. Пока до свидания.
[Савинков]: До свидания, господин генерал, хотя я и не уверен, что говорю с генералом Корниловым, ибо подписи нет. Савинков.
[Корнилов]: Говорю с Вами я лично. Генерал Корнилов.
[Корнилов]: У аппарата генерал Корнилов. Отвечаю по пунктам Вашего сообщения.
Первое: в телеграмме генерала Лукомского подразумевается, что правительство приняло определенные решения относительно большевиков и Советов, так как для осуществления этого решения Вы от имени Временного правительства предложили мне двинуть к Петрограду конный корпус; причем между нами было условлено, что окончание сосредоточения этого корпуса явится по моей телеграмме Вам указанием момента объявления Петрограда на военном положении, что изложенное было заявлено Вами мне в присутствии генералов Лукомского, Романовского и полковника Барановского.
Второе: в беседах наших 24 и 25 августа в Ставке я высказал Вам, что колебания правительства в проведении принципиально принятой им программы, предложенной Вами и мною, приводят к тому, что намеченные меры запаздывают и за их проведение в жизнь нам приходится расплачиваться нашей русской территорией и новым позором армии. Я указывал, что, по моему глубокому убеждению, только сильная, твердая власть, не колеблющаяся ни перед какой
ПРИЛОЖЕНИЯ
491
ответственностью и олицетворяемой диктатурой единоличной или коллективной, в зависимости от дальнейшего хода событий может спасти страну от гибели. Далее я заявил Вам, что независимо от личных моих взглядов на характер и свойства А.Ф. Керенского и его отношения ко мне, я признаю участие его в составе правительства, безусловно, необходимым. Кроме того, я заявил, что признаю также безусловно необходимым и Ваше участие в составе правительства.
Третье: по отъезде Вашем мною были получены новые тревожные известия о положении дел на фронте и тылу — приготовление немцев к производству десанта на побережье Рижского залива, убийство начальника 111-ой пехотной дивизии и комиссара Особой армии, телеграмма о количестве погибших при взрыве в Казани снарядов и пулеметов. Эти сведения были приняты мною во внимание во время беседы с В.Н. Львовым, который, по его словам, приехал по поручению А.Ф. Керенского с предложением высказать ему мой взгляд на три варианта на организацию [правительства], намечаемых самим А.Ф. Керенским: первый вариант — уход А.Ф. Керенского из состава правительства; второй — участие А.Ф. Керенского в составе правительства и, наконец, третий — с предложением мне принять диктатуру с объявлением таковой нынешним Временным правительством. Я заявил, что, по моему глубокому убеждению, я единственным исходом считаю. Так, почему Вы перешли на Морзе?
...После того, как я заявил, что, по моему глубокому убеждению, я единственным исходом считаю установление диктатуры и объявление всей страны на военном положении, я просил В.Н. Львова передать А.Ф. Керенскому и Вам, что участие Вас обоих в составе правительства считаю безусловно необходимым, просил передать мою настойчивую просьбу приехать в Ставку для принятия окончательного решения, причем заявил, что, ввиду имеющихся у меня точных сведений о готовящемся в Петрограде выступлении большевиков, я признаю положение крайне грозным и, в частности, считаю нахождение Вас и Александра Федоровича в Петрограде весьма опасным для Вас обоих, почему предложил приехать в Ставку, гарантируя своим честным словом Вашу полную безопасность.
Вчера, при обсуждении общего положения дел с комиссарверхом, мы пришли к окончательному выводу, что для спасения страны [необходимо] немедленное установление коллективной диктатуры в виде Совета обороны при непременном участии в нем А.Ф. Керенского, Вашем, М.М. Филоненко и моем. Об этом взгляде моем Вы были поставлены иносказательно в известность М.М. Филоненко. Вчера вечером во время разговора с министром-председателем по аппарату я подтвердил ему переданное через В.Н. Львова [это предложение] и был в полном убеждении, что министр-председатель, убедившись в тяжелом положении страны и желая работать в полном согласии со мной, решил сегодня выехать в Ставку, чтобы здесь принять окончательное решение. Сегодня я получил телеграмму о моем отозвании. Я вновь повторяю, что мне интересы моей родины, сохранение мощи армии дороже всего. Свою любовь к родине я доказал, рискуя много раз собственной жизнью, и ни Вам, ни остальным министрам правительства не приходится напоминать мне о долге перед родиной.
Я глубоко убежден, что совершенно неожиданное для меня решение правительства принято под давлением Совета рабочих и солдатских депутатов, в составе которого много людей, запятнавших себя изменой и предательством. Уходить под давлением этих людей со своего поста я считаю равносильным уходу
1 Далее в документе пропуск.
492
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г, КОРНИЛОВА. ТОМ II
в угоду врагу, уходу с поля битвы. Поэтому, в полном сознании своей ответственности перед страной, перед историей и перед своей совестью, я твердо заявляю, что в грозный час, переживаемый нашей родиной, я со своего поста не уйду. Задержание отъезда М.М. Филоненко вызвано моим стремлением не осложнять и без того запутанное положение дел. Ближайшие мотивы моего решения он объяснит лично. Я кончил.
Генерал Корнилов. 27 августа 1917 г. 5 час. 50 мин. Ставка.
[Савинков]: У аппарата генерал Корнилов? Я слушаю, Савинков. Я не буду спорить с Вами, господин генерал, и доложу о нашем разговоре Временному правительству, но я считаю долгом для восстановления исторической точности заявить, что по поручению министра-председателя просил у Вас конный корпус для обеспечения проведения в жизнь военного положения в Петрограде и для подавления всяких попыток возмущения против Временного правительства, откуда бы они ни шли. Что касается возможной высадки противника, то я узнал о ней из беседы с Вами в Ставке, а также о количестве взорванных пулеметов и снарядов в Казани. Филоненко говорил так иносказательно, что того смысла его слов, на который Вы указываете, я не усмотрел. Лавр Георгиевич, я, как Вам известно, стоял на точке зрения необходимости чрезвычайно сильной власти и этого ни от кого не скрывал, но власть революционная не может быть властью единоличной, и я докладывал Вам, что если бы даже А.Ф. Керенский объявил себя диктатором, то даже и он нашел бы во мне врага. Из изложенного Вами я усматриваю, что Львов сыграл в этом деле плачевную, если не сказать больше, роль. Я не могу забыть Ваших последних слов в Ставке, что Вы готовы всемерно поддерживать А.Ф. Керенского, если это нужно для блага отечества и моего ответа Вам, что я счастлив слышать эти слова. Я боюсь, что недоразумение, порожденное Львовым, сыграло роковую для нашей родины роль, и я с прискорбием вижу, что все мои труды не дали результата.
Лавр Георгиевич, я уже сказал, что мне не надлежит ныне спорить с Вами, но у аппарата Маклаков, он хочет говорить с Вами. Угодно Вам выслушать его? Савинков.
И еще одно слово, — следует ли понимать Ваши слова о Филоненко, что он уже Вами отпущен?
[Корнилов]: М.М. Филоненко находится здесь, стоит рядом со мной у аппарата и не выедет из Могилева до завтрашнего дня. С В.А. Маклаковым поговорю с удовольствием. Здравствуйте, Василий Алексеевич, что прикажете?
[Маклаков]: У аппарата Маклаков. Здравствуйте, Лавр Георгиевич. В передаче Львова Ваше предложение было принято здесь как желание насильственного государственного переворота. Глубоко рад, что это, по-видимому, недоразумение. Вы недостаточно верно осведомлены в политическом настроении. Такая попытка была бы несчастьем [для] России, повела бы к гибели армии, резне офицеров и победе Вильгельма. Необходимо принять все меры, ликвидировать это недоразумение без соблазна и огласки. Вы недостаточно в курсе того, что здесь происходит. Если могу быть полезным, охотно приеду в Ставку.
[Корнилов]: Возможно, что я недостаточно ясно разбираюсь в нынешних политических течениях, но только для меня ясно, что страна и армия неудержимо идут в пропасть, и своим последним неосторожным шагом правительство еще более обострило положение. Я охотно встретился бы с Вами, с А.Ф. Керенским и Б.В. Савинковым здесь, в Ставке, и думаю, что недоразумение могло бы быть устранено при личных объяснениях, только полагаю, что при существовании последней телеграммы о моем отозвании почва для благополучного исхода вряд ли благоприятна. Корнилов.
ПРИЛОЖЕНИЯ
493
[Маклаков]: До свидания. Маклаков.
ГА РФ.Ф. 1780. On. 1. Д.60. Л. 1-14. Телегр.бланк; Там же. Д.45. Л. 2-4об. Копия. Машинопись.
Опубл.: Революционное движение в России. С. 448-452; Мартынов Е.Н. Корнилов: Попытка военного переворота. М., 1927. С. 188-190.
Приложение № 3
ОБРАЩЕНИЕ К НАРОДУ
Я, Верховный главнокомандующий, генерал Корнилов, пред лицом всего народа объявляю, что долг солдата, самопожертвование гражданина Свободной России и беззаветная любовь к Родине заставили меня, в эти грозные минуты бытия Отечества, не подчиниться приказанию Временного правительства и оставить за собою верховное командование народными армиями и флотом.
Поддержанный в этом решении всеми главнокомандующими фронтов, я заявляю всему Народу Русскому, что предпочитаю смерть устранению меня от должности Верховного.
Истинный сын Народа Русского всегда погибает на своем посту и несет в жертву Родине самое большое, что он имеет, — свою жизнь.
В эти поистине ужасающие минуты существования Отечества, когда подступы к обеим столицам почти открыты для победного шествия торжествующего врага, Временное правительство, забывая великий вопрос самого независимого существования страны, кидает в народ призрачный страх контрреволюции, которую оно само своим неумением к управлению, своею слабостью во власти, своею нерешительностью в действиях вызывает к скорейшему воплощению.
Не мне ли, кровному сыну своего Народа, всю жизнь свою на глазах всех отдавшему на беззаветное служение Ему, стоять на страже великих свобод, великого будущего своего народа!
Но ныне будущее это в слабых безвольных руках; надменный враг, посредством подкупа и предательства распоряжающийся у нас в стране, как у себя дома, несет гибель не только свободе, но и существованию Народа Русского.
Очнитесь, люди русские, от безумия ослепления и вглядитесь в бездонную пропасть, куда стремительно идет наша Родина!
Избегая всяких потрясений, предупреждая какое-либо пролитие русской крови в междоусобной брани и забывая все обиды и все оскорбления, я, перед лицом всего Народа, обращаюсь к Временному правительству и говорю: «Приезжайте ко мне в Ставку, где свобода ваша и безопасность обеспечены моим честным словом, и, совместно со мной, выработайте и образуйте такой состав Правительства Народной Обороны, который, обеспечивая победу, вел бы Народ Русский к великому будущему, достойному могучего свободного народа.
Верховный главнокомандующий, генерал КОРНИЛОВ
28 августа 1917 года СТАВКА
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 48. Типогр. экз.; Там же. Д. 27. Л. 28. Типогр. экз. Опубл.: Корниловские дни. Бюллетени Временного военного комитета. Пг., 1917. С. 105—106.
494
ДЕПО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Приложение № 4
ВОЗЗВАНИЕ К КАЗАКАМ
Казаки, дорогие станичники!
Не на костях ли ваших предков расширялись и росли пределы Государства Российского.
Не вашей ли могучей доблестью, не вашими ли подвигами, жертвами и геройством была сильна Великая Россия.
Вы — вольные, свободные сыны тихого Дона, красавицы Кубани, буйного Терека, залетные, могучие орлы уральских, оренбургских, астраханских, се-миреченских и сибирских степей и гор и далеких Забайкалья, Амура и Уссури, всегда стояли на страже чести и славы ваших знамен, и русская земля полна сказаниями о подвигах ваших отцов и дедов.
Ныне настал час, когда вы должны прийти на помощь Родине.
Я обвиняю Временное правительство в нерешительности действий, в неумении и неспособности управлять, в допущении немцев к полному хозяйничанью внутри нашей страны, о чем свидетельствует взрыв в Казани, где взорвалось около миллиона снарядов и погибло 12 тысяч пулеметов; более того, я обвиняю некоторых членов правительства в прямом предательстве Родины и тому привожу доказательство: когда я был на заседании Временного правительства в Зимнем дворце 3 августа, министр Керенский и Савинков сказали мне, что нельзя всего говорить, так как среди министров есть люди неверные.
Ясно, что такое правительство ведет страну к гибели, что такому правительству верить нельзя, и вместе с ним не может быть спасенья несчастной России.
Поэтому, когда вчера Временное правительство в угоду врагов потребовало от меня оставления должности Верховного главнокомандующего, я, как казак, по долгу совести и чести, вынужден был отказаться от исполнения этого требования, предпочитая смерть на поле брани — позору и предательству Родины.
Казаки, рыцари Земли Русской.
Вы обещали встать вместе со мной на спасенье Родины, когда я найду это нужным.
Час пробил, Родина — накануне смерти.
Я не подчиняюсь распоряжениям Временного правительства и ради спасенья Свободной России иду против него и против тех безответственных советников его, которые продают Родину.
Поддержите, казаки, честь и славу беспримерно доблестного казачества, и этим вы спасете Родину и Свободу, завоеванную Революцией.
Слушайтесь же и исполняйте мои приказания.
Идите же за мной.
Верховный главнокомандующий, генерал КОРНИЛОВ
28 августа 1917 г.
ГАРФ. Ф. 1780. On. 1. Д.27. Л.40. Типогр.экз.; Там же. Д.47. Л. 11. Типогр.экз.
ПРИЛОЖЕНИЯ
495
Приложение № 5
ПРИКАЗ Верховного главнокомандующего
28 августа 1917 г. № 897
Галицийский разгром армий Юго-Западного фронта определенно указал, до какой степени разложения дошла наша армия.
Как главнокомандующий фронтом я считал своим долгом выступить с требованием о введении смертной казни для изменников и трусов. Требование это было удовлетворено, но не в полной мере, так как не распространялось на тыл, наиболее зараженный преступной пропагандой.
Вступая на пост Верховного главнокомандующего, я предъявил Временному правительству те условия, которые я считал необходимым провести в жизнь для спасения армии и для ее оздоровления. Среди этих мероприятий было и введение смертной казни в тылу.
Временное правительство принципиально мои предложения одобрило, и я вновь подтвердил их 14-го сего августа на Государственном совещании в г. Москве.
Время было дорого, каждый потерянный день грозил роковыми последствиями, а между тем Временное правительство с одной стороны не решалось осуществить мои предложения, а с другой — допускало даже определенную критику их газетами и различными организациями. Одновременно в целях окончательного разложения армии была начата и травля высшего командного состава.
В то же время по самым достоверным сведениям в Петрограде готовилось вооруженное выступление большевиков. Имелись определенные указания на то, что они намереваются захватить власть в свои руки, хотя и на несколько дней, и, объявив перемирие, сделать решительный и непоправимый шаг к заключению позорного сепаратного мира, а следовательно погубить Россию.
Что подобное намерение со стороны большевиков и некоторых безответственных организаций являлось вполне вероятным, подтверждается и тем, что в составе их, как то с несомненностью доказано, имеется большое число предателей и шпионов, работающих в пользу Германии на немецкие же деньги.
Видя бессилие Временного правительства и отсутствие у него решимости принять энергичные меры против лиц и организаций, определенно ведущих к гибели Россию, и дабы предотвратить катастрофу, я решил подтянуть к Петрограду четыре кавалерийских дивизии с тем, что если выступление большевиков действительно последует, то — оно будет подавлено самыми решительными и крутыми мерами. С преступной работой изменников тыла надо было покончить раз навсегда.
Решаясь на это, я лично не преследовал никаких честолюбивых замыслов и не желал принимать на себя всю тяжесть единоличной ответственности по управлению страной. Я хотел в согласии с целым рядом лиц, пользующихся общественным доверием, и с целым рядом общественных организаций, стремящихся к спасению России, — дать при помощи этих же видных общественных деятелей сильную власть Родине, способную спасти ее от гибели и позора. Я лишь считал необходимым вступление мое, как Верховного главнокомандующего, в состав нового правительства.
496
2) К кому в Могилеве явился?
3) От кого, где (в вагоне, в Ставке) получал по этому вопросу указания и разъяснения?
4) Чем мотивировалась отмена занятий с бомбометами, и какое он получил новое назначение?
Точные выражения, в которых сообщалось о новом назначении и кем?
5) Сопровождалось ли новое назначение какими-либо обращениями, в случае принятия его, или угрозами, в случае отказа?
6) Предполагалось ли или не обсуждалось ли возможности действий командируемых в Петроград офицеров против Временного правительства, и при утвердительном ответе на этот вопрос, какие именно?1
7) Не делалось ли офицерами, предполагавшими поездку в Петроград, из этого секрета: не делалось ли это предложение при закрытых дверях вагона или комнаты, не удалялись ли перед разговором по этому поводу посторонние лица из помещения, в котором разговор происходил, не происходил ли этот разговор под усиленной наружной охраной и т.п. При утвердительном ответе на этот вопрос, в чем конкретно эти действия выразились?
8) Куда и к кому он должен был по новому назначению явиться?
Председатель Член Комиссии, полковник
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 120, 120 об. Копия. Машинопись. Бланк Чрезвычайной комиссии.
№110
Показание поручика 248-го пехотного Славяно-сербского полка А.В. Александрова11
20 октября 1917 г.168
Действующая] армия
1. Я выехал из полка в Ставку по предписанию командира полка для ознакомления с новыми системами бомбометов и минометов169, куда прибыл 27 августа.
2. В Могилев я явился к коменданту Главной квартиры Ставки, где мне указали временную квартиру в штабных вагонах Ставки.
I В отношении, посланном командиру 114-го Новотерского полка о допросе штабс-капитана Г.Г. Гогоберидзе, пункт 6 дополнен: «А также против Советов Р. и С. Д. ? Не было ли упоминания о предстоящем восстании большевиков?» (ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 118 об.).
II Заголовок документа.
Протокол допроса исполняющим должность судебного следователя по особо важным делам Московского окружного суда А.В. Коренковым поручика 248-го пехотного Славяно-сербского полка А.В. Александрова от 1 сентября 1917 г. см. документ № 108 — т. 2.
466
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
3. В вагоне (Ставки) подпоручик из Штаба (фамилию не знаю) пригласил меня явиться к генерал-квартирмейстеру Ставки, где будут даны указания на предмет данного мне1 полка предписания.
4. По прибытии к генерал-квартирмейстеру Ставки я узнал следующее: занятия по изучению новых систем бомбометов и минометов в Могилеве временно отменяются, все приехавшие для сего офицеры с фронта направляются в Петроград и совершенно по другим причинам, а именно: в Петрограде ждут событий, которые отразятся чрезвычайно неблагоприятно и болезненно на общем положении и без того истерзанной России.
В общих чертах и вкратце было сообщено о сем следующее. В Петрограде в ночь с 31 августа на 1 сентября готовится большевиками сильное и хорошо организованное вооруженное восстание с тем, чтобы реализовать лозунги большевиков, каковы следующие: «Долой войну!» «Армию налево, кругом!» «Все сразу по домам!» «Резня офицеров и вообще интеллигенции». (Все подчеркнутое, насколько помню, выражения точные11.) «Вся власть в руки большевистских вождей!» Восстание это настолько сильно и хорошо организовано, что все рабочие Петрограда и почти весь гарнизон на стороне большевиков, все Советы Р. и С. Д. частью или терроризированы, или сами примкнули к большевикам, а также в сем замешаны и некоторые члены из комитета111 Временного правительства. Все было, конечно, сорганизовано не без участия немецких марок, так как задолго до восстания со всех концов России, а в особенности из Сибири стягивались к Петрограду пленные германцы и австрийцы, которых теперь как в самом городе, так и возле Петрограда довольно много и все хорошо вооружены. (Подчеркнутое приблизительно точное) Затем было предложено принять участие в потушении мятежа большевиков, где офицеры будут необходимы как интеллигентная сила для урегулирования резни, которая неизбежно будет между повстанцами и войсками, посланными уже в Петроград. Офице* рам могут быть даны и отдельные задачи, как-то: охрана мостов через Неву, пороховых заводов, и вообще заводов и фабрик, работающих на оборону, правительственных учреждений и т.д., где в помощь каждому офицеру будут даны человек 6—10 надежных солдат.
5. Ни обещаниями, ни угрозами новое назначение не сопровождалось.
6. Кроме перечисленных мною в ответе на четвертый вопрос задач для офицеров, командируемых в Петроград для участия в потушении большевистского мятежа, о других каких-либо исключительных задачах для таких офицеров, где предполагалась бы возможность действий против Временного правительства, не обсуждалось и не сообщалось.
7. Офицеры, командируемые в Петроград, должны былиу свое назначение в секрете: во-первых*1, предписания, данные офицерам, гласили, что они едут для ознакомления новых систем™ бомбометов и минометов, хотя сами командируемые знали, что это не отвечает действительному их назначению поездки,
I Далее текст утрачен. Вероятно: «Славянского]».
II Примечание документа.
III Так в тексте.
w Примечание документа.
v Далее текст утрачен. Возможно: «держать» или «иметь». VI Слово «во-первых» в документе обозначено: «во-1-х».
vn Так в тексте. Первоначально был следующий порядок слов: «систем новых». Над словами проставлены цифры: над словом «систем» —• цифра 2; над словом «новых» — цифра 1.
во-вторых1, все офицеры, командируемые в Петроград, должны были являться не в штаб округа или [к] коменданту г. Петрограда, как обыкновенно делается в этих случаях, а сообщались частные адреса частных квартир. Инкогнито поездки офицеров объяснялось тем, чтобы ошарашить большевиков неожиданным противодействием их замыслам, так как и войска Ставкой стягивались к Петрограду так же секретно.
Данный мне в Ставке адрес, по которому я должен был явиться в Петроград, не вспомню.
Больше показать ничего не могу.
Поручик АЛЕКСАНДРОВ
Командир 248-го пехотного Славяно-сербского полка
полковник11
ГА РФ.Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 2-3 об. Автограф.
№111
Протокол допроса офицером для поручений при штабе Южного района Московского военного округа Козловым штабс-капитана 114-го Новоторжского пехотного полка Г.Г. Гогоберидзе111
4 сентября 1917 г.
Дознание
По приказанию начальника штаба Южного района Московского военного округа мною, офицером для поручений при военно-политическом отделе штаба прапорщиком 28-го пехотного запасного полка Козловым, был произведен допрос штабс-капитана 114-го Новоторжского пехотного полка Георгия Григорьевича Гогоберидзе, который показал следующее:
В 114-ом Новоторжском пехотном полку отношения между солдатами и офицерами на позиции были отличные вплоть до Корниловского переворота, а особенно со старыми служаками-солдатами. Трений и эксцессов никаких не было. Офицерство относилось без предубеждения к высшему командному составу. Все боевые приказы исполнялись точно и беспрекословно. 25 августа17 с.г. я получил предписание выехать в Ставку Верх[овного] главнокомандующего] якобы для изучения бомбометов и пулеметов английского образца. Прибыв в Ставку 27 августа, я встретил на вокзале капитана Генерального штаба Роженко, который дал предписание немедленно отправиться в Штаб для испытания минометов и бомбометов английского образца. Вместе с приказанием он дал мне такую инструкцию: на днях в Петрограде ожидается выступление большевиков, которые хотят захватить власть в свои руки и арестовать Временное правительство. Поэтому Вас, офицеров, мы посылаем туда для водворения порядка. Вместе с этим он дал мне адреса, к кому явиться в Петрограде за
I Слово «во-вторых» в документе обозначено: «во-2-х».
II Далее подпись неразборчива. Вероятно: «Балдин».
ш Протокол допроса командиром 114-го пехотного Новоторжского полка штабс-капитана Г.Г. Гогоберидзе от 16 октября 1917 г. по вопросам Комиссии см.: Д. 21. Л. 9-10 об.
17 Протокол допроса Г.Г. Гогоберидзе от 4 сентября опубликован в «Революционном движении в России...» (С. 452) со слов: «25 августа».
468
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА, ТОМ II
получением дальнейших инструкций и распоряжений, а именно: 1) Сергиевского улица № 46 — генерал Федоров; 2) Фурштадская № 28, кв. 3 — полковник Сидоренко или хорунжий Кравченко; 3) Фонтанка № 22 — полковник Дюсене-тюр1. Нас было много — около 40 человек, поэтому нам дали отдельный классный вагон. В нем ехали офицеры разных полков 3-ей и 10-ой армий. Капитан Роженко говорил, что было вызвано из полков разных фронтов более 3 тысяч офицеров в Петроград под различными предлогами". По дороге в Петроград в вагоне не подозревали о готовящихся событиях. До станции Вырица ехали спокойно. На этой станции мы встретили Туземную дивизию (Дикую) и получили телеграммы Корнилова и Керенского, в которых они друг друга отрешают от должностей. Тогда мы поняли, для какой цели нас послали в Петроград, но нельзя было выехать ни вперед, ни назад, так как пассажирское движение было прекращено, а к тому же мы не имели предписаний возвратиться в свои полки. Через три дня пассажирское движение было возобновлено, и мы решили ехать в Петроград за документами, чтобы вернуться в свои части, но адресаты в момент нашего приезда не нашлись, так как одни были арестованы, а другие скрылись. Мы обратились к начальнику Управления воздушного флота полковнику Яковлеву за советом и содействием, но он ничего определенного нам не сказал, для ночевки же предложил временно увеселительные дома, так как для гостиниц у нас не было удостоверения личности. На следующий день мы решили выехать из Петрограда. Я выбыл с товарищем в город Харьков, где у меня были знакомые, и явился в комендантское управление для дачи показаний.
Настроение войск Туземной дивизии на станции Вырица. Дивизия была вызвана Ставкой, для какой цели, неизвестно. Ни солдаты, ни офицеры ничего не подозревали. Когда получили телеграммы Корнилова и Керенского, офицеры и солдаты узнали истину. Я слышал разговор: «Мы поступили добровольцами на службу, и дали присягу защищать родину, и не желаем вмешиваться в политическую жизнь страны. Полки сдались без боев, а один из них даже послал свои пулеметы Керенскому с выражением поддержки».
Все изложенное выше записано с моих слов верно:
Штабс-капитан 114-го Новоторжского пехотного полка
ГОГОБЕРИДЗЕ
Офицер для поручений при штабе Южного района Московского военного округа прапорщик КОЗЛОВ
4 сентября 1917 года. 3 часа дня. г. Харьков.
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 84. Л. 10, 10 об. Подлинник. Машинопись; Д. 21. Л. 7, 7 об. Копия. Машинопись.
Частично опубл.: Революционное движение в России... С. 452, 453.
I Так в тексте. Вероятно, имеется в виду полковник Дюсиметьер.
II Протокол допроса Г.Г. Гогоберидзе от 4 сентября опубликован в «Революционном движении в России...» (С. 453) до слов: «под различными предлогами...».
РАЗДЕЛ IV
469
№112
Показание подпоручика 3-го гренадерского Перновского полка B.C. Денисенко
31 августа 1917 г} Секретно
Я, подпоручик 3-го гренадерского Перновского полка Василий Семенович Денисенко, заявляю следующее.
25 на 26 августа 1917 г. в канцелярии полка мне было вручено предписание командира полка, согласно телефонограммы начальника 1-ой гренадерской дивизии отправиться спешно «в ночь на 26 августа» в Ставку Верховного главнокомандующего для изучения новой системы бомбометов и минометов (английских). В ту же ночь я выехал. Со мною ехало офицеров для той же надобности много и из других полков (по первому).
По прибытии в Могилев в ночь на 27 августа мы остановились в штабном вагоне по указанию писаря коменданта станции. В одном из вагонов, куда я пошел узнать что-нибудь от раньше приехавших офицеров, мне сказали, что в Могилеве не будет занятий с бомбометами, так как они не пришли, а нужно ехать в Петроград для изучения их. Эти офицеры, говорившие мне, почему-то отнеслись очень-очень внимательно в объяснении, куда, когда обратиться за получением предписания для поездки в Петроград. Эти офицеры уехали в ту же ночь. На другой день нас, правда, не единовременно, перебывало в Ставке очень много. Приблизительно, но не уверен, побывало около 100 офицеров. Из них уехали в Петроград11 все, за исключением нас 3—5 человек. Не уехали, кажется, 5-го Сибирского] инженерного] полка капитан Кондратьев, 26-го Сибирского стрелк[ового] полка подпоручик Касакин, 274-го п[ехотного] Изюм-ского п[олка] прапорщик Князев и я. Да... Еще я помню одного подпоручика, кажется, 5-го Сиб[ирско]-Туркестанского п[олка], и еще одного прапорщика и подпоручика.
За первых я хорошо помню потому, что я жил с ними несколько дней. В Ставке 27-го нам подполковник Пронин, а затем и капитан Роженко говорили, что они ждут Керенского, но получили лаконическую телеграмму будто бы: «Выехать не могу». Потом говорили, что большевики готовились на 30 августа, а теперь перенесли на 26-27-ое забрать в свои руки власть, перерезать правительство, заключить сепаратный мир, перерезать офицеров и так далее и так далее. Для этого необходимо сделать контрнаступление. Капитан Роженко говорил, что, возможно, большевики и возьмут на несколько дней верх, для этого их необходимо уничтожить и т.д.
Уезжающие офицеры получали еще по (150) сто пятидесяти р[ублей] и предписание, что такой-то уезжает в Петроград для изучения бомбометов и минометов. Еще считаю долгом сказать, что некоторые офицеры спрашивали и их поддерживали, как вообще эта организация идет, как Керенский относится. Еще скажу, кажется, 29-го нас пришло человек 15-18. Вышепоименованные по фамилиям офицеры некоторые и вновь прибывшие. Нам опять объяснял один штабс-ротмистр, а потом капитан Роженко, что вот правительство, губящее Россию, провокаторским образом поступило, подослав к Корнилову лю-
I Показание B.C. Денисенко от 8 сентября см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 38-39. По документам дела не установлено, кому B.C. Денисенко давал показание.
II Слова «в Петроград» вписаны над строкой.
470
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
дей, чтобы разузнать его мысли и намерения таким непохвальным образом. Тут же предлагал ехать в Петроград. Из этих офицеров согласилось сейчас ехать только четверо. Поехали ли после они, не знаю, но тогда не согласились. Кто они, т.е. фамилий их, не1 знаю.
(29-го) 27 августа еще мы, отдав свои предписания капитану Роженко, ходили по несколько раз в день за предписаниями отправиться в свои части. Предписания не выдавались. Говорили — некогда.
29 или 30 августа нас, явившихся за предписаниями в свои части, капитан Роженко послал в Главный комитет Союза офицеров. Там были наши предписания, и вообще мы были Штабом переданы в распоряжение Союза. Из Союза нас позвали к коменданту Главной квартиры, где распределяли должности — цензорами на типографии и телеграфе. Меня лично назначили в какую-то «маленькую», как говорили, типографию. Но предписания я получать не заходил и в типографии не был. В Союзе нам выдали по 25 рубл[ей]. «Суточные», — говорили.
В Союзе был главный офицер один капитан. Он высокого роста, Генерального штаба, с Георгиевским орденом и академическим значком. Вчера же он, почему не знаю, сдал эту должность подполковнику, с трафаретом, кажется, «5 ф» с Владимиром 4 ст[епени] на груди. Может, ошибаюсь, но думаю так: совсем не потому генерал Корнилов так решительно начал действовать, что Керенский его сместил! Ничего ведь не было еще, что он уволен 27 августа, а утром капитан Роженко говорил, что «в эту ночь Корнилов принял решение объявить себя диктатором, и приказ выйдет или завтра утром, или вечером сегодня».
Не могу не сказать, что капитан Роженко не все объяснял офицерам и не так, как оно есть, дабы они ехали. Это мое мнение.
Кроме того, капитан Роженко говорил, что «на это дело отпущены большие суммы, т.к. здесь заинтересованы и банки».
Вчера нас, четырех человек: капитана Кондратьева, подпоручика Касакина, прапорщика Князева и меня, после просьб отправили к коменданту Штаба с отношением, чтобы выдали разрешение на выезд в свои части. Вчера же ночью мы получили литеры и предписания. В 4 часа утра сегодня я уехал из Могилева. Помнится, полковник Пронин говорил, что нас вызвали нарочно якобы для изучения бомбометов, а капитан Роженко говорил, что занятия с бомбометами производиться не могут ввиду событий и т.д.
Все, что я написал, верно. Может быть, что, благодаря мучительнейшим дням, проведенным во власти людей, стремящихся к старому, я немного смешал мелкие факты, но мысль та. В этом я даю свое слово гражданина-солдата и революционера. По первому требованию" власти революционной готов все подтвердить.
Я, подпоручик 3-го гренадерского Перновского полка. Действующая] армия. По первому вызову революционной власти"1 обязуюсь выехать, куда потребуется.
Подпоручик Василий ДЕНИСЕНКО 1917 г. 31 августа
ГА РФ.Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 60-62. Автограф.
I Далее зачеркнуто: «помню».
II Далее зачеркнуто: «своих».
III Слова «революционной власти» вписаны над строкой.
РАЗДЕЛ IV
471
№ ИЗ
Показание подпоручика 7-й Туркестанской стрелковой артиллерийской бригады Кармиловат
Не ранее 3 сентября 1917 г.1
Показания подпоручика 7-ой Туркест[анской] стр[елковой] артиллерийской] бригады Кармилова о его поездке в Могилев во время с 25 [августа] по 3 сентября 1917 года.
25 августа от 18 часов мною было получено предписание командира бригады отправиться в Ставку для изучения английских минометов. В ночь на 26 августа я выехал в Ставку и в ночь на 27-е (около 2 часов 27 августа) прибыл на ст. Могилев.
Обратившись к писарю коменданта станции, я узнал, что командированные на минометные курсы в Ставку отправляются в Лугу, где есть для стрельбы полигон, и что через два часа примерно вагон с такими же командированными отправится к месту своего назначения, что нам, прибывшим только что в Могилев, следует установить, нельзя ли устроиться в том же вагоне и ехать. Был указан № вагона. Придя в вагон, я спросил одного из не спавших офицеров, нельзя ли с ними же ехать и какие для этого нужны документы. Ответ: нужно обязательно явить свой документ в Ставке, также получить порядочные деньги, и едва ли это успеется сделать теперь же.
Не желая проживать в Могилеве без дела, я с двумя офицерами, фамилии которых не знаю, отправился тот час же в Комендантское управление Ставки. Там дежурный писарь заявил, что единственно, что он может сделать, — дать пропуск для ночлега в одном из штабных вагонов, все же остальное может быть сделано только завтра, ибо полковника Пронина, котор[ый] заведует минометным курсом, нет.
Утром 27 августа я и несколько офицеров, прибывших на минометные же курсы, отправились к коменданту Ставки для получения предписания на дальнейшее следование. Один из его адъютантов (фамилии его не знаю) заявил, что минометным делом заведует полковник Пронин, что его в Комендантском управлении нет, позвонивши по телефону ему, адъютант сообщил, что нет инструкции, предписания, и порционные деньги мы получим от полковника Пронина в том же штабном вагоне, где мы переночевали, в 15 часов (за точность времени не ручаюсь, подпоручик Кармилов). Около 15 часов, когда офицеры, едущие на курсы по минометному делу, собрались в вагоне, прибыл туда капитан Роженко, двери у вагона были затворены. Капитан Роженко обратился к присутствующим с краткой речью. В ней говорилось, что большевики взяли верх в Совете С. и Р. Д. Петрограда, что правительство во власти большевиков и слепо идет за германским генеральным штабом, что на улицах Петрограда, вероятно, уже резня, что надо спасать родину, что надежда, м[ожет] б[ьггь], в значительной мере на офицеров, что генерал Корнилов приказал ввиду того, что курсы минометные, не состоящиеся из-за развертьшающихся событий, предложил собранным офицерам, не желают ли они ехать в Петроград для подавления мятежа; кто не желает, может ехать в свою часть. Решать надо скорее: до отхода поезда осталось 15 минут.
Я спросил у капитана Роженко: «А как же Керенский?» «Керенский тоже во власти большевиков, м[ожет] б[ыть], даже арестован, во всяком случае, он не может выехать из Петрограда, когда его вызывал генерал Корнилов по прямому проводу».
1 Датируется по тексту документа.
472
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Я тогда выразил желание отправиться в свою часть. Капитан Роженко взял мое предписание и сказал, что предписание на обратное следование я могу получить только завтра, 28-го. Никого из офицеров, присутствовавших при этом, по фамилии я не знаю. Утром 28-го я явился к капитану Роженко, но мне было заявлено, что он на занятиях не будет, что следует прийти завтра. Не желая оставаться в Могилеве, я отправился к коменданту и, рассказавши к[омендантск]о-му штаб-офицеру (фамилии его не знаю) о своем положении человека, живущего в Могилеве без дела, просил дать предписание для следования в свою часть. Мне было приказано подать рапорт, но уже поданный рапорт был мне возвращен с указанием, что необходимо приложить к нему то предписание, которым я командирован в Ставку. Я же сделать этого не мог за отсутствием капитана Роженко.
29 августа (не ручаюсь за точность чисел) Могилев был объявлен на осадном положении, вместо предписания выехать в свою часть я получил от коменданта Главной квартиры предписание вступить в исполнение обязанностей военного цензора в типографии «Бр[атьев] Подземских» (Днепровский проспект), каковые обязанности я и нес до приезда генерала Алексеева и отмене им осадного положения.
3 сентября, получив предписание от коменданта Главной квартиры отправиться в свою часть и согласие на выезд из Могилева со стороны помощника начальника Штаба Верховного главнокомандующего г. Вырубова, я отправился к месту своего служения.
Подпоручик КАРМИЛОВ
При отправлении обязанностей военного цензора пришлось руководиться словесной инструкцией, переданной одним из комендантских адъютантов* и притом весьма краткого1, чтобы не печатать ничего волнующего, бунтующего страсти. Ни одного запрещения ни напечатано, ни на выдачу напечатанного мною сделано не было.
По приезде своем в часть я уведомил, что моя поездка, совпавшая с выступлением генерала Корнилова, дала совершенно необоснованный повод безответственно приклеить к моему имени этикет" «контрреволюционера». Этому, думаю, способствовали и телеграммы комиссара армии об указании фамилий ездивших в Ставку в дни конца августа — начала сентября.
Раньше я пользовался доверием солдат в батарейном комитете, в дивизионном собрании, ездил в качестве делегата от дивизии ко Bp. правительству и в С. Р. и С. Д. В настоящее время состою председателем батарейного суда, но уже встречаю к себе весьма подозрительное отношение, что в высшей степени тяжело. Ввиду того, что в таком положений, взятом под незаслуженное подозрение, находятся, вероятно, и др. офицеры армии, вызванные в Могилев по служебным обязательствам, считаю совершенно необходимым в возможно скором времени сообщения комитетам об истинной роли того или другого офицера, называя фамилии, в Корниловском деле. Иначе тяжело не только1" слушать, но и жить.
Подпоручик КАРМИЛОВ
С подлинным верно:
Начальник Управления комиссара 2-ой армии, подпоручик НАЗИМОВ
ГА РФ. Ф. 1780. Оп.1. Д. 21. Л. 42-43. Заверенная копия. Машинопись.
i
п ш
Так в тексте. Так в тексте.
Слово «только» вписано поверх напечатанного: «дело».
РАЗДЕЛ IV
473
№114
Показание прапорщика1 Филатова
Не ранее 28 августа 1917 г.11
25 августа я был командирован в Ставку Верховного главнокомандующего в Могилев на Днепр согласно телефонограммы штаба дивизии для ознакомления с новой системой бомбометов и минометов английского типа. Командирован я штабом полка как начальник команды траншейных орудий. Прибыл в Могилев я в 2 часа 27-го и поступил на учет к коменданту Ставки. Нам, приехавшим, отвели вместо гостиницы вагон при станции Могилев. Я же с товарищем остановился в городе. На другой день, придя в Штаб Верховного главнокомандующего, мы узнали, что поступили в распоряжение полковника Пронина, которого мы не могли дождаться и видеть. Через несколько часов нам сообщили, чтобы мы, приехавшие офицеры, были в вагонах на станции. На станции мы услышали, что прибывшие офицеры от каждой части, не исключая и специальных войск, поедут в гор. Лугу, так как испытание предполагается там. Вскоре прибыл капитан Генерального штаба Роженко на станцию и предложил войти в вагон, предварительно выслав всех вестовых и проводников вагонов. Здесь же он, капитан Роженко, в кратких словах объяснил: созваны офицеры для другой цели, а не для изучения бомбометов. Положение вещей в стране требует решительных мер со стороны генерала Корнилова. Офицеры должны сейчас ехать в Петроград с поездом, который отходит через 15 минут. Эти офицеры должны составить ударное ядро, которое должно арестовать Совет Петрограда, Временное правительство и руководить массой, примкнувшей к движению. Свершив это, объявить диктатуру генерала Корнилова. При этом пояснил, что за Корниловым идут казачьи полки и несколько полков кавалерии, уже рассеянных вокруг Петрограда. Дикая дивизия уже отправлена. Прибывших офицеров было около 50. На размышление было дано 5 минут. За или нет. Всматриваясь в окружающих офицеров, я видел, что среди нас есть немало офицеров далеко не окопных бомбометчиков, было видно, что эти штабные офицеры, пронизывающие взглядами попавшую публику, эти лица учитывали каждое слово, сказанное прибывшими офицерами, переглядывались. На мой вопрос: «А Керенский куда примкнул? Делается ли это в контакте с ним?» Этот вопрос поставил в тупик капитана Роженко. Он замялся и начал говорить, что связь с Керенским порвана, и они не могут его добиться, услышал, говоря, что дело, вероятно, уже идет и судьба решена111. Я тут же вышел на площадку, куда выскочил еще один прапорщик и говорит: «Товарищ, как быть? Здесь ловушка». Я заявил, что не поеду в Петроград и что он уже здесь на учете, его не выпускают из Могилева, за ним следят. Услышав слова капитана Роженко, я тут же мысленно сказал: «В Петроград не поеду, а поеду в полк». Но когда я услышал предупреждение товарища, и, зная, как расправляются с лицами, не сочувствующими заговору, я решил уйти путем маневра: вхожу в вагон, и когда до меня дошла очередь, до меня последнего, я сказал: «Я еду в Петроград». Записали полк, чин, фамилию, выдали 150 рублей суточных по 10 сентября, тут же нам предложили пересесть в вагоны отправляющегося поезда, я заявил, что должен взять вещи, которые были в гостинице. На меня был брошен взгляд,
I Название воинского подразделения, где служил Филатов, в документе не указано.
II Датируется по тексту документа. ш Так в тексте.
474
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
еще раз спросили: «Вы едете?» Я говорю: «Да», — ибо другого выхода не было, кругом вагонов стояли офицеры Штаба группами, а дальше солдаты Туземной дивизии, зорко посматривавшие кругом. Выехал я из Могилева 28-го в 4 часа, на вокзал пришлось приходить несколько раз. Дожидаясь в Орше пересадки, я узнал, что выезд из Могилева в 8 часов невозможен, и все выходы из вокзала и города заняты войсками Корнилова. Приехав в полк, я счел долгом заявить командиру и комитету все, что произошло со мной.
Прапорщик ФИЛАТОВ
С подлинным верно:
Начальник Управления комиссара 2-ой армии подпоручик НАЗИМОВ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 44, 44 об. Заверенная копия. Машинопись. №115
Рапорт1 подпоручика отдельной инженерной роты Шадрина начальнику штаба 178-й пехотной дивизии о командировке в Могилев
31 августа 1917г.
Доношу, что, прибыв сего числа из командировки, в исполнение прямых своих обязанностей вступил.
Вместе с тем считаю долгом службы донести о нижеследующем.
Получив телеграфное предписание корпусного инженера 50-го армейского корпуса за № 3636 от 25 августа о командировании меня в гор. Могилев в Ставку для ознакомления с английскими бомбометами новейшей системы, я выехал по назначению 26 августа (мой рапорт № 860, лит[ерный] № 8735 от 26 августа сего года, удостоверение коменданта на право проживания в гор. Могилеве № 5191 от 28 августа сего года). В тот же день я отправился к дежурному генералу, но там никто мне ничего не мог сказать о времени испытания бомбометов и минометов, и направили меня в Главное полевое артиллерийское управление. Там тоже об испытании ничего не было известно, но офицер, разговаривавший со мною, сказал, что по поводу моей командировки мне необходимо обратиться в генерал-квартирмейстерскую часть. Причем этим офицером была сказана фраза, что эти командировки, как он слыхал, организованы начальником Штаба Верховного главнокомандующего по собственной инициативе. После этого разговора я отправился в генерал-квартирмейстерскую часть. Здесь в приемной уже ожидало несколько гг.11 офицеров, которые, как потом выяснилось из разговоров, тоже были вызваны для присутствия при испытании английских бомбометов и минометов новейшей системы. Затем нас всех вызвали в другую комнату, где капитан (если не ошибаюсь, его фамилия Роженко), указав, что сейчас настал такой грозный момент, когда никакие комиссии и никакие испытания бомбометов и минометов иметь место не могут, стал излагать последовательность переговоров генерала Корнилова с министром-председателем Керенским через Владимира Львова и управляющего Военным министерством Савинкова по поводу вступления генерала Корнилова сначала в состав министерства, а
Рапорты подавались начальникам штабов и рассматривались как показания. Гг. — господа.
РАЗДЕЛ IV
475
затем будто и на должность министра-председателя. В своей речи г. капитан заявил, что Владимир Львов и управляющий Военным министерством Савинков для переговоров с генералом Корниловым были командированы от имени министра-председателя Керенского. Переговоры эти будто закончились каким-то требованием генерала Корнилова, о котором капитан почему-то умолчал. Дальнейшие события, по словам капитана (насколько я помню), развивались в следующем порядке: Владимир Львов и управляющий Военным министерством Савинков выехали в Петроград. По приезде их туда министр-председатель Керенский будто вызвал генерала Корнилова к аппарату и спросил, подтверждает ли он (Корнилов) все то, что ему передали Львов и Савинков, на что генерал Корнилов ответил: «Да». Разговор на этом закончился. Затем ночью (по словам того же капитана) была получена в Ставке телеграмма с отчислением генерала Корнилова от должности Верховного главнокомандующего и с приказанием прибыть в Петроград в распоряжение министра-председателя Керенского. Генерал Корнилов решил в Петроград не ехать и верховного главнокомандования не сдавать, о чем и была будто послана телеграмма министру Керенскому. Затем на пост временно Верховного главнокомандующего до прибытия генерала Клембовского было предписано вступить генералу Лукомскому, но генерал Лукомский отказался, также будто отказался генерал Клембовский, оба мотивируя свой отказ полной своей солидарностью с генералом Корниловым. По словам излагавшего события капитана, будто генералу Корнилову и министру Керенскому были посланы телеграммы о своей солидарности с генералом Корниловым главнокомандующими фронтов: генералом Деникиным и генералом Щербаче-вым. Затем капитан указал, что на стороне генерала Корнилова Дикая дивизия, часть артиллерии, часть кавалерии и часть пехоты, что от прибывших в Ставку, хотя и с иными целями, гг. офицеров генерал Корнилов ждет поддержки его «справедливых требований», по выражению капитана. Причем ответ требовался немедленно. Выразившие согласие поддержать требования генерала Корнилова должны были немедленно отправиться в Петроград, а почему-либо не пожелавшие или не могущие «будут через два-три дня отправлены в свои части». После этих разговоров, когда я выходил из комнаты, я встретил штабс-ротмистра (фамилию его не знаю) и спросил его: «Разрешите узнать, г. ротмистр, те, кто не может ехать в Петроград, в свои части ведь не могут возвратиться. Они, вероятно, будут здесь в Могилеве находиться под домашним арестом?» «Да, по всей вероятности», — был ответ штабс-ротмистра. Тогда я решил заявить о своем желании ехать в Петроград, чтобы, воспользовавшись пропуском, уехать в свою часть. Вечером в тот же день после моего заявления о желании ехать в Петроград мне был выдан чистый бланк (из целой серии таких же, имевшихся в кармане г. капитана) предписания № 800 с пометкой от 27 августа и 150 рублей на проезд. На бланке предписания я должен был по приказанию капитана вписать «поручику Шадрину», что мною и было исполнено, дабы не возбуждать подозрения. Поезд, в котором я должен был ехать с группой военнослужащих по одной литере, отходил в 4 часа с какими-то минутами утром. Я решил для большей легкости1 выполнения моего плана от этого поезда отстать и следовать одиночным порядком. Отход 4-часового поезда я проспал и часов в 10 х/г утра 29 августа с.г. снова отправился в генерал-квартирмейстерскую часть. Встретился там снова с тем же капитаном и просил его содействия для следования одиночным порядком, как отставший от поезда. Капитан приказал явиться к коменданту станции Могилев и просить его выдать мне документ для
1 Далее зачеркнуто: «для».
476
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
проезда как отставшему. Комендантом мне была выдана заметка-удостоверение без № с казенной печатью от 29 августа с.г. для следования до следующего коменданта. Имея это удостоверение и предписание № 800, я выехал из Могилева с поездом, идущим около 15 часов. По приезде на станцию Орша я, дабы не возбуждать никаких подозрений <насчет моих намерений>' (так как, по моим наблюдениям, за мной в поезде следили), отправился к коменданту станции с просьбой сделать отметку о моем дальнейшем следовании, каковую в комендантском управлении сделали до города Витебска. Затем, явившись в вагон (в котором я ехал, стоя в коридоре, т.к. ни одного места свободного не было), я заявил моим соседям по вагону, что перехожу в другой вагон, взял свои вещи и вышел на вокзал. Поезд, в котором я ехал, простоял на станции часа 2, наконец ушел. Я ждал в вокзале поезда, идущего на Минск в 23 часа. Здесь в зале вокзала после трех-четырехчасового моего ожидания минского поезда ко мне подошел член Исполнительного комитета СР.С. Д. Оршанского района (фамилии его не знаю) и попросил предъявить документы. Мною было предъявлено удостоверение личности и предписание Ваше № 5560 от 25 августа с.г. Член Исполнительного комитета С. Р. С. Д. Оршанского района, посмотрев указанные документы, вызвал конвойного и предложил мне под конвоем следовать в Исполнительный комитет, что мной и было беспрекословно исполнено. В Исполнительном комитете, выслушав, что я следую в свою часть, выдали мне пропуск с печатью комитета за № 302, после чего я был отпущен на свободу для дальнейшего следования. Здесь" мною был взят, ввиду изложенного, билет только до Минска, а оттуда уже до Лунинца. При моей посадке в вагон около 23 часов 29 августа у меня было спрошено удостоверение осматривавшей вагон охраной, коей мною и был предъявлен вышеуказанный пропуск № 302, после чего я уже без каких-либо инцидентов доехал до своей части [в] дер. Край, о чем и доношу.
Приложение111: 1) 150 руб. деньгами, 2) телеграмма №3636, 3) предписание №5560, 4) удостоверение Могйлевского коменданта №5196, 5) предписание Штаба Ставки № 880, 6) литер № 6735, 7) пропуск № 302, 8) удостоверение № 5561, 9) удостоверение коменданта станции Могилев без №, 10) неиспользованное предложение литер А № 14510155, И) проездной билет от Орши до Минска № 4415 и 12) от Минска до Лунинца [№] 0086.
Подлинный подписал Подпоручик ШАДРИН
Верно: Вр.и.д. штаб-офицера для особых поручений штаба
50-го армейского корпуса штабс-капитан АРТЫМОВ
С подлинным верно: начальник Управления комиссара 2-ой армии
подпоручик НАЗИМОВ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 35-36 об. Заверенная копия. Машинопись.
i
п ш
Текст, заключенный в угловые скобки, впечатан над строкой. Далее зачеркнуто: «со*.
Приложения в деле 21 (ГА РФ. Ф. 1780) не обнаружены.
РАЗДЕЛ IV
477
№ 116
Показание подпоручика Янковского, данное командиру 11-го Туркестанского стрелкового полка Шиманову
31 октября 1917 г.
На предложенные командиром полка вопросы отвечаю1:
1. Вызывался я в Ставку из 11-го Туркестанского стрел [кового] полка 25 августа с.г. для ознакомления с новыми системами бомбометов и минометов, куда и прибыл 29 августа.
2. В Могилев явился, кажется, в Главное управление генерал-квартирмейстера, куда направил меня комендант станции подпоручик N.
3. Собравшись там, в Ставке, все офицеры, командированные для ознакомления тех же бомбометов или минометов, представлялись к капитану Генерального штаба, адъютанту, фамилию которого не помню". Обращался он к нам с речью, видимо, от имени генерала Корнилова. Он указывал, что в самое критическое для России положение армия на фронте разлагается и дезорганизуется. В тылу беспорядки и буйства солдат. А для восстановления боеспособности армии на фронте и водворения порядка в тылу нужна твердая государственная власть, которой сейчас не чувствуется и которую генерал Корнилов по своему патриотизму желает создать для спасения России и ее революции, а для. этого нужно прежде всего произвести чистку (арестовать) членов во Временном правительстве, в котором были лица, действительно работавшие в руку немцев. (Что были такие лица1" во Временном правительстве, приводились доказательства, которых совершенно не помню).
4. Но так как время вызова офицеров для ознакомления с бомбометами и минометами совпало со временем, когда генерал Корнилов организовал свою власть, власть для спасения страны, и когда от офицеров ожидалась плодотворная работа в это время, то занятия с минометами не состоялось. И желающим офицерам 17 предложено было ехать в Петроград, на обязанности которых будет лежать охрана всевозможных правительственных учреждений, почт, телеграфов и мостов.
5. Часть из офицеров изъявили согласие ехать в Петроград, а остальные, по. всей вероятности, вернулись в свою часть. Я, например, лично немедленно явился в свою часть ввиду финансовых недостатков и других сложившихся обстоятельств.
6. Заговора и действий против всего7 Временного правительства из речи капитана я не видел.
7. Все освещения офицеров капитаном о текущем моменте и предположении в действиях генерала Корнилова происходят в приемной комнате Ставки, где из71 посторонних лиц никого не было и охраны никакой не выставлялось, все разговоры происходили при открытых дверях.
1 Подпоручик Янковский отвечал на вопросы, предложенные Чрезвычайной комиссией (отношение Чрезвычайной комиссии см. документ № 109 — т. 2). Отношение Чрезвычайной комиссии командиру 11-го Туркестанского полка Шиманову о допросе подпоручика Янковского см.: ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 31, 31 об.
" Вероятно, здесь имеется в виду капитан Генерального штаба В.Е. Роженко.
111 В тексте изменен порядок слов. Первоначально было: «лица такие».
17 Первоначально в тексте был другой порядок слов: «офицерам желающим». Над словами проставлены цифры: 1, 2.
7 Слово «всего» вписано над строкой.
71 Предлог «из» вписан над строкой.
478
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
8. Все офицеры, изъявившие согласие ехать в Петроград, должны были явиться там в распоряжение какого-то генерала, фамилию которого не знаю (позабыл). В таком духе и в таком положении вещей состоялось освещение и беседа офицеров, приехавших на минометные курсы.
Подпоручик ЯНКОВСКИЙ1
<Допрашивал лично я, командир 11-го Туркестанского стрелкового полка полковник Шиманов. 31 октября 1917 г. Действующая] армия.>"
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 21. Л. 32, 32 об. Автограф.
3. Следственные комиссии Советов
№117
Из протокола допроса комитетом обоза штаба 38-го армейского корпуса рядовых обоза Б. Т. Булатова. М.И. Неборакова, К.И. Староовилова, Г.И. Завьялова, А.Н. Малицкого; ст. унтер-офицеров обоза JI.B. Дмитриевича, БД. Лебедева; ст. ветеринарного фельдшера М.П. Кульнева; мл. унтер-офицера СВ. Малева; подпоручика командира обоза И.И. Ширая
16 сентября 1917 г.
Дознание, произведенное членами корпусного комитета 38-го армейского корпуса солдатом Щеголевым и врачом Кульвановским на основании постановления президиума кор[пусного] комитета 38-го от 16 сентября 1917 г.
Рядовой обоза штаба 38-го армейского корпуса Булатов Евгений Тимофеевич, 39 л[ет], православный, не судился. При опросе показал:
В последние числа августа с.г. в дни Корниловского мятежа командир обоза штаба 38-го арм[ейского] корпуса подпоручик Ширай, возвратившись вечером домой часов в 8, по словам денщика его Константина Солопа, вел с ним такой разговор. Когда денщик сказал ему, что, по слухам, арестован генерал Корнилов, поручик Ширай назвал его дураком и сказал: «Кто может арестовать Корнилова?» «Глуп тот, глупы и солдаты, что могут этому поверить». Когда же Солоп сказал, что арестовать Корнилова может Керенский, подпоручик Ширай сказал, что Керенский шарлатан и окружил себя какой-то бандой и что им арестовать Корнилова не удастся. Об этом денщиком Константином Солопом имеется показание в ротном комитете обоза. Когда мне приходилось разговаривать с подпоручиком Шираем, то он всегда защищал Сухомлинова, Корнилова и называл их лучшими людьми.
Показание записано с моих слов. Евгений БУЛАТОВ
Допрашивали: солдат ЩЕГОЛЕВ
врач В. КУЛЬВАНОВСКИЙ
Текст показания написан карандашом.
Текст, заключенный в угловые скобки, вписан чернилами.
[...]
Подпоручик Ширай Илларион Иванович, командир обоза штаба 38-го армейского] корпуса, православный, 35 лет, не судился.
Допрашиваемый показал, что в дни Корниловского выступления, возвратившись утром11 из штаба корпуса, я, зная, что Небораков вернулся из Минска, спрашиваю денщика: «Ну, что нового слышно?» На это он сказал: «Корнилов — изменник», — и ругал его другими словами. Говорил, что его Керенский арестует. Я на это ему сказал: «Мало ли кого теперь могут арестовать, прохвостов теперь много найдется». Т.е., другими словами, действовал я успокаивающе, чтобы было меньше волнений. Больше по адресу Керенского, Временного правительства и Совета рабочих и солдатских депутатов я ничего не говорил. Никогда не говорил, что солдатские организации нужно разогнать. Все приказы мною всегда читались, но так как команда моя бывала не всегда в сборе, то я отдал распоряжение, чтобы по возвращению каждому отсутствовавшему читались все приказы, полученные за его отсутствие. По поводу текущих событий с командою беседовал, но никогда груб не был. Команду «смирно!» требовал только в строю. Если же я появлялся в помещении, где находилась команда, и во дворе, то я только требовал к себе вежливого обращения, причем лежание солдата в моем присутствии считал неудобным и теперь считаю это невежливым. Да и в декларации прав солдата указано, чтобы солдаты были вежливы. Считаю в данный момент, что никакой комитет не вправе арестовать меня без судебных властей и что если бы это имело место у меня в команде, то я бы оказал сопротивление.
Записано показание с моих слов. Зачеркнуто «вечером», надписано «утром».
Читал подпоручик Илларион Иванович ШИРАЙ
Допрашивал врач В. КУЛЬВАНОВСКИЙ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 48. Л. 157, 159. Подлинник. Рукопись. №118
Протокол допроса членом Исполнительного комитета Совета солдатских, рабочих и крестьянских депутатов гарнизона г. Борисова П.Н. Рябовым командира противоаэропланного взвода при ст. Приямино подпоручика В.Н. Дорошкевича
3 сентября 1917 г.
3 сентября 1917 г. в пос. Ново-Борисове в 430-м пол[евом] зап[асном] госпитале допрошен находящийся на излечении командир противоаэропланного взвода при ст. Приямино подпоручик Виктор Николаевич Дорошкевич, показавший:
30 августа в 11 ч. утра я выехал на ст. Приямино, чтобы присутствовать при погрузке орудий вверенного мне взвода, отправляемых согласно приказа арт-снабзапа в тыловой артиллерийский запас фронта и для того, чтобы отдать последние приказания в связи с этой отправкой. Закончив дела, я остался
I Далее опущены показания М.Н. Неборакова, К.И. Староовилова, Г.И. Завьялова, А.Н.Малицкого, В.Д.Лебедева, М.П.Кульнева, СВ.Малева.
II Слово «утром» вписано над зачеркнутым: «вечером».
480
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
ожидать скорого поезда, чтобы купить газет. Купив газеты и бегло просмотрев их, я по просьбе кого-то из солдат начал читать выдержки из газет на текущие вопросы жизни: прорыв у Риги и восстание ген. Корнилова. Окружавшие меня солдаты ругали ген. Корнилова за то, [что] он сдал немцам Ригу, сняв для этого с Рижского фронта часть войск. Возмущенный до глубины души такими нападками на нашего бывшего главнокомандующего, я начал излагать свой взгляд на положение под Ригой. Приводил выдержки из газет об отказе целых частей пойти в контратаку. Рассказал эпизод с переправой противника через Двину и наводкой понтонов, один из которых был разбит нашей артиллерией, и все же, несмотря на это, части пехоты, стоявшие на противоположном берегу, отказались идти в атаку и отхлынули назад, очистив противнику плацдарм, на котором и развернулся. Приводил я и другие эпизоды, случаи мародерства. И в конце сказал, что надо хорошо подумать, прежде чем обвинять ген. Корнилова. Вина в несчастье под Ригой лежит на совести тех частей, которые опозорили себя отходом без боя, а не на ген. Корнилове, который еще на Московском совещании предупреждал, что враг стучится в Ригу и можно ожидать катастрофы ввиду небоеспособности и недисциплинированности частей, защищающих Ригу. Я сам заметил, что солдаты остались недовольны моей защитой ген. Корнилова. С событий под Ригой разговор перешел на восстание ген. Корнилова. Я ознакомил присутствующих с содержанием телеграмм воен[ного] мин[истра] Керенского и ген. Корнилова. Говорил, что по этим отрывочным сведениям нельзя осуждать ни Временное правительство, ни ген. Корнилова. Говорил, что, безусловно, как одно1, так и другой желают счастья России. Говорил о непонятной истории со Львовым. Высказывал предположение, что здесь произошла роковая ошибка или провокация, как выразился в своей телеграмме ген. Корнилов. Говорил, что трудно допустить, чтобы заслуженный старик-генерал Корнилов мог пуститься в авантюру, и что, бросая такие обвинения Временному правительству в работе на руку с германским генеральным штабом (телеграмма ген. Корнилова), он или имел веские к тому данные, или же впал в роковую ошибку. Говорил, что трудно судить по тем данным, которые пока имеются в печати, кто прав, ген. Корнилов или Временное правительство. Говорил, что, может быть, и ген. Корниловым была сделана ошибка, но ошибки свойственны всем людям. Делало ошибки и Временное правительство. Высказал свой взгляд, что большая ошибка, по моему мнению, что правительство посылает за границу великих князей и других преступников павшей династии. Место им не за границей, а в Тобольске, где сейчас находится Николай Романов. Высказывал свой взгляд по вопросу о силах, которые пойдут за ген. Корниловым. Говорил, что, по моему мнению, казачьи войска, кавалерия будут на стороне ген. Корнилова. Агитации я не вел, а просто разговаривал с солдатами местных парков, как это я делал и раньше несколько раз. Знать, что среди слушателей есть солдаты проходящего эшелона, не знал, т.к. и солдат-то парков в лицо не знаю.
Объясняю себе выдвинутое против меня обвинение недоразумением. Главный пункт обвинения против меня — приписываемая мне фраза, что Временное правительство соединилось с германским генеральным штабом. Цитируя телеграмму ген. Корнилова, я действительно повторял слова ген. Корнилова, но с добавлением, что так говорит телеграмма. Что касается фразы одного из солдат-свидетелей, что я будто бы сказал, что воен[ный] мин[истр] Керенский шпион и провокатор, скажу, что это наглая ложь. Фразы этой я не говорил, и
Так в тексте.
если еще цена офицерскому честному слову котируется высоко, охотно его даю, что подобной фразы я не произносил. И выдвинула это обвинение против меня провокационная свора. Если бы я хотел вести пропаганду против Временного правительства, то прежде всего я начал бы это делать среди подчиненных мне солдат. Факты с достаточной очевидностью говорят, что я не агитировал против Врем[енного] правительства], а всегда был на его стороне и платформе.
29 августа утром я собрал подчиненных мне солдат, прочел им телеграмму воен[ного] мин[истра] Керенского и ген. Корнилова и сказал, что мы присягали на верность Временному правительству, а потому должны ему остаться верными и ждать дальнейших событий. Неоднократно до переживаемых событий я и на станции, и один раз на заседании группового комитета артиллерийских парков вел с солдатами беседы о наступлении. Был в оппозиции по этому вопросу с местными большевиками. Убеждал солдат не слушать их, говорил, что те лозунги, которыми они прикрываются, фальшивые. Говорил, что ими руководит не идея, а шкурный вопрос. Называл их трусами. Убеждал солдат подавать докладные записки о переводе в действующую армию, чтобы идти спасать Родину. Я и младший офицер вверенного мне взвода, подпоручик Исаев, после Тарнопольского прорыва подали рапорты о переводе нас на передовые позиции. Мотивировали мы это стыдом за преступление перед Родиной сидеть в тылу, когда гибнет отечество. Своим примером мы сделали то, что девять человек подчиненных мне солдат, наиболее сознательных, подали докладные записки о переводе их на позиции, а весь взвод высказался в том смысле, что они не просятся, так как не хотят испытывать судьбу, но если их пошлет начальство, то они с честью выполнят свой долг перед Родиной. Пользуясь таким настроением, я поехал к артснабзапу, изложил настроение солдат, свой взгляд на наше пребывание в Приямной и добился того, что ген. Похвиснев приказал расформировать взвод и вошел с ходатайством о переводе взвода в какую-нибудь] часть для направления на передовые позиции. В результате ходатайства ген. Похвиснева мы были предназначены на сформирование противоаэроплан-ной батареи и 28-го должны были отбыть к новому месту, но в день погрузки были остановлены телеграммой, приказывающей нам оставаться на месте.
Подпоручик ДОРОШКЕВИЧ Дознание производил прапорщик1 РЯБОВ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 93. Л. 27-28 об. Подлинник. Рукопись. №119
Из протокола допроса Чрезвычайной следственной комиссией комитета 28-го армейского корпуса военнослужащих 2-го уланского Курляндского полка: священника 2-й кавалерийской дивизии А. Ф. Шабашева, полковника П.И. Кучвальского, подполковника В.Ф. Мосевича, полкового писаря Е.А. Уласевича, подпрапорщика Я.Е. Кривошея, корнета Г.И. Иванова, ст. писаря ИМ. Корнева, полковника Г.А. Муханова
2 сентября 1917 г.
1917 года сентября 2-го дня Чрезвычайная следственная комиссия при Комитете 28-го армейского корпуса в составе председателя поручика Лапина и
1 Далее слово неразборчиво.
482
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
члена ст. унтер-офицера Куща допрашивала нижепоименованного, который показал:
[...Г
Кривошей Яков Евстратьевич, подпрапорщик 2-го уланского Курляндского полка, 27 лет, православный, не судился.
На ст. Антонополь я спросил у подполковника Мосевича, моего эскадронного командира, который, как и я, отстал от своего эскадрона, куда идет наш полк. Он мне ответил: «Мы едем в Гатчину. Генерал Корнилов берет себе диктатуру. Всю сволочь, которая в Петрограде, — вон». Что он понимал под сволочью, он не говорил. Я сказал подполковнику Мосевичу, что в Двинске читал телеграмму, что генерал Корнилов смещен. Подп. Мосевич сказал мне: «верховное командование он сдал, а будет диктатором».
Прочитано: Подпрапорщик КРИВОШЕЙ
Дознание производили в штабе 2-го уланского Курляндского полка в действующей] армии поручик Лапин, солдат Кущ.
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 10. Л. 163 об., 165-165 об., 166 об. Подлинник. Рукопись. №120
Из протокола допроса Чрезвычайной следственной комиссией комитета 28-го армейского корпуса военнослужащих 2-го уланского Курляндского полка: командира корпуса Г.А. Муханова, ст. врача В.М.Беляева, ■ст. унтер-офицера В.Я. Москалева, ефрейтора Н.И. Царькова, мл. унтер-офицера И.П. Иванченко, мл. унтер-офицера НА. Кузьмина
30 августа 1917 г.
1917 года августа 30-го дня Чрезвычайная следственная комиссия при Комитете 28-го армейского корпуса в составе председателя поручика 4-го гусарского Мариупольского полка Лапина и члена старшего унтер-офицера Управления 60-ой артиллерийской бригады Куща допрашивала нижепоименованного, который показал ш:
[...]IV
Кузьмин, Павел Анисифорович, мл. у[нтер]-офицер 2-го уланского Кур-лянского полка, 26 лет, православный, не судился.
Когда нас грузили, нам не говорили, куда нас везут. Между собой говорили, что идем, должно быть, под Ригу, т.к. были слухи, что там появилась немецкая кавалерия. Офицеры говорили то же самое. В Двинске мы узнали из
I Опущены показания А.Ф. Шабашева, Н.И. Кучвальского, В.Ф. Мосевича, Е.А. Ула-севича.
II Далее опущены показания Г.И. Иванова, И.М. Корнева, Г.А. Муханова.
III Протокол написан карандашом. Текст, выделенный курсивом, вписан чернилами.
w Опущены показания Г.А. Муханова, В.М. Беляева, В.Я. Москалева, Н.И. Царькова, И.П. Иванченко.
РАЗДЕЛ IV
483
телеграммы Керенского, что Корнилов смещен. Я сейчас же, как член эскадронного комитета, обошел все вагоны и сообщил всем. Сказал об этом штаб-ротмистру Масловскому, после этого корнету Иванову. И тот [и] другой сказали мне, что, наоборот, вся власть перешла к генералу Корнилову и он диктатор.
Когда мы 29-го приехали в Штокмансгоф, подполковник Мосевич, к[оман-ди]р 1-го эскадрона вызвал вахмистра Кривошея и сказал ему под секретом, что в Петрограде всю сволочь смели, Корнилов взял власть в свои руки и разговорам конец. В тот же день ротмистр Рубец в разговоре с уланом Смирновым, который обвинял Корнилова в том, что тот в такой момент нанес удар родине, когда все хотят поддержать Bp. правительство, заявил, что Корнилов удара не нанес, а только поднял руку, но не ударил. Этим заявлением ротмистр Рубец очень вооружил против себя наш эскадрон, которого он назначен командиром.
Прочитано: КУЗЬМИН
Дознание проводили в штабе 2-го уланского Курляндского полка в действующей] армии поручик Лапин, [солдат] Кущ.
ГА РФ.Ф. 1780. On. 1. Д. 10. Л. 157, 161-161 об. Подлинник. Рукопись.
№121
Показание солдата Текинского полка 2-го эскадрона П. Морозова, данное Исполнительному комитету Совета солдатских депутатов Могилевского гарнизона
3 сентября 1917 г.
1917 г. 3 сентября показания солдата Текинского полка 2-го эскадрона Морозова.
За три дня до восстания командир эскадрона штабс-ротмистр Натензон приказал вахмистру, чтобы объявить на поверке всадникам, что свободы теперь нет, а настал старый режим, и что если были старые порядки гг. офицеров титуловать «ваше благородие» и т.д., русским солдатам не давали ничего говорить в защиту Временного правительства и свободы. На второй день мятежа командиром полка полковником] Фон-Кюзильгеном1 было приказано 28 августа вывезти все пироксилиновые взрывчатые вещества, шашки и бомбы и подложить под мост и взорвать, в то время когда будут через мост проходить войска Временного правительства, свидетели могут подтвердить: кузнец 2-го эскадрона Александр Молчанов и тем, кому был11 отдан приказ, подпоручик Ата-Мурадов и вольноопределяющийся мл. ун[тер]-оф[ицер] Мустафа Адаманов; кроме всего этого, на четырех шоссейных дорогах было поставлено по одному пулемету. Митинги устраивал командир эскадрона Натензон, чтобы все всадники доносили, кто из русских против Корнилова, те будут преданы смертной казни.
Всадников же со своей стороны я не виню, а только признаю виновным весь состав офицеров1". Перед этим, когда всадники уходили сюда из позиций, то Корниловым было дано 100 пудов сахару, по приводе же полка в Могилев Кор-
I Далее зачеркнуто «28 авгус».
II Далее зачеркнуто: «дан».
ш Далее зачеркнуто: «солдат Текинского».
484
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
ниловым было выдано на каждый эскадрон по одному пуду конфет, и было передано командирами эскадронов всадникам, что скоро Корнилов выдаст им офицерские сапоги и все казенное обмундирование, а также было объяснено всадникам, что жалованье теперь будут получать не 20 руб. в месяц, а 50 рублей. За 3 дня до мятежа полк ездил на железнодорожную] станцию, где было Корниловым дадено на каждый эскадрон по пяти Георгиевских крестов. Во время мятежа были выданы Корниловым осадные деньги всему полку по одному рублю в сутки на каждого всадника с 28 августа по 2 сентября. Русские солдаты от этих денег отказались категорически, и повторяю опять, что всадников я не виню, а виню их офицеров, т.к. они немцы, в чем и подписуюсь.
Солдат Текинского полка 2-го эскадрона Павел МОРОЗОВ
Помета: Получено 4 сент[ября]. Полк. Украинцев. ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 11. Л. 78, 78 об. Автограф.
№122
Из протокола допроса членом Исполнительного комитета Совета солдатских депутатов Осташковского гарнизона Каркозом военнослужащих 38-го пехотного полка: ст. унтер-офицеров 9-й роты С. Мушинского. В. Баранова; мл. унтер-офицера Н. Воронова, солдата 12-й роты Т. Трусова, солдат 9-й роты А. Прокудина, С. Лисянского
31 августа 1917 г.
Спрошенный 31-го сего августа стар[ший] ун[тер]-офицер 9-ой роты 38-го пехотного] запасного полка Степан Мушинский, вероисповедания православного, происходящий из крестьян, Холской губ., Замостьского уезда, Суховольской волости, состоящий в роте, налицо показал:
Сегодня я был дежурным по роте. Утром при встрече с прапорщиком Егоровым я поздоровался и обратился с вопросом: «В каком вы настроении в данный момент, т.е. доверяете ли Временному правительству или же генералу Корнилову. Он ответил: «Генералу Корнилову. И за него дам на отсечение свою голову». Я спрашивал несколько раз: «Вы шутите или же говорите серьезно?» Он клятно1 подтверждал, что «за Корнилова дам на отсечение свою голову». Я сказал: «Ведь вас рота за это арестует». Но он тогда указал мне" на шашку, на что я сказал: «Вы мелко плаваете, и в таком случае я с вами прерываю разговор», — и подошел к прапорщику Шибанову и рассказал наш разговор. Прапорщик Шибанов в это время находился в роте за дверью и читал газету. Я спросил у прапорщика Шибанова: «Что с ним делать?» На что от него получил ответ: «Прапорщика Егорова арестовать надо». Здесь же при разговоре с прапорщиком Шибановым присутствовал и председатель ротного комитета Степан Лисянский, к которому я обратился о наряжении111 двух человек для отправления прапорщика Егорова в Исполнительный комитет. После этого я и прапор-
i п ш
Так в тексте.
Слово «мне» вписано над строкой. Так в тексте.
РАЗДЕЛ IV
485
щик Шибанов вошли [в] ротную канцелярию, где находился прапорщик Егоров. Прапорщик Шибанов поздоровался с прапорщиком Егоровым и сказал: «Что вы здесь распространяетесь?» На что прапорщик Егоров ответил: «Что вам дало или сделало новое правительство?» И при этом добавил, что «в разговоре со стар[шим] ун[тер]-офиц[ером] Мушинским я сказал шутя». Когда два солдата были наряжены с винтовки1, я и председатель ротного комитета попросил прапорщика Шибанова отнять оружие от прапорщика Егорова. В сдаче оружия прапорщик Егоров не сопротивлялся. При этом добавляю, что при первом разговоре меня с прапорщиком Егоровым присутствовал млад[ший] унт[ер]-офи-цер Николай Воронов и 12-ой роты нашего полка вест[ов]ой Тимофей Трусов. Больше из людей" никого не было1".
Больше показать ничего не имею, в сем и расписуюсь17.
Ст. ун[тер]-оф[ицер] МУШИНСКИЙ
r...]v
Производил дознание прапорщик Каркоз.
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 48. Л. 178-179, 181 об. Подлинник. Рукопись.
№123
Показание прапорщика 9-й роты 38-го пехотного запасного полка Шибанова, данное Исполнительному комитету Совета солдатских депутатов Осташковского гарнизона
31 августа 1917 г.
Сегодня утром, придя в 9-ую роту, я получил, прежде всего, от солдат вопрос, за кого я стою, за Корнилова или за Временное правительство. Я ответил, что я никогда не шел и не пойду против Временного правительства. Через несколько времени подходит ко мне ст. ун[тер]-оф[ицер] Мушинский и говорит мне: «Пришел прапорщик Егоров и на мой вопрос, за кого вы, за Корнилова или за Временное правительство, ответил, что я душой и телом принадлежу Корнилову и готов за него понести что угодно». При этом ст. ун[тер]-оф[ицер] Мушинский просил меня помочь им арестовать прапорщика Егорова. Собрали ротный комитет и пошли в канцелярию. Войдя в канцелярию, я услышал слова Егорова: «Возможно, что Корнилов устроит все лучше и при том, что хорошего сделало Временное правительство». На мой вопрос: «Вы приверженец ген. Корнилова?» Прап[орщик] Егоров прямой вопрос41 не дал, а только говорил: «Посмотрим, что будет». Солдаты, находившиеся здесь (члены ротного комитета и посторонние солдаты), потребовали немедленного ареста прап[орщика] Егорова. Я задал еще вопрос пр[апорщику] Егорову: «Правда ли, что711 вы сказали ст. у[нтер]-оф[ицеру] Мушинскому, что готовы что угодно понести за ген. Кор-
I Так в тексте.
II Слова «из людей» дописаны в строку.
III Далее зачеркнуто: «Рота слыш». w Так в тексте.
v Далее опущены показания В. Баранова, Н. Воронова, Т. Трусова, А. Прокудина, С. Ли-сянского.
VI Так в тексте.
vu Далее зачеркнуто: «он».
486
ДЕПО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА, ТОМ II
нилова?» На это прап[орщик] Егоров дал ответ отрицательный. Когда находящийся здесь ст. ун[тер]-оф[ицер] Мушинский сказал: «Что же вы отказываетесь от своих слов?» Прапорщик Егоров стал говорить что-то несвязное. Я попросил прапорщ[ика] Егорова отдать свою шашку и поручил двум конвойным отвести его в Осташковский испол[нительный] ком[итет].
Прапорщик ШИБАНОВ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 48. Л. 182, 182 об. Автограф.
ПРИЛОЖЕНИЯ
Приложение № 1
Протокол пребывания управляющего Военным министерством Б.В. Савинкова в Ставке 24 и 25 августа 1917 г.
25 августа 1917 г.
Протокол пребывания управляющего Военным министерством Савинкова в гор. Могилеве 24 и 25 августа 1917 г. и касающийся разговоров Верховного главнокомандующего генерала Корнилова с ним и другими лицами по вопросу, касающемуся ближайших событий.
24 августа Савинков с поезда поехал прямо к Верховному главнокомандующему. Одновременно с ним приехали: начальник Штаба Верховного главнокомандующего генерал-лейтенант Лукомский и комиссар при Верховном главнокомандующем Филоненко.
Войдя в кабинет к главковерху и поздоровавшись с ним, Савинков заявил, что ему хотелось бы переговорить с генералом Корниловым с глазу на глаз. Генерал Лукомский и Филоненко из кабинета вышли.
Разговор Савинкова с генералом Корниловым касался установления тесных отношений между генералом Корниловым и министром-председателем Керенским, так как Савинков считал, что оба эти лица, будучи вождями различных партий, должны работать рука об руку. Затем Савинков показал генералу Корнилову те проекты законов, которые выработаны для рассмотрения Временным правительством на основании требований, предъявленных генералом Корниловым.
В тот же день после обеда, примерно в 9 часов вечера, в кабинете у генерала Корнилова собрались, кроме хозяина, Савинков, генерал-лейтенант Лукомский и Филоненко.
Сначала обсуждался вопрос о комитетах и комиссарах, причем Савинков и Филоненко высказались против главкоюза генерала Деникина, который не может наладить отношения с комиссарами и комитетами, и высказали опасение, что если во главе фронтов будут стоять такие генералы, то трудно установить дружную работу, и это будет отражаться на состоянии войск.
Генерал Корнилов и генерал Лукомский горячо восстали против возможности легко убирать отличных боевых генералов из-за того, что у них являются иногда шероховатости в работе с комитетами и комиссарами. Было высказано, что если новое положение о комиссарах и комитетах будет составлено вполне определенно, то никаких недоразумений не будет. Хороших же боевых генералов слишком мало, чтобы их выбрасывать за борт из-за всякого недоразумения.
488
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Затем Савинков предложил обсудить вопрос об установлении границ Петроградского военного губернаторства, которое признается необходимым выделить из состава Петроградского военного округа при формировании Особой армии для обороны подступов к Петрограду.
В кабинет были приглашены генерал-майор Романовский и полковник Барановский (начальник кабинета военного министра), которые принесли карты, и полковник Барановский доложил о тех границах губернаторства, которые считает нужным установить в Петрограде.
После некоторых переговоров граница была установлена.
До прихода генерала Романовского, после доклада полковника Барановского о необходимости выделить особое Петроградское военное губернаторство Савинков, обращаясь к генералу Корнилову сказал почти дословно1 следующее: «Таким образом, Лавр Георгиевич, Ваши требования будут удовлетворены Временным правительством в ближайшие дни, но при этом правительство опасается, что в Петрограде могут возникнуть серьезные осложнения.
Вам, конечно, известно, что примерно 28 или 29 августа в Петрограде ожидается серьезное выступление большевиков. Опубликование Ваших требований, проводимых через Временное правительство, конечно, послужит толчком для выступления большевиков, если последнее почему-либо задержалось.
Хотя в нашем распоряжении и достаточно войск, но на них мы вполне рассчитывать не можем. Тем более что еще не известно, как к новому закону отнесется CP и СД. Последний также может оказаться против правительства, и тогда мы рассчитывать на наши войска не можем.
Поэтому прошу Вас отдать распоряжение о том, чтобы третий конный корпус был к концу августа подтянут к Петрограду и был предоставлен в распоряжение Временного правительства.
В случае, если кроме большевиков выступят и члены CP и СД, то нам придется действовать и против них. Я только прошу Вас во главе третьего конного корпуса не присылать генерала Крымова, который для нас не особенно желателен. Он очень хороший боевой генерал, но вряд ли пригоден для таких операций...»
После этого пришел генерал Романовский, и были окончательно установлены границы Петроградского военного губернаторства.
Затем Савинков вновь вернулся к вопросу о возможном подавлении при участии третьего конного корпуса выступления в Петрограде большевиков и CP и СД, если последний пойдет против Временного правительства.
При этом Савинков сказал, что действия должны быть самые решительные и беспощадные.
На это генерал Корнилов ответил, что он иных действий и не понимает, что инструкции будут даны соответственные и что он вообще к вопросу употребления войск при подавлении беспорядков относится серьезно, и уже им отдавалось приказание о предании суду тех начальников, которые допускают стрельбу в воздух. Что и в данном случае, раз будет выступление большевиков и CP и СД, то таковое будет подавлено со всей энергией.
Полковник Барановский, стоявший около стола, с своей стороны прибавил: «Конечно, необходимо действовать самым решительным образом и ударить так, чтобы это почувствовала вся Россия».
После этого Савинков, обращаясь к генералу Корнилову, сказал, что необходимо, дабы не вышло недоразумения и чтобы не вызвать выступления боль-
Слова «почти дословно» впечатаны над строкой.
ПРИЛОЖЕНИЯ
489
шевиков раньше времени, предварительно сосредоточить к Петрограду конный корпус, затем к этому времени объявить Петроградское военное губернаторство на военном положении и объявить новый закон, устанавливающий целый ряд ограничений.
Дабы Временное правительство точно знало, когда надо объявить Петроградское военное губернаторство на военном положении и когда опубликовать новый закон, надо, чтобы генерал Корнилов точно протелеграфировал ему, Савинкову, о времени, когда корпус подойдет к Петрограду.
После этого Савинков и Барановский ушли.
В доказательство соглашения генерала Корнилова с управляющим Военным министерством Савинковым о подводе к Петрограду третьего конного корпуса приводится следующий текст телеграммы, отправленной Савинкову в зашифрованном виде 27 августа 2 часа 40 минут: «Управоенмину. Корпус сосредоточится в окрестностях Петрограда к вечеру 28 августа. Я прошу объявить Петроград на военном положении 29 августа. № 6394. Генерал Корнилов»1.
Генерал от инфантерии КОРНИЛОВ Генерал-лейтенант ЛУКОМСКИЙ Генерал-майор РОМАНОВСКИЙ
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14 Л. 34-36. Подлинник. Машинопись. Опубл.: Владимирова В. Контрреволюция в 1917 г. (Корниловщина). М.: Красная новь, 1924. С. 206-209.
Приложение № 2
Запись разговора по прямому проводу управляющего Военным министерством Б.В. Савинкова и деятеля кадетской партии В.А. Маклакова с генералом Л.Г. Корниловым о возможности соглашения между Временным правительством и Корниловым
27 августа 1917 г.
[Савинков]: Генерал Корнилов у аппарата? У аппарата Савинков. Здравствуйте, господин генерал, позвольте Вам доложить, что, во-первых, сведения, сообщенные генералом Лукомским в его телеграмме 6406, не соответствуют истине, ибо я никогда не предлагал Вам от имени министра-председателя никаких политических комбинаций, да и не мог предложить. Я не могу не рассматривать сообщение генерала Лукомского иначе, как клевету. Вместе с сим позволяю себе напомнить Вам, что Вы неоднократно удостоверяли мне, что Вы руководствуетесь исключительно любовью к Родине во всех Ваших действиях, и заверяли меня в этом Вашим честным словом.
Едва ли Вы будете отрицать, господин генерал, что требования, предъявленные Вами Временному правительству через Владимира Львова, и та позиция, которую Вы заняли в этом вопросе, губительны для отечества, ибо чем бы ни закончилось начатое Вами предприятие, родина наша пострадает безмерно, в
1 Далее текст вписан чернилами.
490
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
действующей армии и в стране прольется кровь тех людей, которые хотят защищать Россию от могущественного врага, фронт обнажится, и победу будет праздновать император Вильгельм. Во-вторых, позволю себе доложить Вам, что оправданием Вашего предприятия не может служить даже и ссылка на нежелание правительства следовать той программе, которую Вы изложили в докладной записке. Подписанной и мною, ибо я в Ставке не имел честь доложить Вам, что правительство определенно становится на предлагаемый Вами путь, в доказательство чего показал Вам изготовленный уже законопроект о мероприятиях в тылу, Вами одобренный. В тот день и даже почти в тот час, когда правительство должно было принять этот законопроект, о чем я Вас поставил в известность своевременно по телеграфу, Вам угодно было попытаться продиктовать Вашу единоличную волю народу русскому, и этим Вы взяли на себя ответственность незабываемую. Все попытки мои, длительные и упорные, связать Вас тесной связью, с демократией российской, осуществляя именем признанного ее вождя программу, Вами предложенную, не увенчались успехом, смею сказать, не по моей вине, а единственно по Вашей вине. В-третьих, позвольте Вам доложить, что арест Филоненко является не только преступлением против правительства, но и вопиющим нарушением доверия личного, ибо со стороны Филоненко, как и моей, Вы еще в бытность Вашу командармом 8 и затем неизменно всегда видели лишь доверие и уважение.
Господин генерал, во имя несчастной Родины нашей, во имя того, чтобы чужеземец не продиктовал народу русскому своего закона, во имя, наконец, спасения жизней человеческих, которые погибнут от братоубийственных рук, я обращаюсь к Вам с почтительной просьбой и настойчивым требованием подчиниться Временному правительству, сдать должность и уехать из действующей армии. Жду?
[Корнилов]: Здравствуйте, Борис Викторович. Прежде всего прошу верить, что генерал Корнилов в своих действиях руководствовался всегда и везде только сознанием своего долга перед Родиной, всегда любил ее и доказал неоднократно это на деле, не раз жертвуя ради нее своей жизнью. Я обдумаю Ваше сообщение и через полчаса дам Вам ответ по всем его пунктам. Прошу Вас подойти к аппарату в 4 часа. Пока до свидания.
[Савинков]: До свидания, господин генерал, хотя я и не уверен, что говорю с генералом Корниловым, ибо подписи нет. Савинков.
[Корнилов]: Говорю с Вами я лично. Генерал Корнилов.
[Корнилов]: У аппарата генерал Корнилов. Отвечаю по пунктам Вашего сообщения.
Первое: в телеграмме генерала Лукомского подразумевается, что правительство приняло определенные решения относительно большевиков и Советов, так как для осуществления этого решения Вы от имени Временного правительства предложили мне двинуть к Петрограду конный корпус; причем между нами было условлено, что окончание сосредоточения этого корпуса явится по моей телеграмме Вам указанием момента объявления Петрограда на военном положении, что изложенное было заявлено Вами мне в присутствии генералов Лукомского, Романовского и полковника Барановского.
Второе: в беседах наших 24 и 25 августа в Ставке я высказал Вам, что колебания правительства в проведении принципиально принятой им программы, предложенной Вами и мною, приводят к тому, что намеченные меры запаздывают и за их проведение в жизнь нам приходится расплачиваться нашей русской территорией и новым позором армии. Я указывал, что, по моему глубокому убеждению, только сильная, твердая власть, не колеблющаяся ни перед какой
ПРИЛОЖЕНИЯ
491
ответственностью и олицетворяемой диктатурой единоличной или коллективной, в зависимости от дальнейшего хода событий может спасти страну от гибели. Далее я заявил Вам, что независимо от личных моих взглядов на характер и свойства А.Ф. Керенского и его отношения ко мне, я признаю участие его в составе правительства, безусловно, необходимым. Кроме того, я заявил, что признаю также безусловно необходимым и Ваше участие в составе правительства.
Третье: по отъезде Вашем мною были получены новые тревожные известия о положении дел на фронте и тылу — приготовление немцев к производству десанта на побережье Рижского залива, убийство начальника 111-ой пехотной дивизии и комиссара Особой армии, телеграмма о количестве погибших при взрыве в Казани снарядов и пулеметов. Эти сведения были приняты мною во внимание во время беседы с В.Н. Львовым, который, по его словам, приехал по поручению А.Ф. Керенского с предложением высказать ему мой взгляд на три варианта на организацию [правительства], намечаемых самим А.Ф. Керенским: первый вариант — уход А.Ф. Керенского из состава правительства; второй — участие А.Ф. Керенского в составе правительства и, наконец, третий — с предложением мне принять диктатуру с объявлением таковой нынешним Временным правительством. Я заявил, что, по моему глубокому убеждению, я единственным исходом считаю. Так, почему Вы перешли на Морзе?
...После того, как я заявил, что, по моему глубокому убеждению, я единственным исходом считаю установление диктатуры и объявление всей страны на военном положении, я просил В.Н. Львова передать А.Ф. Керенскому и Вам, что участие Вас обоих в составе правительства считаю безусловно необходимым, просил передать мою настойчивую просьбу приехать в Ставку для принятия окончательного решения, причем заявил, что, ввиду имеющихся у меня точных сведений о готовящемся в Петрограде выступлении большевиков, я признаю положение крайне грозным и, в частности, считаю нахождение Вас и Александра Федоровича в Петрограде весьма опасным для Вас обоих, почему предложил приехать в Ставку, гарантируя своим честным словом Вашу полную безопасность.
Вчера, при обсуждении общего положения дел с комиссарверхом, мы пришли к окончательному выводу, что для спасения страны [необходимо] немедленное установление коллективной диктатуры в виде Совета обороны при непременном участии в нем А.Ф. Керенского, Вашем, М.М. Филоненко и моем. Об этом взгляде моем Вы были поставлены иносказательно в известность М.М. Филоненко. Вчера вечером во время разговора с министром-председателем по аппарату я подтвердил ему переданное через В.Н. Львова [это предложение] и был в полном убеждении, что министр-председатель, убедившись в тяжелом положении страны и желая работать в полном согласии со мной, решил сегодня выехать в Ставку, чтобы здесь принять окончательное решение. Сегодня я получил телеграмму о моем отозвании. Я вновь повторяю, что мне интересы моей родины, сохранение мощи армии дороже всего. Свою любовь к родине я доказал, рискуя много раз собственной жизнью, и ни Вам, ни остальным министрам правительства не приходится напоминать мне о долге перед родиной.
Я глубоко убежден, что совершенно неожиданное для меня решение правительства принято под давлением Совета рабочих и солдатских депутатов, в составе которого много людей, запятнавших себя изменой и предательством. Уходить под давлением этих людей со своего поста я считаю равносильным уходу
1 Далее в документе пропуск.
492
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА Л.Г, КОРНИЛОВА. ТОМ II
в угоду врагу, уходу с поля битвы. Поэтому, в полном сознании своей ответственности перед страной, перед историей и перед своей совестью, я твердо заявляю, что в грозный час, переживаемый нашей родиной, я со своего поста не уйду. Задержание отъезда М.М. Филоненко вызвано моим стремлением не осложнять и без того запутанное положение дел. Ближайшие мотивы моего решения он объяснит лично. Я кончил.
Генерал Корнилов. 27 августа 1917 г. 5 час. 50 мин. Ставка.
[Савинков]: У аппарата генерал Корнилов? Я слушаю, Савинков. Я не буду спорить с Вами, господин генерал, и доложу о нашем разговоре Временному правительству, но я считаю долгом для восстановления исторической точности заявить, что по поручению министра-председателя просил у Вас конный корпус для обеспечения проведения в жизнь военного положения в Петрограде и для подавления всяких попыток возмущения против Временного правительства, откуда бы они ни шли. Что касается возможной высадки противника, то я узнал о ней из беседы с Вами в Ставке, а также о количестве взорванных пулеметов и снарядов в Казани. Филоненко говорил так иносказательно, что того смысла его слов, на который Вы указываете, я не усмотрел. Лавр Георгиевич, я, как Вам известно, стоял на точке зрения необходимости чрезвычайно сильной власти и этого ни от кого не скрывал, но власть революционная не может быть властью единоличной, и я докладывал Вам, что если бы даже А.Ф. Керенский объявил себя диктатором, то даже и он нашел бы во мне врага. Из изложенного Вами я усматриваю, что Львов сыграл в этом деле плачевную, если не сказать больше, роль. Я не могу забыть Ваших последних слов в Ставке, что Вы готовы всемерно поддерживать А.Ф. Керенского, если это нужно для блага отечества и моего ответа Вам, что я счастлив слышать эти слова. Я боюсь, что недоразумение, порожденное Львовым, сыграло роковую для нашей родины роль, и я с прискорбием вижу, что все мои труды не дали результата.
Лавр Георгиевич, я уже сказал, что мне не надлежит ныне спорить с Вами, но у аппарата Маклаков, он хочет говорить с Вами. Угодно Вам выслушать его? Савинков.
И еще одно слово, — следует ли понимать Ваши слова о Филоненко, что он уже Вами отпущен?
[Корнилов]: М.М. Филоненко находится здесь, стоит рядом со мной у аппарата и не выедет из Могилева до завтрашнего дня. С В.А. Маклаковым поговорю с удовольствием. Здравствуйте, Василий Алексеевич, что прикажете?
[Маклаков]: У аппарата Маклаков. Здравствуйте, Лавр Георгиевич. В передаче Львова Ваше предложение было принято здесь как желание насильственного государственного переворота. Глубоко рад, что это, по-видимому, недоразумение. Вы недостаточно верно осведомлены в политическом настроении. Такая попытка была бы несчастьем [для] России, повела бы к гибели армии, резне офицеров и победе Вильгельма. Необходимо принять все меры, ликвидировать это недоразумение без соблазна и огласки. Вы недостаточно в курсе того, что здесь происходит. Если могу быть полезным, охотно приеду в Ставку.
[Корнилов]: Возможно, что я недостаточно ясно разбираюсь в нынешних политических течениях, но только для меня ясно, что страна и армия неудержимо идут в пропасть, и своим последним неосторожным шагом правительство еще более обострило положение. Я охотно встретился бы с Вами, с А.Ф. Керенским и Б.В. Савинковым здесь, в Ставке, и думаю, что недоразумение могло бы быть устранено при личных объяснениях, только полагаю, что при существовании последней телеграммы о моем отозвании почва для благополучного исхода вряд ли благоприятна. Корнилов.
ПРИЛОЖЕНИЯ
493
[Маклаков]: До свидания. Маклаков.
ГА РФ.Ф. 1780. On. 1. Д.60. Л. 1-14. Телегр.бланк; Там же. Д.45. Л. 2-4об. Копия. Машинопись.
Опубл.: Революционное движение в России. С. 448-452; Мартынов Е.Н. Корнилов: Попытка военного переворота. М., 1927. С. 188-190.
Приложение № 3
ОБРАЩЕНИЕ К НАРОДУ
Я, Верховный главнокомандующий, генерал Корнилов, пред лицом всего народа объявляю, что долг солдата, самопожертвование гражданина Свободной России и беззаветная любовь к Родине заставили меня, в эти грозные минуты бытия Отечества, не подчиниться приказанию Временного правительства и оставить за собою верховное командование народными армиями и флотом.
Поддержанный в этом решении всеми главнокомандующими фронтов, я заявляю всему Народу Русскому, что предпочитаю смерть устранению меня от должности Верховного.
Истинный сын Народа Русского всегда погибает на своем посту и несет в жертву Родине самое большое, что он имеет, — свою жизнь.
В эти поистине ужасающие минуты существования Отечества, когда подступы к обеим столицам почти открыты для победного шествия торжествующего врага, Временное правительство, забывая великий вопрос самого независимого существования страны, кидает в народ призрачный страх контрреволюции, которую оно само своим неумением к управлению, своею слабостью во власти, своею нерешительностью в действиях вызывает к скорейшему воплощению.
Не мне ли, кровному сыну своего Народа, всю жизнь свою на глазах всех отдавшему на беззаветное служение Ему, стоять на страже великих свобод, великого будущего своего народа!
Но ныне будущее это в слабых безвольных руках; надменный враг, посредством подкупа и предательства распоряжающийся у нас в стране, как у себя дома, несет гибель не только свободе, но и существованию Народа Русского.
Очнитесь, люди русские, от безумия ослепления и вглядитесь в бездонную пропасть, куда стремительно идет наша Родина!
Избегая всяких потрясений, предупреждая какое-либо пролитие русской крови в междоусобной брани и забывая все обиды и все оскорбления, я, перед лицом всего Народа, обращаюсь к Временному правительству и говорю: «Приезжайте ко мне в Ставку, где свобода ваша и безопасность обеспечены моим честным словом, и, совместно со мной, выработайте и образуйте такой состав Правительства Народной Обороны, который, обеспечивая победу, вел бы Народ Русский к великому будущему, достойному могучего свободного народа.
Верховный главнокомандующий, генерал КОРНИЛОВ
28 августа 1917 года СТАВКА
ГА РФ. Ф. 1780. On. 1. Д. 14. Л. 48. Типогр. экз.; Там же. Д. 27. Л. 28. Типогр. экз. Опубл.: Корниловские дни. Бюллетени Временного военного комитета. Пг., 1917. С. 105—106.
494
ДЕПО ГЕНЕРАЛА Л.Г. КОРНИЛОВА. ТОМ II
Приложение № 4
ВОЗЗВАНИЕ К КАЗАКАМ
Казаки, дорогие станичники!
Не на костях ли ваших предков расширялись и росли пределы Государства Российского.
Не вашей ли могучей доблестью, не вашими ли подвигами, жертвами и геройством была сильна Великая Россия.
Вы — вольные, свободные сыны тихого Дона, красавицы Кубани, буйного Терека, залетные, могучие орлы уральских, оренбургских, астраханских, се-миреченских и сибирских степей и гор и далеких Забайкалья, Амура и Уссури, всегда стояли на страже чести и славы ваших знамен, и русская земля полна сказаниями о подвигах ваших отцов и дедов.
Ныне настал час, когда вы должны прийти на помощь Родине.
Я обвиняю Временное правительство в нерешительности действий, в неумении и неспособности управлять, в допущении немцев к полному хозяйничанью внутри нашей страны, о чем свидетельствует взрыв в Казани, где взорвалось около миллиона снарядов и погибло 12 тысяч пулеметов; более того, я обвиняю некоторых членов правительства в прямом предательстве Родины и тому привожу доказательство: когда я был на заседании Временного правительства в Зимнем дворце 3 августа, министр Керенский и Савинков сказали мне, что нельзя всего говорить, так как среди министров есть люди неверные.
Ясно, что такое правительство ведет страну к гибели, что такому правительству верить нельзя, и вместе с ним не может быть спасенья несчастной России.
Поэтому, когда вчера Временное правительство в угоду врагов потребовало от меня оставления должности Верховного главнокомандующего, я, как казак, по долгу совести и чести, вынужден был отказаться от исполнения этого требования, предпочитая смерть на поле брани — позору и предательству Родины.
Казаки, рыцари Земли Русской.
Вы обещали встать вместе со мной на спасенье Родины, когда я найду это нужным.
Час пробил, Родина — накануне смерти.
Я не подчиняюсь распоряжениям Временного правительства и ради спасенья Свободной России иду против него и против тех безответственных советников его, которые продают Родину.
Поддержите, казаки, честь и славу беспримерно доблестного казачества, и этим вы спасете Родину и Свободу, завоеванную Революцией.
Слушайтесь же и исполняйте мои приказания.
Идите же за мной.
Верховный главнокомандующий, генерал КОРНИЛОВ
28 августа 1917 г.
ГАРФ. Ф. 1780. On. 1. Д.27. Л.40. Типогр.экз.; Там же. Д.47. Л. 11. Типогр.экз.
ПРИЛОЖЕНИЯ
495
Приложение № 5
ПРИКАЗ Верховного главнокомандующего
28 августа 1917 г. № 897
Галицийский разгром армий Юго-Западного фронта определенно указал, до какой степени разложения дошла наша армия.
Как главнокомандующий фронтом я считал своим долгом выступить с требованием о введении смертной казни для изменников и трусов. Требование это было удовлетворено, но не в полной мере, так как не распространялось на тыл, наиболее зараженный преступной пропагандой.
Вступая на пост Верховного главнокомандующего, я предъявил Временному правительству те условия, которые я считал необходимым провести в жизнь для спасения армии и для ее оздоровления. Среди этих мероприятий было и введение смертной казни в тылу.
Временное правительство принципиально мои предложения одобрило, и я вновь подтвердил их 14-го сего августа на Государственном совещании в г. Москве.
Время было дорого, каждый потерянный день грозил роковыми последствиями, а между тем Временное правительство с одной стороны не решалось осуществить мои предложения, а с другой — допускало даже определенную критику их газетами и различными организациями. Одновременно в целях окончательного разложения армии была начата и травля высшего командного состава.
В то же время по самым достоверным сведениям в Петрограде готовилось вооруженное выступление большевиков. Имелись определенные указания на то, что они намереваются захватить власть в свои руки, хотя и на несколько дней, и, объявив перемирие, сделать решительный и непоправимый шаг к заключению позорного сепаратного мира, а следовательно погубить Россию.
Что подобное намерение со стороны большевиков и некоторых безответственных организаций являлось вполне вероятным, подтверждается и тем, что в составе их, как то с несомненностью доказано, имеется большое число предателей и шпионов, работающих в пользу Германии на немецкие же деньги.
Видя бессилие Временного правительства и отсутствие у него решимости принять энергичные меры против лиц и организаций, определенно ведущих к гибели Россию, и дабы предотвратить катастрофу, я решил подтянуть к Петрограду четыре кавалерийских дивизии с тем, что если выступление большевиков действительно последует, то — оно будет подавлено самыми решительными и крутыми мерами. С преступной работой изменников тыла надо было покончить раз навсегда.
Решаясь на это, я лично не преследовал никаких честолюбивых замыслов и не желал принимать на себя всю тяжесть единоличной ответственности по управлению страной. Я хотел в согласии с целым рядом лиц, пользующихся общественным доверием, и с целым рядом общественных организаций, стремящихся к спасению России, — дать при помощи этих же видных общественных деятелей сильную власть Родине, способную спасти ее от гибели и позора. Я лишь считал необходимым вступление мое, как Верховного главнокомандующего, в состав нового правительства.
496
No comments:
Post a Comment
Note: Only a member of this blog may post a comment.